Запорожец с голубыми усами

Каждую среду он с волнением и радостью ждал гостей. Только в этот день недели Илья Ефимович позволял себе отвлечься от работы, гулять в саду вокруг своих «Пенатов» и наслаждаться общением с коллегами и почитателями.

Репин стоял на пригорке и уже видел своих первых посетителей, но никак не мог оторваться от дыма, который вырывался из труб деревенских домиков. Он часами мог разглядывать эти неповторимые и восхитительные дымчатые узоры, растворяющиеся в голубом небе. Но Репина ждали, и, как человек чрезвычайно интеллигентный, он не мог позволить себе опаздывать.

На этот раз Илью Ефимовича ожидало трое важных и совершенно одинаковых господ, каждый из которых держал в руках по рулону. Репин заспешил ещё больше: он с таким удовольствием каждый раз ждал, какие художественные приобретения покажут ему гости. Несмотря на консервативный характер, Репин всегда был открыт для нового и прекрасного. Как ребёнок, он каждый раз замирал в предвкушении чуда. Важные господа расстелили перед Репиным прямо на траве свои покупки с просьбой подписать картины. Репин посмотрел на холсты, схватился за сердце и застонал. Из радушного хозяина он в момент превратился в разгневанного Зевса:
– Ирокезы! Троглодиты! Скотинины!

Испуганные птицы покинули свои насиженные места от яростного крика хозяина прекрасного сада и разлетелись в разные стороны…

А всё дело в том, что Репин увидел под своими ногами ужасающие в своей бесталанности копии собственных картин: здесь был и запорожец с голубыми усами, и блёклый Лев Николаевич, и бурлаки на ядовито-фиолетовом фоне. Важные господа спешно свернули «шедевры» и ретировались, бормоча: «Зря вы, господин Репин, отказываетесь от своих работ… Это же оригиналы…» Художника каждый раз ужасно огорчали такие ситуации. Он, тонко чувствующий малейшие нюансы в жизни и искусстве, не мог выносить грубость и бездарность.

«В это никто не поверит!»

Репин работал всегда. Когда ему было хорошо, и когда «отсыхала» правая рука. Когда был в состоянии влюблённости, и в день, когда началась первая мировая война. Работал в каком-то вдохновенном неистовстве, раз за разом переписывая лица и детали на своих полотнах. Про одну из своих картин художник, смеясь, говорил, что он столько раз перерисовывал героев, что это уже стало походить на барельеф из-за многочисленных наслоений масляной краски.
С любимыми масляными красками у Репина были свои особые отношения. Он не мог долго обходиться без них. Даже изредка, выезжая с дачи в гости к петербургским друзьям, Илья Ефимович мог неожиданно засобираться обратно, к недоумению окружающих. Это означало, что он соскучился по своей мастерской и по запаху красок. Каждый вечер Репин торопливо засыпал, чтобы с утра пораньше оказаться у мольберта. Наверное, таким и должен быть настоящий творец.

Но до того, как у него появилась своя мастерская, была многолетняя учёба и поиск своего стиля. Репин учился в Академии художеств в Петербурге, но своего наставника И. Крамского нашёл в Рисовальной школе на Бирже. В Академии молодое дарование награждали малыми и большими золотыми медалями за картины, даже отправили на стажировку в Италию и Францию. Но Репин вернулся из-за границы неудовлетворённым, ему не понравилась зарубежная школа живописи: не хватало глубины и души.

Репина интересовало всё, что его окружало: от листка на дереве до лица проходящей мимо старухи. И будущие знаменитые «Бурлаки на Волге» появились из небольшой зарисовки, сюжет которой был случайно подсмотрен на Неве. Да, именно на Неве художник первый раз увидел настоящих бурлаков, это потом были долгие поездки по Волге, чтобы поближе узнать их быт и работу. А тогда, в студенческие годы, Репин со своим приятелем по Академии Художеств Константином Савицким (тем самым, который был незаслуженно обделён славой как соавтор картины Ивана Шишкина «Утро в сосновом лесу») плыл солнечным днём на лодке по Неве. Молодые люди рассуждали об искусстве и, естественно, о любви. Неожиданно Репин увидел нечто, потрясшее его: тёмное, как будто сальное пятно, надвигающееся на лодку. Это и были невские бурлаки, которые нелепо контрастировали с нарядной публикой, прогуливающейся по набережной.

Репин вспоминал о своей реакции: «Вот невероятная картина! – кричу я Савицкому. – Никто не поверит! Люди вместо скота впряжены!» И это впечатление было настолько сильным, что художник много лет делал эскизы, искал типажи и рисовал своих «Бурлаков», пытаясь донести до праздных обывателей всю боль и безысходное положение несчастных.

Когда муж – гений

Конечно, живопись для Репина всегда была на первом месте, но жизнь вносила новые краски, которые нельзя было смешать в мастерской.

Верочка Шевцова, воздушное шестнадцатилетнее создание, покорила зрелого по тем временам Илью Репина. Ему было уже 28 лет. Они поженились почти сразу после знакомства и прожили вместе по странному стечению обстоятельств тоже целых 28 лет. Именно в этом, первом браке Репина родились четверо его детей: Вера, Надежда, Юрий и Татьяна. Молодая супруга в меру своих возможностей честно выполняла роль жены, матери, хозяйки. Но с одной, возможно, главной своей ролью она не справилась.

Повзрослевшая Верочка Шевцова, превратившаяся в степенную Веру Александровну, никогда не была музой Репина. Она не смогла постичь того факта, что её муж – гений. Это, и правда, очень нелегко: где найти силы восторгаться талантом главы семейства, когда четверо по лавкам, и всё хозяйство на тебе? «Любовная лодка разбилась о быт…» Возможно, Репин часто вспоминал потом эти слова Маяковского, которого он искренне почитал, несмотря на то, что относился к футуристам весьма неоднозначно.

Но художник не может существовать вне состояния влюблённости. В 1900 году Репин разводится с Верой Шевцовой и в этом же году женится на Наталье Борисовне Нордман, которая целью своей жизни сделала служение своему супругу. Начало ХХ столетия совпало с новой страницей биографии Ильи Репина. Наверное, самой счастливой страницей длиною в 30 лет.

Супруги Репины поселились в финском посёлке Куоккала, который находился на территории Российской империи. Там Илья Ефимович приобрёл землю на имя Натальи Нордман и выстроил усадьбу под названием «Пенаты».

Наталья Борисовна – максималист и увлекающаяся натура решила взять обустройство «Пенатов» под личный контроль. Репин особо не сопротивлялся, поскольку теперь в его распоряжении была большая мастерская с «секретом». Секрет заключался в том, что, помимо основной большой комнаты, в мастерской была ещё и маленькая, куда вход посторонним был строго воспрещён. И если в большой комнате посетители «Пенатов» по средам могли видеть незаконченные работы Репина, которые, чаще всего, он делал под заказ, то в маленьком тайнике художник писал полотна «для души», которые никто не должен был видеть, даже близкие друзья и родные.

Рабочий день Репина начинался рано утром, в полдень кухарка просовывала в небольшое окошко в двери мастерской скромный ланч: стакан чая, морковку, редис и яблоко. Репин брал поднос и быстро захлопывал окошко. Он не любил, когда его отвлекали, и перекусывал не отходя от мольберта. Художнику было жалко тех 20-30 минут, которые он тратил бы на то, чтобы идти в столовую, трапезничать и возвращаться обратно. И только после того как Илья Ефимович несколько раз терял сознание от переутомления, он сократил своё пребывание в мастерской на несколько часов, а окошко в двери Наталья Борисовна приказала заколотить, чтобы супруг нормально питался в столовой в урочное время.

Такая странная любовь

Госпожу Нордман-Репину не очень жаловало окружение живописца. Её считали суетливой и мелочной, в воспоминаниях она выглядит почти карикатурным персонажем. Действительно, особой она была весьма своеобразной. Корней Чуковский, который жил неподалеку от «Пенатов» и дружил с Репиным, называл Нордман «сектанткой» за её пристрастие бросаться из крайности в крайность и способность свято верить в очередную новомодную идею. Так, в усадьбе появились диковинные приспособления, которые порой вызывали недоумение.

Например, играя в демократку, Наталья Борисовна повесила при входе в дом гонг, чтобы гости возвещали о своём приходе. Потом, следуя написанным на стенах указаниям, не ожидая слуг, они должны были раздеться и идти по стрелкам в гостиную. Там местный умелец спроектировал «демократический» обеденный стол с вращающейся серединой, чтобы каждый мог класть себе приглянувшееся яство, и со специальными отделениями, куда надо было складывать грязную посуду. Делалось это для того, чтобы подчеркнуть, что Репины-Нордманы не хотят эксплуатировать слуг. Но с трудом верится, что Наталья Борисовна сама при этом мыла полы и посуду.

По средам в «Пенаты» съезжалось большое количество гостей всех чинов и рангов. Рядом за столом могли оказаться статский советник и животновод. Чтобы не возникало недоразумений, Нордман перед каждым обедом проводила жеребьёвку и гости собственноручно вытаскивали пронумерованные бумажки, определяя своё место за столом: так что пенять было не на кого.

Наталья Борисовна в один момент стала ярой вегетарианкой, и Репин тоже стал питаться «бифштексами» из клюквы, «куропатками» из репы и травяным супом, который за глаза называли «супом из сена». Когда Илья Ефимович умер, Чуковский с горечью вспоминал, как пожилая вдова известного русского профессора спросила: «Это тот Репин умер, который сено ел?» Чуковскому была невыносима сама мысль, что Репин мог остаться в людской памяти человеком с таким диким определением.

Потом Нордман стала яростно защищать права животных. Подавая личный пример, она перестала носить меха, и даже в лютый мороз выходила на улицу в хлипком пальтишке, подбитом сосновыми стружками, уверяя, что ей очень тепло. И, вроде бы, всё правильно: и вегетарианство – вещь хорошая, и защита животных – дело благородное, но всё, что делала Нордман, носило неискоренимый оттенок ненужной, чересчур фанатичной отдачи идее. Да и сам Репин был человеком увлекающимся. Он заставлял всё семейство в любое время года спать на холоде. Для этого детям Ильи Ефимовича от первого брака, которые жили с ним в «Пенатах», были сшиты специальные спальные мешки. Из меха, кстати сказать. Татьяна Ильинична до конца своих дней с содроганием вспоминала, как просыпалась по утрам: зуб на зуб не попадает, из окна снег валит, жуть…

Но самому Репину подобный режим шёл на пользу. До глубокой старости он ни разу не простужался. А если вдруг кому-то из близких казалось, что у него поднялась температура, Илья Ефимович категорически отказывался пользоваться термометром, ворча, что никто не знает, какая температура для каждого человека является нормальной, и что ему при «градусах» работается лучше.

Но, несмотря на свою экстравагантность, Наталья Борисовна была образованной женщиной, знала три языка, писала неплохие стихи и пьесы. Последние ставились в театре, который в Куоккале выстроил для неё Репин. И самое главное – эта женщина очень любила мужа, боготворила его талант. Когда Нордман узнала о своей смертельной болезни, она немедленно собралась и уехала в швейцарскую больницу для одиноких стариков, категорически запретив Илье Ефимовичу что-либо делать для неё. Наталья Борисовна не хотела быть обузой и отвлекать своим недугом Репина от творчества. Он пытался помочь, посылал деньги на лечение, но Нордман всё до копейки отсылала обратно. Так и умерла. Одна.

А Репин хоть и переживал сильно, но достаточно быстро поменял заведённый Натальей Борисовной уклад жизни в «Пенатах»: стал есть мясо, перестал «играть в демократию» со слугами и гостями, начал привечать людей, которых супруга на дух не переносила. Но без конца вспоминал свою Наташу и благодарил Бога за то, что когда-то встретил её. Такая вот странная любовь.

Портрет детей художника

Илья Ефимович был по-своему преданным мужем. И любящим отцом, втайне от всех переживающим страшное горе. Двое из четверых его детей были умственно отсталыми: дочь Надежда – красавица с интеллектом пятилетнего ребёнка и сын Юрий – даровитый живописец с большими странностями. Когда один из гостей, впервые попавший в дом Репина врач-психиатр с мировым именем, увидел на стене портрет мужчины, то восхитился: «Какой удачно схваченный образец вырождения. Взгляните на этот безвольный подбородок, на эту обречённую линию губ, на потухший, погружённый в созерцание себя взгляд, и вы легко поставите диагноз: дебил в начальной стадии!» Врач осёкся, увидев смущение остальных гостей и хозяина дома. На портрете был изображён Юрий Репин.

Юрий в отличие от Надежды, которая никогда не покидала отчий дом, учился живописи в художественной школе княгини Тенишевой, позже даже женился на женщине по имени Параскева и жил с ней в собственном доме в Куоккале. У Юрия родилось двое сыновей, которых он нарёк: Гай и Дий! Родители почему-то одевали их как девочек и заплетали длинные волосы в косички. Была ли Параскева нормальной или нет – неизвестно, но как-то терзают душу смутные сомнения… Юрий же всё время находился в плену мрачных предчувствий, ему постоянно слышались «голоса».

Между Репиным-старшим и Репиным-младшим отношения были сложные, порой они не общались по нескольку лет, хотя и жили по соседству. Но Илья Ефимович очень любил сына, гордился его талантом, и, кто знает, может, если бы не бремя имени великого отца, Юрий смог бы стать известным художником.

29 сентября 1930 года Илья Репин скончался, и в день похорон никто не мог найти Юрия. Наконец, он пришёл в охотничьем костюме с ружьём на плече, принёс подстреленного зайца, которого, распяв, прибил гвоздями в ногах у лежащего на столе Репина. На вопрос окружающих «Зачем?», Юрий ответил, что принёс в дар отцу самое дорогое, что смог найти.

Тогда же произошла ещё одна нелепость, которая раскрыла истинные отношения между детьми Репина. Отношений попросту не было, дети не общались между собой. Вера и Юрий по отдельности заказали… два гроба. Вера – с дорогой обивкой, Юрий – простой сосновый.

Репин оставил своим отпрыскам огромное, бесценное наследие, насчитывающее более двухсот картин, но ни одному из детей это богатство не принесло счастья. Наверное, хорошо, что Илья Ефимович об этом так и не узнал.