Хочу привлечь внимание народа и правительства к судьбе таких, как я, «девчонок из российских деревёнок», ибо жизнь у всех похожа с небольшими вариациями, но в целом однотипна. Нас, обездоленных, сотни, тысячи, имя нам – легион. В детстве и юности, глядя на убогую, зачастую пьяную жизнь своих родителей, мы мечтали о жизни достойной, спешили уехать в города, где, как нам казалось, люди живут красиво, зажиточно и счастливо. Начну свой рассказ с детства и семьи, в которой выросла.

У нас была типичная сельская семья – отец, мать, трое детей. В советское время родители работали в колхозе от зари до зари за копейки, которые государство в то время хотя бы платило исправно. Не пили. Разве что только папа иногда принимал «с устатку» и для «замирения с жизнью».

Но вот наступили 1990-е, колхоз разорился. Родители были уже в предпенсионном возрасте, с потерянным от тяжёлой работы здоровьем. Выживали натуральным хозяйством – выращивали бычков на мясо, сдавали перекупщикам за бесценок, чтобы купить одежду и необходимые вещи. Сажали картошку по 25 соток и выходили с мамой на трассу – торговать. Выращивать картошку очень тяжело, а продавали её за копейки, лишь бы взяли, – так необходимы были деньги.

С семи лет мы были оторваны от родителей – так как школы в деревне не было, жили в районе, в интернате. На выходные спешили домой, сильно скучали по матери с отцом, а приезжая, старались как можно больше провернуть сельской работы, чтобы родители немного отдохнули.

Папа умер рано, надорвался на тяжёлой работе, а ещё оттого, что некому было оказать своевременно медицинскую помощь. Нам стало совсем плохо. Старший брат уехал в город «на заработки», но где мог честно заработать мальчишка шестнадцати лет? Зачастую сам приезжал домой голодный и оборванный, отогреться у горячей картошки. Очень непросто сложилась его жизнь, теперь он уже взрослый мужчина, много и тяжело работает на чёрной работе за копейки. Семью заводить не хочет, «сам не живу», говорит.

Окончив девять классов, и я отправилась в город. Хорошие знакомые родителей предоставили мне под жильё, охрану и возделывание свой садовый участок с домиком недалеко от города Первоуральска. В домике печка, хозяева оставили много дров. Боже мой, как я была рада этому жилью, потому что на съёмное у меня просто не хватало денег. Тогда же устроилась реализатором (продавцом) на вещевой рынок Первоуральска.

Поскольку я привыкла жить честным трудом от земли, люди и порядки на рынке повергали меня в шок. Я старалась, работала честно, но хозяйке контейнера всё время казалось, что я обманываю её и клиентов. Из-за этого она часто бывала неадекватной, злой, придирчивой, старалась меня оскорбить и унизить. Я искренне удивлялась тому, что, имея в собственности много недвижимости, приличные счета в банках, она под любым предлогом старалась недоплатить мне 50–100 рублей, в общем, сколько удастся.

Работая на рынке, я познакомилась с множеством девчонок из близлежащих деревень с судьбами, похожими на мою. Мы старались поддерживать друг друга морально и материально, но много ли мы могли?

Конечно, у меня появился любимый – парень из такой же заброшенной деревни. Он работал охранником, тоже терпел придирки, унижения и издевательства от хозяев за 10 тысяч рублей в месяц, но и эти деньги вёз в деревню маме, младшим братьям и сёстрам. Замуж меня не звал, и я прекрасно его понимала. Что он мог мне дать? Какой он был бы муж, если не мог обустроить даже свою жизнь? Потом ушёл на стройку в надежде на лучшие заработки и трагически погиб на работе.

Вот тогда я и стала неравнодушна к спиртному, да и работа на рынке к тому располагала. После работы мы, реализаторы, шли в пивную – согреваться и расслабляться. А стоя целый день на морозе у контейнера, «согревались» в основном водкой, купленной в складчину, и сигаретами. Я не знаю ни одного реализатора на рынке, который бы не пил и не курил.

Однажды прямо на работе меня скрутили страшные боли в животе. В хирургии доктор сказал: всё, что можно по женской части отморозить, я уже отморозила. Начался сильный воспалительный процесс. Поскольку денег на лечение не было, хирурги, спасая мне жизнь, вырезали всё что могли. Когда я очнулась от наркоза, мне сказали, что я никогда не буду иметь детей.

Сильно я не огорчилась – зачем они мне? В какую жизнь приведу их и что могу дать? Не хочу, чтобы они влачили такое же существование, как я.

Но беда не приходит одна. Пока лежала в больнице, мой садовый домик разграбили – утащили все носильные вещи, посуду, даже постель и небольшой телевизор, который я купила с большим трудом. Хорошо, помогли девчата с рынка: одели, пустили к себе на съёмный угол, дали денег на «бичпакеты» и сигареты.

После болезни добрые люди помогли мне устроиться «в тепле» – техничкой в общежитии для вахтовых рабочих. Кавалеров появилось много, и снова никто замуж не звал, даже не говорили «люблю», а все хотели только секса на халяву. Но секс мне уже стал не нужен, даже противен. Когда-то, как все нормальные девчонки, хотела любви с единственным мужчиной, семью, детей, но, видимо, это не для таких, как я. А быть резервуаром для мужской похоти не хочу и никогда не буду.

Сегодня я работаю в Екатеринбурге в небольшом частном магазинчике, вахтовым методом по 12 часов. Картина та же – обдираловка и нахальство со стороны хозяев. Обещали тысячу за смену, но никогда её не платят, всё время выискивают и приписывают недостачу, хотя я работаю честно. Сплю в подсобке на ящиках, питаюсь скудно. Кончается вахта, а мне ехать некуда и не на что – до деревни, где живёт мама, далеко, да и что я ей могу привезти в подарок? Чем порадую? Даже не знаю, как она там выживает. В селе нет медпункта, аптека только в районе. И позвонить-то ей не могу, мама не умеет пользоваться сотовым телефоном, да и связи там нет.

Пью теперь очень редко, разве что приеду в гости к любимой старой подруге, выпьем для «замирения с жизнью», как говорил мой папа. Поплачусь ей в жилетку, вспомним рыночных подруг. Она утешает:
– Разве ты одна так живёшь? Многие спились, многие поменяли место работы, но от этого ничего в их жизни не изменилось. Многие родили детей и теперь тянут эту ношу одни, оставив малых на своих мам в деревне, им ещё тяжелее. «Одна голова не бедна, а и бедна – так одна». Ты ещё в лучшем положении, – говорит подруга.

Знаем и таких девчонок, что уехали по вербовке или за любовью в Турцию. Теперь от них ни слуху ни духу и об их судьбе можно только догадываться.

Иду по городу и безошибочно определяю своих «подруг» по жизни. Они нервно и лихорадочно курят около торговых подсобок, на вещевых рынках и просто шагая по улице. Одеты в китайский ширпотреб, у них, молодых женщин, потухший взор, неулыбчивые, озабоченные и хмурые лица, разговаривая между собой, они нецензурно выражаются.

Я пишу это письмо в центральную газету затем, чтобы народ и правители задумались, как сделать жизнь этих женщин достойной, и не только их, а всей российской сельской молодёжи. Сама я не нахожу ответа на многие вопросы и приглашаю к диалогу и обсуждению читателей.

Кто виноват в мой дремучей жизни? Родители? Я сама? Общество, правители, или это можно назвать судьбой всех деревенских испокон века? Что нужно делать, чтобы кардинально изменить ситуацию? Если будет счастлива сельская молодёжь, особенно женщины, то и демография окажется на высоте.

Вот сейчас строят новые, большие, хорошо оснащённые роддома, а для кого? Скоро рожать в них будет некому и незачем, да и детсады, за которые сейчас так бьётся народ, будут не нужны. Расширяйте погосты и колумбарии!

По понятным причинам не указываю свою фамилию, да и письмо в редакцию мне самой складно и грамотно не написать бы. Записывала историю моей жизни с моих слов абсолютно правдиво и честно моя грамотная подруга. Хотя не все кошмарные подробности зафиксированы, мы пощадили чувства читателей.

Желаю моим подругам обрести достойную жизнь, не потерять здоровье на всех жизненных ухабах, а главное, терпения, ещё раз терпения и капельку оптимизма.