Когда женщина охвачена жаждой деятельности, окружающим рекомендуется заткнуться и ползти в ближайшее укрытие, прикрывая голову и прочие уязвимые части тела. А чтобы вас не накрыло внезапно, следует отличать её обычную деятельность от одержимости. Когда женщина убирает, готовит, стирает, гладит, воспитывает детей и мужа, то это ещё не одержимость, даже если она всё делает одновременно. Это банальная бытовуха, о которую, правда, может разбиться любовная лодка.

Рецептов спасения плавсредства всего два. Первый, самый благородный и самый неисполнимый, – подставить своё плечо, взяв часть обязанностей на себя. Второй – самый эффективный, но влетит в копеечку: схватить в охапку этот перпетуум-мобиле и отвести в ресторан, кинотеатр. В особо запущенных случаях – в ювелирный магазин. Это заправит женщину необходимой энергией ещё на полгода, а окружающих избавит от угрызений совести.

Оля уже посидела с мужем в недавно открывшемся японском ресторане, где даже рискнула отведать рыбу фугу, вволю походила по магазинам в бесконечном торговом центре, исследовав все четыре этажа. Но лоджия всё равно требовала ремонта.

У Ольги и Юрия Киричёвых имелась роскошная лоджия: высокая, просторная, размером с кухню в стандартной многоэтажке, ещё и сделана в форме арки. Увы, вся эта красота была заставлена и завалена крайне необходимыми вещами, а также невесть откуда взявшимся хламом.

Справа высилась старая кухонная мебель, зимой служащая холодильником, а летом – пристанищем для пауков. Слева стоял колченогий столик, который глава семейства время от времени использовал в качестве верстака. Под ним жила сумка на колёсиках, купленная ещё в доавтомобильные времена, и рядочком теснились шестилитровые баклажки, наполненные водой на случай отключения. По углам растыканы старая клеёнка, прибережённая для будущего ремонта, несколько банок с остатками краски, пара вёдер из-под шпаклёвки, сломанное бра, пакет с пакетами, стопка макулатуры, детские санки, пара не совсем истёртых шин, треснувшая пластиковая канистра, которую Юра уже третий год собирался починить суперклеем, старые карнизы – «Да ты что, кто же настоящую латунь выбрасывает? Ей цены нет!» – и так далее, и так далее, и так далее.

Оля с унынием осмотрела фронт работ, покосилась с опаской на пять мешков для строительного мусора – хватит ли их, чтобы всунуть всё барахло? – и решительно натянула перчатки.

Отступать было некуда. Взяла отпуск. Дочь Катю отправили к родителям, чтобы не путалась под ногами. Завтра с утра приедет специально вызванная машина для вывоза мусора, и к делу приступят штукатуры. Специалисты по установке окон уже всё обмерили – вскоре лоджия обзаведётся элегантным остеклением. На правой стене будет установлен металлический стеллаж, где Киричёв разложит свои инструменты, винтики, шпунтики, гаечки, саморезы, прокладки и прочие мужские сокровища. Знаменитые латунные карнизы прикрутят к потолку и повесят лёгкие занавески, а в центре появятся безбожно дорогой, но изумительно красивый ротанговый стол и пара покойных кресел с пухленькими сиденьями. Ах, как здорово будет выйти на преображённую лоджию летним утром с чашечкой кофе, устроиться в кресле, небрежно расправив пеньюар, и выдохнуть: «Блаженство!»

Через два часа все пять мешков были набиты доверху и отнесены вниз. Мужу пришлось идти в магазин за новыми. Ольга съела полшоколадки, чтобы пополнить истощившиеся силы, выпила кофе и взялась опорожнять выдвижные ящики, из которых Юрка уже забрал всё необходимое.

В мешки без пощады отправились: коллекция винных пробок, два десятка деревянных палочек для суши, старенький кипятильник, с которым Ольга когда-то ездила в командировки, пластмассовые и металлические крышки для банок (и самих банок уже нет, и не консервирует она давно), гвозди, скрепки, пачка потерявших форму свечей, остатки детского конструктора…

Оля освободила уже два ящика, а третий почему-то не открывался до конца. Она подёргала его, потрясла, и из какой-то щели с громким звяком выпала связка ключей с брелоком в виде розовых губок. Не веря глазам, взяла в руки связку, механически пересчитала – ключей оказалось пять. Опустилась на табурет, шепча:
– Вот оно, значит, как… Вот оно…

Киричёва всегда гордилась доверительными отношениями с мужем. Она не имела привычки проверять, какие сайты он посещает, инспектировать звонки и эсэмэски в его телефоне, шарить по карманам. Подруги осуждающе качали головами:
– Ох, Олька, потеряешь мужика! Будто не знаешь, какие они все кобели.
– Нет, девочки. Я и так ревнивая до ужаса, а если дам себе волю, начну проверять каждый шаг, точно дойдёт до развода. Юрка недоверия и контроля не потерпит.
– Смотри, подруга, как бы не пришлось локти кусать.

– Первая жена Киричёва локти себе уже двенадцать лет кусает. Довела Юрку своими подозрениями до того, что он в чём стоял, в том и ушёл. Хотя никаких оснований у неё не было. Мы с ним только через полгода после их развода познакомились. А она, дура, так до сих пор и не замужем.

А тут вот оно, основание, нагляднее не придумаешь: ключи от чужой квартиры с дешёвым розовым брелоком. Ольга моментально представила губастую тёлку с претензией на гламурность. Пышные груди вываливаются из декольте, бока нависают над джинсами с заниженной талией – Юре всегда нравились такие, не толстые, но фигуристые. Загорелая, бесстыжая, с пышной копной крашеных волос, наверняка парикмахерша или продавщица. Зарплата не космическая, но запросов на миллион.

Тут же вспомнились Юрины задержки на работе, непонятные командировки, выезды с друзьями на рыбалку, посиделки в гараже. Но как же он, паразит, классно маскировался! Всегда привозил кучу снимков на телефоне: дорожные пейзажи, архитектура чужого города, костерок возле речки, богатый улов. Вот только самого мужа на этих снимках никогда не было, внезапно осознала Оля. Мужики нафотографируют и на телефон ему скинут – при нынешнем уровне развития техники это делается на раз-два. А Киричёв под прикрытием отличного алиби кувыркается со своей гламурной кисой.

И дело, судя по всему, зашло так далеко, что развод не за горами. Партнёру по случайному перепихону ключи от квартиры не доверят. Вот эти два, похоже, от входной двери, один примитивный английский, второй посолиднее. На этот замок закрывают жильё, когда уходят. Третий – от подъезда. Четвёртый, большой старинный ключ, – возможно, от гаража. И самый маленький, блестящий, кажется, от почтового ящика. Это Олю окончательно добило: он и газеты ей, как собачка, в зубах носит!

Вернувшийся с мешками Юрий Киричёв застал жену на кухне. Она с каменным лицом сидела за пустым столом, в центре которого на подносе лежала связка ключей с брелоком в виде губ. Сильно пахло корвалолом.

– Что это за натюрморт? – весело поинтересовался гулящий супруг.
– Я хочу знать правду.
– Да я бы тоже не против. А ты о чём?
– Кто она?
– Э-э-э… Я как-то не совсем понял. Что тебя, Олечка, интересует?
– И у тебя ещё хватает наглости называть меня Олечкой, гад! – взорвалась Ольга. – Кто эта паскуда, твоя любовница? Я нашла ключи от её квартиры!

Киричёв замер, словно окаменев на мгновение, потом осторожно сел на табурет, взял в руки связку, повертел, нахмурился, опустил голову.

– Понимаешь, Оля…

И, не выдержав роли, разразился гомерическим хохотом.

– Олька, ты балда! Это же ключи от нашей старой квартиры! Неужели не узнаёшь?
– Как от старой? – растерянно пробормотала Ольга. – Погоди.

Дрожащими руками она схватила с подноса связку, уронила, подняла, поднесла поближе к глазам. Господи, можно ли быть такой дурой! Конечно, это ключ от замка, который уже висел, когда они въехали в квартиру. Снимать его не стали, просто добавили второй, посолиднее. Маленький ключик и в самом деле от почтового ящика, сама же покупала навесной замочек, чтобы не тырили любимую газету.

Неимоверное чувство облегчения окатило её, будто водой из ведра.

– А этот? – требовательно спросила Оля, не собираясь сдаваться так быстро, хотя и понимала уже, что её любимый Юрка ни в чём не виноват, а знойная бесстыжая парикмахерша с силиконовыми губами – всего лишь её больная фантазия.
– Этот от шкафчика в спортзале, ну, когда я ещё на теннис ходил. Кстати, надо бы снова записаться, а то я начал вширь расти, – муж похлопал себя по слегка обозначившемуся животу. – А здоровый ключ я использовал как открывалку для пива. Очень удобно.
– А зачем ты их сохранил?
– Да не хранил я ничего! Нашёл связку в зимней куртке, собирался отвезти новым хозяевам. А потом подумал: какой смысл? Скорее всего, они уже замки сменили.

После бурного примирения, которым всегда заканчивались их ссоры, Ольга, лежавшая на плече мужа, вдруг вскинулась:
– А брелок?
– Оль, ты всё о том же? Ну, хватит уже разборок.
– Нет, я понимаю. Но эти розовые губы на связке меня с панталыку-то и сбили. Такой цвет гнусный, и форма развратная, как у… Ну, ты понял.
– А это Катюхин брелок, даже не знаю, откуда он у неё взялся. Девчонки ведь любят всё розовенькое. Я на лоджии возился, она играла рядом, прицепила к ключам. Я и внимания не обратил, смахнул в ящик и забыл.
– А-а, – облегчённо выдохнула Ольга и завозилась, устраиваясь удобнее.
– Что, опять чудовище с зелёными глазами? – сочувственно спросил муж.
– Вроде того, – покаянно созналась Оля. – Ты не обижайся, пожалуйста. Представляешь, что я пережила, пока ты из магазина не вернулся? Просто я очень-очень тебя люблю. И до сих пор не могу поверить, что мне так повезло.
– Ладно, проехали, – великодушно пробурчал Юра и обнял свою ревнивицу покрепче.