У Бориса была одна странная привычка. Появилась она практически одновременно с Борисом. Можно сказать, первородная привычка. Да что вокруг и около ходить, скажу. Борис спал как младенец – запелёнутым. По-другому – никак, сон не шёл. Хотя по-другому он не экспериментировал. Мать его экспериментировала до пяти лет, а потом плюнула, смирилась.

И начиная с пяти лет Борис самостоятельно заворачивался в простынь. А в межсезонье, когда отопление не поспевало за похолоданием, привлекал к процессу одеяло.

У него даже такая поговорка была по жизни – «запеленай меня, мама». Когда он расстраивался, то «запеленай» становилось грустным, если радовался – радостным, удивлялся – удивлённым и так далее, в зависимости от насущных эмоций.

И в летнем лагере он пеленался, и на сборах – никто слова ему не говорил. Да и что скажешь человеку, который спит ночью как младенец. Это же не какой-нибудь бессовестный лунатик.

Вот друг его, Валерка, – так тот буйный от рождения. У него что ни ночь, то драка. Он как из пелёнок в два счёта выворачивался, так и во взрослом состоянии каждую ночь воюет. Конечно, не всю ночь напролёт, но атаки три-четыре отбивает. Специалист успокоил его: мол, ничего в этом страшного нет, специфическое проявление одной из стадий сна млекопитающих. Уточнять Валерка не стал, и так всё ясно. Он эту стадию понял как нечто подобное храпу. И как любой тактичный храпун, стал предупреждать о неотвратимости бессонных ночей в его присутствии.

Борис советовал ему закутываться посильней.

Как-то раз в гостях Валерке спальник всучили. Забрался – спит. А когда врукопашную пошёл и на пол грохнулся, стулья, тумбочку, торшер – всё смёл. Катался, пока его панелью от пианино не накрыло. Да Валерка и в бодрствующем состоянии – то о знакомый порог споткнётся, то на незнакомую ногу наступит. А посуды перебил – на три универмага хватило бы.

Был у них ещё друг, который ночью с кровати падал. Но это вообще ерунда. Упал, да лежит спит. В детстве многие падали. Только с годами такое проходит, а он с собой эту привычку из детства во взрослую жизнь утянул.

Да чего только человек не утянет с собой из детства. Маринка вот, например, когда нервничает, шарики из хлеба катает. Это у неё с тихого часа в детском саду такая привычка. Возьмёт хлеб с обеда, лежит, делать нечего – шарик катает, катает.

А Надька вообще руку ела. С ладони и до локтя обгрызала в кровь. Ей уже и мазали гадостью всякой невкусной, и забинтовывали, и отрезать грозились. Отец топор схватил, отрублю, говорит. Думал, от шока Надька забудет привычку. Ему так специалист посоветовал – напугать. А Надька ещё сильнее вгрызлась.

Борис её в автобусе по руке-то и узнал. Смотрит – тётка какая-то руку грызёт. Он сразу одноклассницу Надьку вспомнил. Пригляделся – и правда Надька.

Так это она ему и сказала, что Кирилл пропал.

Мать Кирилла стала всех обзванивать по старой записной книжке с домашними телефонами. А Надька как раз собиралась избавиться от домашнего телефона. По нему уже никто и не звонил, кроме пластиковых окон с зубными имплантатами и не прошедшим проверку водосчётчиком на варикозе с больным позвоночником без предоплаты и выходных.

И в тот день она уже собиралась пойти расторгнуть договор. А когда зазвонил телефон, Надька даже обрадовалась. Она почувствовала, что это не окна, не двери и не самый выгодный интернет, а кто-то настоящий, тот, прошлый, человеческий.
И хотя мать Кирилла говорила о плохом, у Надьки поднялось настроение. Не то чтобы она развеселилась, а как будто в норму пришла, как будто домой вернулась, а там всё по-старому. И от этого старого – не воротит и грустно не становится, а просто спокойно, мирно и надёжно.

Она ещё вспомнила, как встретила Кирилла, у неё ещё тогда ремонт шёл, и стала советоваться насчёт пола. Так Кирилл сказал ей, что не дай бог она вместо старого дубового паркета положит ламинат, и что так поступают одни кретины, и чтоб после этого она к нему не приближалась.

Она не особо-то и приближалась. Подумаешь, бывший одноклассник. Конечно, ей с ним всегда было интересно общаться. Кирилл – путешественник. И все эти его приключения, невиданные жёны-иностранки, дети-туземцы, трагически погибшие товарищи, выжившие дельфины… Да ему всегда было что рассказать, чем удивить неискушённых обывателей. Он со школы таким был. Историю, географию, литературу знал досконально. Его рассказами даже учителя заслушивались, хотя и называли отсебятиной. А географ вообще называл Кирилла высшим проявлением родительского мастерства. Кстати, родители у географа тоже не промах – сына Магелланом назвали. Магеллан Львович Коган. Не встречали такого географа? Может, Кирилл рассказывал?

Рассказывать Кирилл мог часами. Махнёт рукой над головой и дальше рассказывает. Махать – это у него такая привычка была, что-то вроде нервного тика. Махал, как будто мух отгонял. И слушателей эти мухи нисколько не отвлекали.

Надька тогда послушалась Кирилла и решила ламинат прямо на старый паркет положить – нормально получилось. И успокоилась Надька, а то – неужели старых друзей из-за какого-то ламината терять?

И вот теперь мать Кирилла пыталась втолковать ей, что пропал Кирилл, потерялся. И что терпела она, а потом всех подряд обзванивать стала. А домашних телефонов уже и нет ни у кого. И Надя ей первая ответила. И что теперь делать, непонятно, и на полицию надеяться бесполезно.

И Надька решила подъехать к матери Кирилла – всего-то через пару остановок живут. А в автобусе – Борис. Давно не виделись.

Когда же подходили к подъезду, Борис решил Валерке позвонить – рассказать про Кирилла. А Надька уже рассказала Маринке. И Маринка как раз позвонила Надьке, узнать, может, что прояснилось.

После школы, конечно, уже много лет прошло, и не общались толком, но любопытство брало своё. В общем, Валерка с Маринкой через пару часов тоже подъехали.

Мама Кирилла ужасно нервничала, говорила, что обычно он звонил и предупреждал, а тут вообще не сказал, куда едет, даже не наврал ничего. Хваталась она то за чайник, то за семейный альбом с фотографиями, то за сердце, то за Надьку с Маринкой. Но всё же чаще за сердце.

Да и в самом деле, где искать этих взрослых детей! И все стали вспоминать последний разговор с Кириллом. Ведь у каждого был с ним свой последний разговор.

Надька сначала на паркете зациклилась, а потом вспомнила, что после паркета он ей ещё о каких-то особенных лодках рассказывал, и что делают их только в какой-то одной местности, а в какой – она не запомнила. И так он долго рассказывал, а она всё думала про свой паркет. И, кажется, он говорил, что поедет туда, где делают эти лодки, чтобы сохранить традиционное мастерство.

А мама спросила Надьку, не махал ли он рукой над головой. И Надька сказала, что махал, а мама опять схватилась за сердце.

А потом Борис вспомнил, что последний раз он Кирилла видел полгода назад. Борис тогда решил от своей домашней библиотеки избавиться. На тот момент от жены он уже избавился, надоело ей, видите ли, рядом с мумией спать, и окна новые поставил. А старая стенка, набитая книгами, продолжала отравлять его новое существование. А тут как раз Кирилл позвонил, ну и приехал к нему на помощь.

Борис планировал все книги в подъезд вытащить, а стенку разобрать – да на помойку. Мебель ему новую хотелось.

После первого тоста «за встречу» Кирилл проклял новые Борисовы окна и пустился рассуждать о премудростях изготовления венецианского стекла.

Выпили они тогда прилично. И о чём говорили, Борис толком не помнил. Вот про стекло помнил, потому что это вначале было. И Кирилл сказал тогда, что и у нас есть такое место, где стекло не хуже венецианского делают. И что он  собирается поехать туда и как следует изучить технологию. И Борис спросил его тогда – зачем. А он ответил – чтобы дело сохранялось.

А утром Бориса рвало, и он понял, что это от неправильных новых окон, и слава богу, что ничего вчера не выбросили.

Тут мама Кирилла спросила, не махал ли Кирилл рукой над головой, когда говорил о стеклянном местечке. И Борис сказал, что, может быть, и махал. И мама опять схватилась за сердце.

Тут и Маринка вспомнила. Она сама Кириллу последний раз звонила. Вопрос у неё был деликатный, она ещё долго думала, с кем бы посоветоваться. В общем, хотела узнать, где молиться лучше и какому святому об усмирении собаки.

Собаку они завели – бассет-хаунда. Маринке нравилась эта порода: грустный, медлительный, с короткими лапами и длинными ушами. В результате оказался – домашний тиран. Смесь свёкра с главбухом – так Маринка его определила. Она в бухгалтерии работала, а дома у них жил свёкор, точнее, они жили дома у свёкра. И когда Маринка сказала Кириллу, что собаку завели они с мужем, и свёкру её не доверяют, и сами пытаются с ней гулять, хотя целый день на работе, а свёкор целый день дома, Кирилл сказал ей, чтобы она молилась на свёкра. А в противном случае придётся расстаться с собакой, а впоследствии, возможно, и с мужем. И в таких делах первым делом надо молиться на тех, кто рядом, даже если они вам надоели за всю вашу жизнь.

А потом Кирилл углубился в историю иконописи, отдельно остановившись на периоде иконоборчества. И сказал, что знает одну пещерку. Если туда спуститься и побыть какое-то время, то поймёшь, кто ты на самом деле. Но туда не всем рекомендовано, хотя многие лезут и сидят там шокированные по нескольку суток. И он давно туда собирается.

Ответить на мамин вопрос, махал ли Кирилл рукой над головой, Маринка не могла, разговор у них телефонный был.
 
И мама опять схватилась за сердце.

А Валерка признался, что Кирилл занял у него денег две недели назад. Сказал, что совсем на мели, и Валерка перевёл ему небольшую сумму на карточку.

И после Валеркиных слов мама Кирилла зарыдала и запричитала, что это он из-за неё из дома ушёл, что она его доконала, каждый день пилила, что не работает, живёт на её пенсию, что ни жены, ни детей нет, одна болтовня всю жизнь. И только бы он вернулся живой, и слова ему не скажу, только молиться на него буду.

И стала она молиться как могла, то есть рыдать. И Надька с Маринкой – за ней. А Борис сказал, что надо бы выпить, и Валерка кивнул. Но тут раздался звонок в дверь, женщины стихли, а мужчины бросились открывать. И уже появилась надежда, но это был участковый. Он поправил несуществующие очки и сказал, что наше государство не бросает одиноких пенсионеров в трудных жизненных ситуациях, поэтому он и пришёл уточнить некоторые детали, и хорошо, что так много свидетелей собралось.

Борис сказал, что он сейчас сбегает кое за чем. Участковый его правильно понял, одобрительно подмигнул ему и открыл папку. Просмотрев какие-то листы, он спросил, нет ли новых фактов по делу, и стал уточнять, кто в каком родстве состоит, имеются ли наследники.

Мать взяла себя в руки и строго сказала, что Кирилл – сам наследник, несмотря ни на что. Тогда участковый перевёл разговор на особые приметы. В это время пришёл Борис, и они с Валеркой взялись хозяйничать.

А мать сказала, что у него только одна особая примета. Махнув над головой, она продемонстрировала уже всем известную привычку Кирилла. И все повторили за ней это движение и подтвердили, что это у Кирилла с детства. Но участковый сказал, что не надо ему голову морочить и что особая примета – это шрам, или родинка, или, например, ухо отрезанное, был у него такой мужик – художник.

И тут мать вдруг сказала, что Кирилл дым разгоняет, который идёт у него из головы. Все, конечно, посмотрели на неё соответствующе. Но она спокойно объяснила, что когда Кирилл был маленький, он постоянно что-то придумывал, сочинял всякие небылицы. И тогда она говорила ему, что у него дым идёт из головы. Вот он и разгонял дым, чтобы все верили его рассказам.

– Эх, запеленай меня, мама, – обречённо вздохнул Борис и шмыгнул носом, сдерживая слёзы.

Валерка потянулся за бутылкой, опрокинул Надькин чай на участкового и не стал извиняться.

Маринка катала семнадцатый шарик из хлеба. Она складывала их в ряды по четыре штуки.

Надька зализывала погрызенную кисть.

Валерка налил участковому, но тот сказал, что на работе не пьёт, поправил несуществующие очки и выпил.

А потом опять пошли разговоры о приметах, привычках, последних самых важных словах. И так по второму, третьему, четвёртому кругу. Надька доедала руку. Борис с горечью повторял «Запеленай меня, мама». Валерка что-то ронял. Маринкины шарики перешли все границы, и участковый катал уже их вместе с ней, периодически поправляя несуществующие очки. Мама хваталась за сердце – в результате ей вызвали «скорую», и после укола она уснула. А ребята так расшумелись на кухне, что не услышали, как открылась входная дверь и на кухню вошёл Кирилл.

И когда он вдруг возник перед ними и спросил, по какому поводу собрались, все онемели, и только участковый спросил: «А вы кто, гражданин?» А Надька навзрыд крикнула: «Мы тебя ищем, дурак!» А Маринка сначала бросила в Кирилла все свои шарики, а потом бросилась его обнимать.

– Запеленай меня, мама, – радостно сказал Борис, оторвал Маринку от Кирилла и сам обнял его.

Тогда Маринка бросилась обнимать участкового. А Валерка бросился обнимать Надьку.

Маму решили пока не будить. А Кирилла усадили за стол и приготовились слушать.

– Никуда я не пропадал. Куда я от вас, ребята, денусь, – начал Кирилл. – За грибами решил съездить. А там такие места! Нога человека не ступала. Кроме лосей там вообще никто не ходит.

И дымок поднялся над головой Кирилла. Вот честное слово, вот запеленай меня, мама, – все видели, даже участковый.