«Не угодила. Опять не угодила». Не было в нынешней жизни Клавдии Степановны печали большей, чем эта.

Так-то грех жаловаться, всё шло путём. Троих сыновей сама подняла. И каких сыновей! Тверёзые, уважительные, образованные. На мать не то что руки никогда не подняли – слова грубого не сказали! Не чета лоботрясу Сеньке – сынку Петровны из второго подъезда. Уже пятая жена его выгнала, и он опять на шею матери примостился. Работать не работает, только пенсию со старухи тянет, ещё и поколачивает, когда деньги заканчиваются. Весь двор это знает, но Петровна всё равно всем рассказывает, какой её Сенечка добрый и заботливый, вот только в личной жизни невезучий.

Клавдия Степановна своими хлопцами никогда не хвалится, но и так всем понятно, что удачные у неё дети. И звонят каждый день, и заходят проведать, а если вдруг она приболеет, так все трое бегом к ней бегут, врачей наилучших приводят, лекарства самые дорогие покупают и в санатории, как королеву, возят.

Да что там говорить, хорошие дети. А ведь как боялась, что не сможет им в городе ладу дать. В селе ведь детвору всем миром воспитывают. Залез пацанёнок в чужой сад, или с папироской поймали, или девка загуляла – кто увидит, мимо не пройдёт, сразу же замечание сделает, а то и уши по-соседски надерёт. А если не понимает с первого раза, так отцу с матерью доложат, мол, выдёргивайте дрын потолще да вправляйте мозги нещечку.

И к труду сельских детей приучать специально не приходится. Они и так видят, что все вокруг с рассвета до темна на ногах. То в поле, то на ферме, то на своём огороде пашут, а по дому сколько работы? Считаешь, что вырос, – впрягайся, тогда тебе почёт и уважение. А в городе малышня что видит? Пришёл папаня со смены и лёг. Что там за работа, с чего он такой уставший, малому и невдомёк. А вот то, что взрослые на диванах лежат, это он в первую очередь усвоит.

Сложись оно по-другому, никто Клавдию в город и палкой не загнал бы. Но пришло в семью горе: утонул в половодье её муж Гриша. Приехал на похороны его младший брат Виктор, глянул, как молодая вдова с тремя пацанёнками убивается – Коле семь лет, Васе пять, а Пашка совсем несмышлёныш годовалый, – да и сказал:
– Собирай, невестушка, миски-ложки-поварёшки и перебирайся в город. Я там не последний человек, помогу, чем смогу. А ездить к тебе за триста километров забор поправлять, колодец чистить, сено для коровы косить, уволь, не смогу.

Поплакала Клава, поплакала, да и переехала. Виктор к себе на завод её взял, комнату в общежитии организовал, младших в садик заводской пристроил. А когда многодетной матери-одиночке трёхкомнатную квартиру дали, деверь модную стенку ей достал и кафель для ванной. В общем, не бросил жену брата.

Сыновья Клавдию Степановну тоже радовали. Конечно, хватало и расквашенных носов, и разорванных штанов, а Пашка так и вовсе учудил: в десять лет подбил своего закадычного дружка сбежать из дому. Начитались какого-то англичанина и решили звероловами стать. Их ночью с электрички уже в соседней области сняли. По-хорошему, наломать бы беглецу бока, но младшенький глянул на мать отцовскими глазами и сказал серьёзно:
– Я понимаю, тебе хочется меня наказать. Но разве можно пороть человека за мечту?

Клавдия так и села. У неё самой таких-то слов и в заводе не было. Мечта, ишь ты! Почитала потом этого англичанина. Ничего так пишет, душевно. И зверей, видно, любит. Не мудрено, что мальчишки увлеклись.

Учились сыновья хорошо, спортом занимались, по дому помогали. А то, что модничали понемногу, ну там волосы длинные отрастили, брюки клёш сшили, так на то и молодость. В институты поступили один за другим. Дядьке даже не пришлось за них просить. Как пришло их время женихаться, тоже по уму всё сделали. Девчат нашли хороших. У Коли жена Светлана – учительница. И не каких-то младших классов, а физики. У Васи Таня хоть и косоглазенькая, но если специально не присматриваться, то и незаметно. Зато врач-инфекционист. В доме ни пылинки. Вот только Пашкина Юля – ландшафтный дизайнер.

Клавдия Степановна долго понять не могла, что оно за профессия. Разве ж такому учить нужно? У неё, когда в селе жила, тоже в палисаднике цветы росли – пионы, георгины, астры, дубки, даже два розовых куста было. И всё цвело без всякой науки. Оценила она специальность младшей невестки только в девяностых годах, когда в стране чехарда началась.

Ой, беда-беда. В Васином КБ зарплату не платят, Колино предприятие на ладан дышит, а завод, где тридцать лет проработала Клавдия Степановна, просто закрылся. Пришли люди утром на смену, а на проходной замок висит. И ни предупреждения, ни расчётных, ничего. Еле-еле через год свои трудовые книжки выпросили.

И только благодаря Юле вся семья по миру не пошла. Она бросила свой проектный институт и взялась новым богатеям, что неведомо откуда взялись, клумбы да сады в особняках рассаживать. Ну у тех, известно, деньги шальные, платили хорошо. Так Юлька прибежит проведать и сразу без разрешения в холодильник лезет.

– Н-да, мерзость запустения, – говорит. Шутка у неё такая. – Никуда не уходите. Я быстро.

Мотнётся в магазин и тащит через полчаса полные торбы: и крупы, и консервы, и колбаска, и сладкое не забудет. Не только свекрови-пенсионерке помогала, но и братьям мужа. Детей в школу собрать, на стоматолога деньги подкинуть, на отпуск занять.

Постепенно всё наладилось. Клавдии Степановне пенсию неплохую насчитали. Старшенький новую работу нашёл, средний сын дело своё открыл, жёны их тоже сложа руки не сидели. И лишь когда на семейство снизошло благополучие, Клавдия поняла, что она упустила в воспитании мальчиков.

Её сыновья совершенно не умели обращаться с деньгами. И невестки им под стать. Николай мало того что две машины себе завёл: одну для города, вторую – на рыбалку и охоту ездить, так он и жене автомобиль купил.
А едва сыну с дочкой по восемнадцать стукнуло, так и им колёса подарил.

Василий со своей косенькой врачихой из-за границы не вылезает. То они на форуме, то на конгрессе, то, господи прости, на симпозиуме. Не успели вернуться домой – глядишь, уже на курорт мылятся, опять же заграничный. Хотя родни полсела, и все рады были бы принять племяшей с детьми и жёнами.

У Паши с его дизайнершей своё развлечение – квартиры каждые три года менять и всюду ремонты делать. И добро бы ремонты как ремонты, а то не пойми что. Клавдия Степановна ведь не совсем тёмная, доводилось и ей в богатых домах бывать. Да вот хоть взять завпроизводством ресторана Тамару Васильевну из двадцать восьмой квартиры. Вот где красота так красота! Всюду лепнина с позолотой, обои в цветах, в гостиной так и вовсе фотообои с парусником. Зайдёшь и вздрогнешь, будто всамделишный корабль на всех парусах на тебя летит. Туалет весь в розовом кафеле, даже унитаз розовый, а ванна, наоборот, голубая. И ковры повсюду. Даже в кухне. Сразу видно – зажиточная семья.

А Пашка с Юлькой стену до кирпича обдерут, закрасят кое-как, ещё и картину с бомжем повесят посреди эдакой разрухи. Неудивительно, что им в таком-то «ландшафте» не живётся. А то удивительно, что находятся дурачки, которые изуродованную жилплощадь покупают, ещё и нахваливают «смелые дизайнерские решения». А сын с невесткой новую, ещё большую квартиру находят, и давай её тоже курочить.

Болит материнское сердце, а и не скажешь ничего. Сыновья давно взрослые, своих детей воспитывают. Коля даже успел дедом стать. Помучалась-помучалась Клавдия Степановна и решила действовать.

Зная, что невестки не очень-то любят возиться с готовкой, составила график. По понедельникам приезжала к старшему сыну и варила кастрюлю супа или борща, чтобы семейство хотя бы три-четыре дня имело жидкую пищу. По вторникам с той же целью наведывалась к среднему. К младшему – когда получится. Сыновья хвалили, невестки вежливо благодарили. А потом она вдруг случайно подслушала, что её любовно приготовленное ели только первый день, а дальше оно кисло в холодильнике, пока пузырями не пойдёт.

Тогда-то Клавдию Степановну и окатила впервые острая горечь: «Не угодила».

– Мам, не обижайся, – сконфуженно объяснил Коля, – ну не едим мы эти супчики. В детстве на всю жизнь наелись. Завтракаем плотно, в обед бизнес-ланч берём. С работы хорошо если к восьми возвращаемся. Куда на ночь глядя наедаться? Бутерброда с чаем или стакана кефира вполне хватает. У Васьки та же история. А Павел с Юлей вообще вегетарианцы.
– А выходные?
– Ой, сколько там тех выходных. Если на работе не зависнем, то с друзьями встречаемся или культурную программу организовываем, а по дороге в кафе заскакиваем.
– Ка-а-аф-е-е… – возмущённо протянула мать. – За те деньги, что в этом вашем кафе сдерут, дома можно цельный банкет приготовить.
– Не, на банкет точно не хватит, – возразил старший.
– Вам лишь бы деньги выбрасывать на кафе да на рестораны.
– Так для того и работаем, и зарабатываем.
– Да разве же для этого работают?! – всплеснула руками Клавдия Степановна.
– А для чего ещё? Квартиры и у нас, и у дочери есть. Машины тоже. Денис на бюджет поступил, тратиться не приходится. А надумает жениться, то на свадьбу занимать не будем. И на жильё отдельное ему отложили. Вот и живём в своё удовольствие.
– Сынок, да разве ж люди для удовольствия живут? – укоризненно покачала головой мать.
– Ну, конечно, не только для этого. Жить спокойно, делать своё дело, поднять детей и не отказывать себе в том, чего хочется.
– Денежки беречь надо! – убеждённо заявила мать. – А если фыркать, как вы, налево-направо, на рестораны и курорты, так быстро по миру пойдёшь.

Что-то скуповастенькая наша мать стала, – сообщил Коля младшим братьям, когда они в очередной раз выбрались на рыбалку. – Ругается, что деньги не так тратим, беречь не умеем.

– Возраст, – вздохнул Василий. – Может, сказать Тане, чтобы в клинику её хорошую положили, пообследовали как надо.
– Боюсь, это не лечится, – поднял голову от поплавка Пашка. – Юлька мне про свою бабку рассказывала. Та под старость всю квартиру сухарями забила. Голода боялась. Хотя всю жизнь безбедно за мужем-начальником прожила. А тут даже под подушку мешочки прятала. Дети и уговаривали её, и стыдили, но старуха упёрлась, как ишак. Так и померла на своих сухарях. А вокруг бабочки летают.
– Какие бабочки? – удивились братья.
– Пищевая моль в квартире завелась. Так и порхает. Родня потом этих сухарей червивых чуть ли не центнер на помойку вынесла.

Старший хмуро кивнул, а сентиментальный средний вздохнул со всхлипом.

Тем временем Клавдия Степановна, не подозревая о переживаниях сыновей, продолжала действовать. Если уж они, непонятно с каких делов, обзавелись барскими привычками, надо на практике им доказать, как беречь денежки. Начала опять же с Коли. Он больше всех на покойного отца был похож – такой же основательный и немногословный. А Васька с Пашкой такие говоруны – не переслушаешь и не переспоришь. И в кого только удались?

– Сыночка, тут Роман Иванович из четвёртого подъезда «Победу» продаёт. Говорит, зрение сильно упало, боится за руль садиться.
– Ну да, правильно. Ему ведь под семьдесят уже?
– Семьдесят три.
– Жалко деда. Хороший автомобилист был. И за машиной как следует смотрел.
– Купи у него машину, – тут же ухватилась мать.
– Мам, ты что? Куда нам в семью шестое авто? У меня два, у Светы «Ниссан», у Насти «Тойота», у Дениса «Рено».
– Зачем шестое? Не надо шестое. Ты вот ту чёрную, в которой на рыбалку ездишь, продай, «Победу» купи, а разницу прибереги.
– «Победа», конечно, богатая машина, – мечтательно произнёс Николай, – но только я всю жизнь на автоматической коробке передач езжу. Отвык от ручной.
– А в чём разница?
– Долго объяснять. Только у меня все рефлексы под автоматику заточены.
– На тебя не угодишь, – поджала губы мать. – Я так радовалась, думала: сберегу сыночку денежку. А ты вон как!
– Ну при чём здесь это? – мягко возразил старший. – Пойми, мне на «Победе» придётся заново учиться ездить. Вдруг опасный момент на дороге, а я запутаюсь в переключениях, растеряюсь, создам аварийную ситуацию. Нет, мам, спасибо за заботу, но не рискну.

Очередная неудача огорчила, но не подкосила Клавдию Степановну. Она перетрясла свои закрома и одарила невесток комбинациями дивной красоты. Светлане досталИсь розовая и салатная, Тане голубая и белая.

– Сколько ж они у вас хранились? – удивилась Колина жена.
– Сколько надо, столько и хранились, – сухо ответила свекровь. – Ты не сомневайся. Они ненадёванные. Мне, старухе, форсить уже без нужды, а вы ещё поносите.
– Я не поняла. Это ночнушки? – удивлённо спросила Васина супруга.

«До чего же дикая молодёжь пошла, элементарного не понимают! А ещё образованные», – хотелось воскликнуть свекрови, но, сдержавшись, терпеливо пояснила:
– Это комбинация. Надевается под платье. К врачу хорошо или ещё куда. А летом так вообще красота. Ветерок поддует, а вы не трусами будете светить, а кружевами.

Невестки, не вылезающие из джинсов, переглянулись с едва замаскированной иронией, и Клавдию Степановну вновь пронзила горькая мысль: «Не угодила».

С младшей невесткой и вовсе облом вышел. Глянула как-то, из чего Юля гостей поит, и обомлела. Мутные стеклянные стаканы, будто затянутые чёрной паутиной. Все вокруг стонут: «Авторский дизайн!» Что же это за раздизайн такой, что его в руки страшно взять – боишься, как бы пальцы в паутине не запутались. Так для Пашиной жены Клавдия Степановна настоящего хрусталя не пожалела. Его в ЦУМе в конце года давали, четыре часа пришлось выстоять. И ни разу на стол не поставила, всё берегла для особого случая. Однако Юлька так преувеличенно обрадовалась подарку, что свекровь мигом догадалась – и этой угодить не удалось.

Та же судьба постигла и удочку, которую Клавдия Степановна по всем барахолкам искала. И нашла-таки мастера, который согласился тряхнуть стариной и изготовить для Василия лучшее бамбуковое удилище, а материал из старых запасов взял. Вручила среднему сыну презент, а он глаза вытаращил:
– Ну ты, мам, специалист по раритетам!

Откуда ж ей знать, что нынче все с карбоновыми рыбачат. Она и дерева такого – карбона – не знает. Муж покойный всё о бамбуке мечтал, вот и заказала для сыночка.

Младшему угодить и не пыталась. Он, дурень, выпросил у неё давеча коврик с лебедями, что ещё из деревни привезли, в рамку под стекло вставил и на стенку повесил: «Кич-арт! Кич-арт!» Христом-богом молила:
– Пашенька, выбрось позорище! Такие коврики даже в сёлах уже не держат. Давайте я вам новый ковёр куплю, красивый, богатый.

Куда там! И слушать не захотел. С внуками та же история. Не были оценены ни газовый платочек с люрексом, ни футболка с героями весёлого мультика «Ну, погоди!», а за машинку Руслан, Васин сынок, бабку даже высмеял.

– Я, бабуля, машинками не играюсь. Я собираю коллекционные модели.

Одно только старухе утешение – Колин внучок, а её, получается, правнук Арсюша. Два года малышу, так он всему рад. И шарику надувному, и матрёшке самой простенькой, и петушку на палочке. Увидит её, тянет ручонки: «Ба-ба-ба», – а сам, хитрюга, на сумку косится: мол, показывай, что интересного принесла. Такое золотое дитё!

Только это ненадолго. Подрастёт и тоже будет недоумённо разглядывать бабушкины любовно выбранные подношения, вежливо благодарить и засовывать подальше. А Клавдия Степановна опять будет жаловаться Петровне из второго подъезда и прочим старушкам, что никак не может угодить детям и внукам. Не замечая того, что вызывает не жалость и понимание, а тихую зависть и светлую грусть.