Три года кряду я писал свои рассказы на лоджии. Это была всепогодная полупрозрачная келья с тёплым полом и римскими шторами, конвектором и откидным столиком для кофе или фужера вина. Стеклянная стена отделяла меня от снегопада, морозной наледи или проливного дождя, чернильный сумрак менялся на акварельные тона белой ночи. Подо мной щебетали на детской площадке ребятишки, катали коляски исполненные благодати молодые мамочки, качались на тренажёрах парни, цокали каблучками по мокрой тротуарной плитке торопившиеся из театра красотки, прогревал поутру простуженные машины и разъезжался зарабатывать деньги «офисный планктон».

Наблюдая за всем этим свысока, я казался себе астронавтом, повисшим над городом в стеклянном аквариуме. Рискнул написать об этом редактору.

– Ерунда! – иронически возразил тот. – Это город находится в аквариуме, а ты наблюдаешь за ним и пишешь об этом.

А что, достойный образ!

Прозрачный кабинет оставался уютным, даже когда квартиру в очередной раз заполонили сумки, узлы и картонные коробки. Намечался новый переезд.

С удивлением мы обнаружили, что извлечённое из шкафов и антресолей имущество не умещается в однокомнатной квартире. Пришлось, извинившись перед соседями, разместить часть нажитого непосильным трудом барахла на лестничной площадке, благо она просторная и закрывается на общий замок.

Переезд растянулся на неделю. Сначала близкий друг перевёз в новую трёшку самое хрупкое – посуду, технику, фотографии и картины. Затем сосед на огромном внедорожнике переместил компьютеры, одежду, обувь, постельное бельё и два любимых растения в керамических горшках.

Напоследок мы заказали грузовичок, в который двое грузчиков погрузили коробки с книгами, архивом и сувенирно-бытовой дребеденью, детскую кроватку, коляску, санки, столик, сушилку, гладильную доску… ещё что-то.

В новой квартире перемещённый скарб занял целую комнату – от пола до потолка, и оттуда мы его понемногу распределяли.

С изумлением подсчитали: переезд занял пять легковых и один грузовой рейс. И это при том, что всю мебель в новой квартире, а также холодильник, стиральную машину мы покупали заново.

Месяц спустя, когда привезли и смонтировали гардеробную, шкафы и прочую встроенную мебель, мы с удивлением увидели, что горы барахла волшебным образом куда-то рассосались и квартира стала воздушно-просторной. Брожу по комнатам и не понимаю – а зачем, собственно говоря, понадобилось шесть автомобильных рейсов?

Для лейтенантского переезда к месту службы мне хватило одного чемодана, к которому пристегнул ремнями свёрнутую флотскую шинель.

Второй переезд был из степного гарнизона S в Севастополь: в автомобильный багажник уместились тот же чемодан с шинелью и сумка с пишущей машинкой, кассетным магнитофоном и двумя десятками книг.

А потом я женился и, как любят ёрничать в подобных случаях, тут-то всё и началось.

Для новой жизни я снял квартиру в новостройке, пахшей красками и штукатуркой. Мебели не было никакой, поэтому сразу пришлось поехать в магазин и купить диван, холодильник, телевизор, стол, стулья, ковёр, кухонные шкафчики и трёхстворчатый шкаф.

Родители жены прислали из Ленинграда багажом посуду и постельные принадлежности, книги покупались почти ежедневно – в общем, процесс пошёл.

Мир вскоре напомнил вчерашним молодожёнам, насколько он хрупок вообще, а у военных людей тем паче. У хозяев квартиры изменились обстоятельства, и они попросили нас съехать. Поиски жилья усложнились тем, что меблированные апартаменты нам теперь не подходили, не выбрасывать же на помойку то, что куплено всего год назад. Распродавать по дешёвке новую мебель тем более не хотелось… И тут ещё один удар: меня срочно отправляют в море и не менее чем на полгода!

Жена с маленьким сыном спешно уезжают в Ленинград. Спасибо молодому и понимающему начальнику отдела – выделил мне комнату в лаборатории.

Переезд состоялся ночью: бортовой «ЗИЛ», два матроса и мы с начальником управились за три часа. Вещи уместились в 12-метровую келью так, что остался запас приоткрыть дверь. Я повернул ключ в дверном замке, а через два часа смотрел с корабельной надстройки на удалявшиеся в тумане крымские берега.

По возвращении узнал, что лабораторию инспектировал начальник нашей «конторы». Естественно, полковник поинтересовался, что там, за закрытой дверью с надписью «Комната отдыха персонала».

– Вещи Владимира? Какие такие вещи? А ну покажите.

Взглянув в приоткрытую дверь, шеф снял позолоченные очки, протёр их о рукав форменной рубашки снова надел и задал вопрос:
– Зачем ему столько? Он же лейтенант.

Начальник отдела оказался человеком находчивым.

– Так молодая жена, ребёнок… Жена как раз находится на стадии активного самоутверждения в роли…
– А-а-а, – протянул шеф. – Ну тогда ладно. Закрывайте!

По возвращении из похода мне предложили жильё: две комнаты в старом лабораторном корпусе. Из удобств там был только свет.

Стремительно наступала осень. Вместе с соседом, офицером из нашей части, мы заготавливали дрова для двух печек. Тогда же возникла идея протянуть в наши «руины» водопровод и канализацию. Мы отчаянно долбили в каменистом грунте траншеи, добывали трубы, подкупали водкой и спиртом сантехников. Едва состоялось торжественное открытие мойки на кухне и внутреннего туалета, как пришло известие: я лечу в Афганистан.

Посовещавшись с женой, решили снять отдельное жильё или хотя бы комнату с удобствами. И снова ночной переезд: бортовая машина, два офицера и два матроса…

Спустя пять лет я получил ключи от собственной двухкомнатной квартиры в Севастополе. Помню, как до наступления темноты бродил по комнатам, остро пахшим масляной краской, сырыми обоями, штукатуркой, выходил на лоджию и на балкон, щёлкал выключателями и не верил, что это – моё!

Новый дом находился по другую сторону проспекта, где мы снимали очередную квартиру, и несколько дней кряду по вечерам я переносил домашний скарб в сумках и чемодане. Потом опять грузовик и матросы. Это был пятый переезд в светлом южном городе.

– Учти, – предупредил товарищ, в очередной раз помогая собрать трёхстворчатый шкаф, – следующей перевозки он не выдержит.

Я устало махнул рукой.

Обживали новую квартиру с тестем: стеклили лоджию, перебирали скрипучие дощатые полы, мастерили антресоли и встроенный шкаф на лоджии. Дерево добывали вечерами, гуляя по стройкам. Дома тщательно мыли и сушили обломки досок и бруски. Потом я возил деревяшки в столярку к знакомым работягам и за бутылку приводил их в божеский вид. Спустя год показал обшитую вагонкой лоджию литератору из Москвы, и тот не поверил:
– Неужто всё с помойки? Не может быть!

Я любил эту солнечную двушку и искренне считал, что именно в ней закончу свой земной путь. Я хотел этого! Но как же прав был Пушкин:
Пил, ел, скучал, толстел, хирел,
И наконец в своей постеле
Скончался б посреди детей,
Плаксивых баб и лекарей.

Не моё это. Да и нет в подлунном мире ничего вечного.

Сначала развалилась страна. Лихие девяностые. Служба на флоте под флагом государства, которого нет. Любимый город, враз оказавшийся в чужом и чуждом государстве.

Квартира продавалась нелегко и ушла за смешную сумму. Если бы вдруг сегодня срочно понадобилось столько денег – звонок двоим-троим близким друзьям, и вопрос решён. А через три-четыре месяца вернул бы и забыл. Но тогда…

Приходили какие-то люди, вывозили технику, мебель… Коробки с книгами я отвёз на работу, где мне предоставили кладовку. Последняя ночь прошла в абсолютно пустой квартире. Я бродил по комнатам, щёлкал выключателями, как в день вселения, и думал: «Вот и всё. Обнулился по полной. Будто и не служил вовсе».

Диван-трансформер, постельное бельё и посуду мы переместили поутру в соседний дом, ключи от былого счастья я вложил в ладонь новой хозяйки…

– Вы заходите, – сказала добрая женщина. – Ну, в смысле чайку попить, или мало ли чего ещё…

В чужом новом жилище (свою однушку мне предоставил до весны сердобольный сослуживец) из всех щелей дул сырой предзимний ветер. Я старался приходить сюда только спать. Вечера проводил в Морской библиотеке, у близкого друга Витька или у рыжей стриптизёрши Ноны, с которой у меня был в разгаре патологический роман… Оставаясь в промозглой квартирке один, я включал кассетный магнитофон и, сидя на диване-трансформере, слушал, погасив свет, хит Юрия Лозы:
На маленьком плоту
Сквозь бури, дождь и грозы,
Взяв только сны и грёзы и детскую мечту,
Я тихо поплыву-у-у…

Отсюда на рассвете я уезжал в свою последнюю служебную командировку на Кавказ. Перед тем как уйти из квартиры, глянул на себя в зеркало: незнакомый офицер в форме морского пехотинца. Думал ли я когда-нибудь, что под занавес придётся носить камуфляж?

Спустя три месяца на КПП военного аэродрома меня встретил друг Витёк.

– Прости, дружище, но я всё решил за тебя! С депрессивным прошлым покончено! В общем, я принял решение и перевёз твои вещи. Помнишь, мы мечтали жить в центре, на Большой Морской?

Это была просторная «сталинка» с огромной прихожей, двумя светлыми комнатами и уютной кухней с видом на дворовый сквер. Посреди гостиной на куске яркого ковролина сиял от счастья мой диван-трансформер. На кухне хлопотали у плиты две красивые девчонки.

– Знакомься! Это – Принцесса! А это – Клёпочка! Клёпочку вообще-то Клеопатрой зовут. Это наши жёны, дружище! Мы теперь – дружная шведская семья. Нет, если тебе не нравится, можешь вернуться в ту щелястую однушку и спать там на полу, за трансформер я тебе деньги верну…

Потом были два года, о которых до сих пор вспоминаю со щемящим чувством утекающего сквозь пальцы счастья. В Петербург я снова уезжал с одним чемоданом, тем самым, с которым приехал на флот двадцать три года назад.

– Д’Артаньян! – ласково обнимая меня, воскликнул на перроне мой тёзка-сослуживец. – Всё раздал, всё подарил, всё оставил, уезжает в голубой мушкетёрской накидке с крестом, со ржавой шпагой и без штанов!

«А что? – подумал я в купе скорого поезда. – Так оно, пожалуй, и есть».

Впрочем, были ещё и книги – несколько сотен, замечательных, можно сказать, вечных книг. Коробки с книгами были заботливо уложены в контейнер и опломбированы украинской таможней. Контейнер плутал по железной дороге недели три, но прибыл-таки в Петербург.

– Что у вас там? – лениво спросил старший таможенной смены на Московском вокзале. – Книги? Во даёшь, подполковник! Нормальные люди ковры везут, золото, брыльянты, ну хотя бы гашиш… А ты книги через границу… Натаха, иди прими скарб военного пенсионера!

Пунцовая от смущения Натаха, молоденькая девушка-лейтенант, сопроводила меня к контейнеру.

– У вас там точно книги? – тихо спросила она.
– Книги, – подтвердил я. – Штук семьсот. Смотрите сами.
– Ладно, – сказала девушка. – Не буду смотреть. Давайте сюда декларацию. И простите нашего старшего, его не переделать… Подруги говорят, что я не современная… Я тоже читать люблю.

Новая трёшка, которую мы купили в Петербурге, добавив выручку от севастопольской квартиры к стоимости местной двухкомнатной «брежневки», была… Сказать, что она была уютной, означало бы не сказать ничего… Квартира пропитана светлой аурой писателя: в этих стенах он творил прекрасные книги об исчезнувших в глубинах морей людских цивилизациях, о подводных вулканах… За два года до нашего вселения писатель умер, отравившись палёной водкой, но я постоянно ощущал его присутствие и поддержку.

Как бы там ни было, после развода с женой я снова уменьшил своё имущество до размеров лейтенантского оранжевого чемодана. Большинство книг, которые я с таким трепетом покупал в Крыму и вёз в Петербург из Севастополя, перестало меня интересовать. Спустя много лет я узнал, что бывшая жена подарила их в библиотеку соседней школы.

В коммуналке с легендарными «Славиками из мглы» у меня были, кроме ноутбука, комплект постельного белья, электрочайник, пара плоских тарелок, две чайные кружки, штопор и четыре винных фужера…

Когда я снова женился, целых три года мы жили в квартире близкого друга, который в это время водил по всей Северной Америке тяжёлые грузовики.

Идея построить однушку «с котлована» казалась мне призрачной, но состоялась исключительно благодаря энтузиазму моей Мариши.

В новую светлую обитель с аквариумом огромной лоджии мы переехали вновь с комплектом постельного белья, электрочайником, мультиваркой, набором посуды и тремя коробками книг. В ожидании вновь заказанной мебели спали на надувной постели, любезно предоставленной моим сыном.

– Однушка? – недоумённо переспрашивали мои успешные однокашники. – Ну-ну…

А мы были счастливы хотя бы потому, что из нашей ванной комнаты уже никогда не появится призрак Славика в обоссаных кальсонах с просьбой «одолжить тридцаточку на бурбон».

Однажды в ночь с субботы на воскресенье мы проснулись от тихого свиста.

– Постель! – засмеялась Мариша. – Кажется, наш резиновый матрац лопнул.
– До утра хватит? – сквозь сон спросил я.
– Нет, Вовочка, по моим расчётам через пятнадцать минут мы окажемся на полу.

Помню, это нас ужасно развеселило.

А потом всё случилось, как и должно быть по законам семейного жанра. В новенькой хорошо обставленной квартирке появился милый ушастый щенок той-терьера Макс, а ещё год спустя Марина счастливо прошептала мне в ушко: «У нас будет ребёнок!»

Прошло ещё два года, и я с удивлением обнаруживаю себя в светлой трёхкомнатной квартире, в которую вот-вот вернутся с Кубани жена и маленькая дочь. Удивительное дело: ещё четыре месяца назад ничего этого не было.

Вспоминаются слова умудрённого жизнью приятеля: «Квартиры не покупают, дружище! Квартиры придумывают».

И вместе со счастьем обретённого дома появилось и окрепло в душе незнакомое мне доселе чувство непривязанности ко всему земному… Как любит говаривать мой товарищ Гриша: «Путешественник отличается от туриста тем, что он с лёгким сердцем, без тоски и грусти, может закрыть дверь своей квартиры, зная, что никогда не вернётся обратно».

Вспоминаю, как лейтенантом я возвращался домой со службы по тёмному микрорайону, заглядывал в светившиеся окна домов и думал, как же счастливы люди, живущие в собственных отдельных квартирах… Мне казалось, что они, эти люди, просто не должны, не имеют права быть недовольными, ссориться друг с другом, разводиться, болеть и умирать.

Мы обожаем своё новое жильё, но, смеясь, говорим о том, что пройдёт пять-семь лет, и у нас наверняка будет «ещё что-то», а возможно, «ещё и ещё»… Но мы не станем копить на это деньги, годами отказывая себе в самом необходимом. Мы снова это придумаем.