Каждое утро миллионы людей начинают свой день с чашки кофе. Особенно заманчиво это выглядит в рекламе. Аромат пробуждает чувства, крепость заряжает энергией на весь день, а насыщенный вкус уносит в далёкие южные страны… Туда, где я сейчас живу.

На плантациях Коста-Рики близ границы с Панамой кофе созревает в начале сентября. Для сбора урожая плантаторы нанимают индейцев племени нгобе, которые жили на этих землях за тысячи лет до прихода европейской цивилизации. Мы решили снять фильм о коренных обитателях джунглей, которые считаются лучшими сборщиками кофейных зёрен.

Как только начинается сезон сельхозработ, около пятнадцати тысяч человек нелегально переходит из Панамы в Коста-Рику. Мужчины, их жёны и дети. Граница в этих местах довольно условная – столбики из бетона, окрашенные в жёлтый цвет. С одной стороны – табличка «Панама», с другой – «Коста-Рика». Перешагнул – и ты в другой стране. Причём эти обозначения ещё нужно заметить в высокой траве.

Для тех, кто путешествует на автобусе и имеет документы, существуют таможенный и паспортный контроль. Но индейцы идут пешком, и у них нет удостоверений личности. Правда, для общения с бледнолицыми им приходится выдумывать себе имена – Хуан, Педро, Мигель, – хотя у них есть собственные, для нас труднопроизносимые и непонятные, но дающие очень точную характеристику каждому человеку.

Ребёнок нарекается не сразу. Женщины долго наблюдают за поведением и характером новорождённого. Какой человек из него вырастет – шустрый или медлительный, вдумчивый или импульсивный, улыбчивый или серьёзный? И лишь потом старейшины дают ему имя. А для белых людей они просто выбирают условные обозначения – педрохуаны. За полгода, пока не было работы, какой-нибудь Унчингуадро забывает, как представлялся бледнолицым в прошлый раз. Вот и получается, что сегодня он Санчес, а завтра – Хавьер.

Индейцы очень выгодные работники. Бараки, в которых они живут на плантациях, построены много лет назад. Помещение на семью – двенадцать квадратных метров. Глиняный пол. Из мебели – широкая лавка, на которой можно сидеть или спать, – понятно, что о простынях, матрасах и подушках здесь никто не слышал. В лучшем случае кран с водой на весь посёлок и свет от дорожных фонарей.

За двадцать килограммов собранных ягод дают два доллара. Причём не взвешивают, а меряют специальной корзиной. Заставляют насыпать зёрна с горкой. Лишние четыреста-шестьсот граммов идут в плюс работодателю.

Индейцы не воруют. Взять чужое – страшный грех. Однажды местный доктор Пабло Ортис заметил, что в течение нескольких дней над бараками не поднимался дым костра. Это значило, что женщины ничего не готовили. Врач сказал, чтобы шли в джунгли и брали всё, что захотят. «Но это же не наш лес», – ответили индейцы. Тогда Пабло пошёл на хитрость: «Я специально приехал сказать вам, что сегодня особенный день, когда земли принадлежат всем». И только после этого мужчины пошли на охоту.

Но главное достоинство таких работников в глазах плантаторов – они собирают только зрелые плоды. Ну, не позволяет их отношение к природе срывать зелёные ягоды, чтобы побыстрее наполнить корзину.

Пока родители на работе, дети предоставлены сами себе. Остаются в бараке, как правило, под присмотром старшей девочки лет семи. Совсем маленькие раскачиваются в гамаке, а те, кто постарше, бегают за собаками и курами, такими же тощими, как и сами дети.

Во время съёмок все они вертелись вокруг нас. Я попросила их что-нибудь спеть, но меня не понимали. Тогда сама решила показать пример: «В лесу родилась ёлочка…» Одного мальчика так поразило моё исполнение, что с этой минуты он стал для меня верным пажом. Отгонял собак и других детей, чтобы не мешали работать, и каждый раз, когда выдавалась пауза, просил спеть ещё раз. На сегодняшний день это единственное признание моих вокальных способностей.

Ещё одно детское развлечение – рисование. Для этого существуют уголь, пепел и стены. Возможно, они даже не знают названия цветов, к которым мы привыкли. Даже не потому, что у них нет карандашей и фломастеров, – просто мыслят иначе.

Вот, например, арифметика. Числительное «один» в языке индейцев нгоби имеет тринадцать значений. «Один» на двух или четырёх ногах, летит или ползёт, если ползёт, то ядовитый или нет… Если на двух – свой или чужой, а если на четырёх – траву ест или тебя? Вопрос, сколько будет, если сто апельсинов умножить на сто, – приводит детей в ступор. Не бывает на дереве столько апельсинов.

По закону детям можно работать с четырнадцати лет, но мы видели мальчиков, которые тащили за родителями огромные мешки с кофе, несмотря на совсем юный возраст. Никого не волнует, кто и как собирает зёрна. Главное происходит вечером, когда считают корзины. Восемь-десять долларов на семью в день – это хороший заработок.

За расчётом может подойти только муж. Жёнам деньги в руки давать не положено. Вообще тема женского счастья в индейских селениях требует отдельного рассказа.

В их культуре отсутствует понятие «любовь». Также им непонятно, что такое свадьба, бракосочетание. К моменту созревания у девушки появляется несколько кандидатов, претендующих на её тело. Заинтересованные лица, кроме самой невесты, собираются на совет. Родители, старейшины и шаманы решают судьбу новой семьи. И даже если девушка мечтает о муже постарше да побогаче (тут видны параллели с нашей цивилизацией), в итоге она получает суженого, за которого проголосовало большинство. Никаких тебе «амуров», никаких тебе «тужуров».

В брак можно вступать с того же возраста, что и работать, – в 14 лет. Планировать рождение детей не принято. Сколько получится родить и вырастить – все в хозяйстве пригодятся. По законам племени мужчина может иметь несколько жён. Причём дети считаются общими для всех мам. И кнут, и пряник – всем поровну.

Индейские жёны – мечта любого мужика. Покорные и нетребовательные. В маленьком приграничном городке есть улочка, разделяющая два государства. Злачное место. Четыре бара, шестнадцать проституток. В выходные и праздничные дни там одновременно могут тусоваться несколько сотен мужчин. А вот индейцы к жрицам любви не ходят. Не принято. А может, слишком дорого. Десять долларов за час – это дневной заработок на плантации.

Главное мужское развлечение у индейцев – выпить и подраться. При этом их организм не усваивает алкоголь, с двухсотграммовой фляжки напиваются семеро. Хлопнет один другого по плечу – и пошли на улицу кулаками махать. Лежачего не бьют. Помогают подняться и вернуться за столик для продолжения беседы.

Издалека за всем наблюдают верные жёны. На эту улицу им нельзя, в бар – тем более. Воспитание не позволяет. Вот и ждут, когда благоверный нагуляется. С утра скандалов не устраивают и обновок не требуют. Мода тут столетиями не меняется. Первые платья им сшили европейские монахини, прибывшие на американский континент ещё в XVIII веке с миссионерскими целями. Естественно, сшили по монастырскому образцу. Вот с тех самых пор, кроме тесьмы для украшения, ничего не изменилось.

Но у индейских женщин есть важная привилегия – их нельзя бить. Это второй непростительный грех после воровства. Бывают, конечно, редкие случаи, и то лишь тогда, когда мужья обращаются в католическую веру. Там вроде бить не воспрещается. Непокорных жён даже когда-то сжигали. Вот так и живут. Сами в поле, дети в бараке.

Доктор Пабло тридцать лет пытается изменить эту ситуацию. Ему удалось убедить нескольких плантаторов, у которых ещё осталась совесть, открыть так называемые «касас дэ алегрия» – «дома радости». Если по-нашему – детские сады. Пока родители собирают зёрна для нашей чашечки утреннего кофе, дети находятся под присмотром воспитателей. Там есть электрический свет и телевизор. Когда мы пришли снимать этих счастливчиков, никто даже не обернулся. Все смотрели фильм «Маугли». Но самое главное – в «домах радости» есть вода в кране и возможность помыть руки. Ещё недавно, по словам доктора, в организме обычного ребёнка насчитывалось до семи разновидностей паразитов.
А вот бороться со вшами пока не получается. Они общие на всех.

На территории Коста-Рики насчитывается 25 индейских поселений. Эти места закрыты для туристов, но мы отправились в племя гуайми. Точнее, в объединение трёх кланов: «гуа» – рыба, «йи» – кукуруза и «ми» – сладкая картошка.

Сами себя они называют «новэ» – «те, кто живёт в деревне», а язык именуется «новэль», что переводится как «язык человеческих существ». Видимо, они умеют общаться не только «с теми, кто на двух ногах». Предки гуайминцев обосновались на этой земле очень давно. У родника близ поселения лежит огромный камень с петроглифами, которым полторы тысячи лет. Учёные спорят о смысле загадочных рисунков, а индейцы хранят молчание. Мне кажется, что кругляшки и завиточки напоминают клубы дыма и рассказывают о том, что на этом месте была продана первая партия табака, отправившаяся в Европу.

В общем, что-то скрывают от нас жители джунглей. Хотя, может, и сами забыли.

Вот что индейцы действительно хорошо помнят, так это своё происхождение. По древней легенде народ новэ пришёл из суровых северных краев. Раз в год, накануне нашего Рождества, всё племя собирается у костра, чтобы почтить память умерших и помолиться необычному природному явлению – свечению в небе. Доктор Пабло как-то присутствовал на подобном ритуале, пил вместе со всеми горький напиток из какао, всматривался в ночные звёзды, но, как ни старался, ничего не разглядел. По его словам, у индейцев срабатывает коллективное воспоминание. То есть в какой-то момент, находясь в состоянии лёгкого транса, всё племя начинает видеть историю своего народа, места, откуда пришли предки и даже северное сияние. Пожалуй, память и обычаи – это единственное, что у них невозможно отнять.

На территории резервации не так давно построили больничный комплекс – четыре домика в виде вигвамов. В одном из них принимает дипломированный доктор в белом халате со стетоскопом. В другом – специалист по традиционной медицине со знаниями, полученными от своего отца, деда, прадеда… У такого специалиста под окном госпиталя свой огородик, где растёт всё необходимое для лечения. Не бегать же каждый раз в лес. Во время «экскурсии» я всё время боялась наступить на какую-нибудь таблетку или раздавить мазь.

Заболевший индеец сначала ложится спать, чтобы во сне получить информацию, к какому доктору «записаться» на приём. Как правило, духи отправляют к местному гомеопату. Тот, оценивая свои возможности, берётся лечить сам, а в сложных случаях отправляет к коллеге со стетоскопом. Так они врачуют болезни телесные.

Для исцеления душевных страданий существуют шаман и специальное место для обрядов. Бледнолицым вход туда запрещён под страхом смерти. Мы и не настаивали. Во время съёмок меня не покидала мысль, что наша цивилизация очень жестоко поступила с коренными жителями. И продолжает это делать из благих намерений.

Сначала у них отобрали земли и лишили охоты. Взамен стали кормить подачками. Люди, тысячелетиями жившие в тесном контакте с природой, превратились в иждивенцев. Потом мы решили, что наша религия лучше. Католический молельный дом и церковь Свидетелей Иеговы здесь построили раньше, чем школу. До недавнего времени дети были вынуждены ходить за знаниями к белым – шесть километров до остановки жёлтого школьного автобуса. А в сезон дождей… а по дороге из скользкой красной глины… Иногда учеников просто отказывались сажать в автобус – до того они были грязные.

Представляете, как сильно нужно тянуться к знаниям, чтобы преодолевать такие препятствия?

Доктор Пабло добился, чтобы в центре деревни построили свою школу, и теперь уже второе поколение местных детей говорит по-испански. Правительство тоже «помогает» – строит для индейцев дома, причём на каждом подаренном доме стоит спонсорская спутниковая тарелка. Пусть небольшое жилище, пусть из бетона и с одним окном, – зато с туалетной комнатой и унитазом. Ничего, что водопровода нет и септика тоже. В тропиках жить в бетонной коробке всё равно невозможно, поэтому индейцы просто строят рядом с домом свои вигвамы, к которым давно привыкли.

И, конечно, спасибо спонсорам за подаренную антенну, но здесь нет электричества. Как нет и телевизоров.

Каждый второй «особняк» продаётся. А поскольку никаких бумаг и документов на недвижимость у хозяев нет, то купля-продажа осуществляется крепким рукопожатием. Впрочем, желающих приобрести бетонную коробку, увенчанную красной спутниковой тарелкой, среди индейцев немного. Ведь на покупку придётся работать полжизни.

Хотя трудоустроиться в резервации проще простого. Достаточно внести своё имя в список «хранителей леса», и всё. Ежемесячная зарплата и оплачиваемый отпуск обеспечены. В чём заключается работа? Ни в чём. Сидишь и бережёшь свой участок джунглей.

Может быть, именно неприкаянность и приводит местных людей к самоубийствам. Суицид – распространённое явление в молодёжной среде. С одной стороны, подрастающие индейцы понимают, что цивилизация – вот она, рядом. Возьми и перешагни границу резервации. С другой стороны, мир фастфуда и гаджетов не для них. Вот и получается, что мы не в ответе за тех, кого приручили.