Дорогой мой незнакомый человек |
22.03.2012 00:00 |
Рассказы сельского батюшки Не знаю, как вы, а я порой не могу вспомнить, что делал второго или третьего дня, не говоря уж неделю назад. Но есть в моей памяти день, который я и сегодня с лёгкостью распишу буквально по минутам: вторник, 1 февраля 2005 года. Утром того дня было очень скользко, накануне подтаяло, и с утра прихватило морозцем, а мне в семинарию ехать. Всякий раз по вторникам, прежде чем зайти в учебную аудиторию, я должен был преодолеть без малого сотню километров. Причём в любую погоду, и неважно, дождь на дворе или снег, плюс тридцать градусов или минус. До священства мне не приходилось водить машину, и за руль я сел вынужденно только в 43 года. А что делать? Храм-то нужно было восстанавливать. «Иж-Ода», скромный ослик-работяга, как никакая другая машинка подходил для этой цели. Во-первых, он был фантастически дёшев и поразительно вынослив. И ещё в него можно было погрузить всё что угодно. Зато на заснеженной дороге, да ещё и с ледком, машину заметно вело из стороны в сторону. И при неосторожной перегазовке, несмотря на замечательную шипованную резину фирмы «Кама», я мог легко оказаться в кювете. Зима 2005 года – моя вторая зима за рулём. Нужно ехать – и такой гололёд. Сел за руль, перекрестился. Прочитал девяностый псалом, потом ещё и восьмой. Это мне батюшка знакомый посоветовал: «Собираешься вести автомобиль – читай восьмой псалом». А ему об этом, в свою очередь, когда-то рассказывал один прозорливый старец. Потихоньку выбрался из посёлка, затем ещё три километра лесом, и выехал на трассу. А наша трасса, скажу вам, всем трассам трасса, интенсивность движения сорок тысяч автомобилей в сутки. Машины идут сплошным потоком и днём и ночью, не смотри что четыре полосы, чуть зазевался, тут же снесут. Потому, приезжая в семинарию, я всякий раз говорил не в меру расшалившимся студентам: «Мне совершенно безразлично, уважаете вы меня как преподавателя и человека или не уважаете. Меня это мало беспокоит. Но тот факт, что в такую погоду, по такой дороге добираясь к вам на занятия, за все эти годы я ни разу не опоздал, – этот факт, вы уж меня простите, я вас заставлю уважать». Скажу честно, меня всегда умиляло, как после этой моей тирады в классе надолго воцарялась мёртвая тишина. В то утро моего «ослика» то и дело кидало вдоль скользкой, ещё не обработанной реагентами трассе, оттого и ехал я очень медленно. Уже светало, дорогу было видно, а тем, кто ехал ночью, не повезло: то в одном, то в другом месте в кюветах «отдыхали» машины. Где-то ближе к областному центру, когда движение ещё больше замедлилось, прямо на трассе, посередине, я увидел одиноко стоящую «Жигули-девятку» тёмно-зелёного цвета. Недалеко от неё и немного в стороне, не мешая движению, застыла фура с прицепом. Беда случилась совсем недавно, даже пробка не успела образоваться. Иногда так бывает, большая машина с прицепом неожиданно начинает складываться, образуя так называемые «ножницы», и горе её маленьким соседям, оказавшимся рядом. В тот раз не повезло водителю «Жигулей», хотя сам автомобиль почти не пострадал. Проезжая мимо, я видел лицо мёртвого человека. Мертвец сидел, устало откинув голову в мою сторону, и, казалось, всматривался в лица тех, кто медленно продолжал движение. Я ехал дальше, а мысли не давали покоя: «Вот наша жизнь. Ещё какой-нибудь час назад человек сел за руль и поехал, наверно, на работу, или в магазин, или ещё куда-то по делам. Поехал и умер, а дома у него об этом ещё никто не знает». И так мне стало их жалко и одновременно страшно за себя, а вернее за тех, кто ждёт моего возвращения домой. Я люблю их, тех, кто меня ждёт, и не хочу, чтобы они тоже плакали, потому и начинаю молиться. Самая горячая молитва получается в минуту, когда тебе по-настоящему страшно. И вот когда до цели моей поездки оставалось совсем уже немного, ну от силы километров пятнадцать, на противоположной стороне дороги я увидел мощный грузовик «Ман» с огромным прицепом. Видимо, уходя от столкновения с вылетевшей ему навстречу легковушкой, грузовик снёс бетонный столб освещения и стоял, уткнувшись носом в дерево. Рядом с ним находилось то, во что после столкновения превратилась та легковушка. Мой взгляд успел различить зелёную металлическую лепёшку на четырёх колёсах, и ещё мне почему-то показалось, что это тоже были «Жигули». Первая мысль: «Зелёному цвету сегодня определённо не везёт». Рядом суетились гаишники, ну и работка у людей, не позавидуешь. Теперь им полдня придётся выковыривать из этой «лепёшки» то, что осталось от тех, кто ещё сегодня утром ел, пил, строил какие-то планы. Продолжая свой путь, я всё думал: «Как странно. Жил на земле человек, а потом взял и погиб. Какие-то секунды – и всё, и нет этого человека, как будто никогда и не было. Ещё вчера мы могли с ним пересечься где-нибудь в магазине или в кино, улыбнуться друг другу, перекинуться словом, а сейчас его нет, и никто больше не узнает, каким он был. Да и кому интересно, каким он был, ведь для тебя этот человек никто, ты можешь забыть его и спокойно жить себе дальше». Кстати, так мы и поступаем, когда проезжаем мимо очередного места ДТП или слышим о новом взрыве в метро, падении самолёта… а иначе и нельзя. Как потом садиться в машину, входить в метрополитен или лететь самолётом в сторону моря? Днём, возвращаясь домой, я заметил, что раздавленные зелёные «Жигули» всё ещё на месте, но, поравнявшись с местом аварии, отвернулся и даже не стал смотреть в их сторону. Со времени той поездки прошло недели полторы, и в храм неожиданно приехали мои друзья, муж и жена. Они живут в городе, а к нам заезжают крайне редко. Значит, что-то случилось, да и вид у них был какой-то потерянный. – Ой, батюшка, мы за последние дни так много всего пережили. Нет-нет, не волнуйся, у нас-то как раз всё в порядке, а вот у соседей по площадке – там беда. И они рассказали мне, как с месяц назад их соседке, пожилой уже женщине, проехала по ноге колесом маленькая машинка типа «Оки». Женщина переходила дорогу на светофоре, а машинка её не пропустила и сделала инвалидом. Так она оказалась в больнице, ей что-то делали с ногой, и врачи посоветовали родственникам съездить в ортопедический центр и заказать для мамы какое-то необходимое приспособление. Они и поехали, Владимир Иванович и Марина, отец и дочь. – Я утром их видел. Они как раз садились в машину. А на улице с утра подморозило, даже идти было невозможно, не то что ехать. Говорю им: «Соседи, может, дома останетесь, переждёте, смотрите, как скользко». А они: ничего, мы потихонечку. Не ехать тоже нельзя, нужно срочно заказывать ортопедическое устройство, иначе мать обречена и не сможет ходить. Вечером звонок в дверь. Открываю, стоит милиционер: «Скажите, вы не знаете, в квартире напротив есть ещё кто-нибудь, кроме…» – и он назвал имена Владимира Ивановича и Марины. У меня внутри всё оборвалось. Что случилось? Оказалось, машина с моими соседями, уже практически доехав до места следования, неожиданно вылетела на встречку и столкнулась с фурой. Шофёр большой машины пытался избежать столкновения, но не смог: «Ваши соседи погибли. И теперь вопрос: кто будет хоронить? Их родственница лежит в больнице, и если никто не возьмёт на себя это дело, то социальные службы просто закопают их останки в полиэтиленовых пакетах. И ещё, – продолжил милиционер, – пожалуйста, сходите в больницу и передайте матери, что случилось». Не стану тебе рассказывать, как мы ходили к Ольге Николаевне, как бедная женщина узнала о гибели мужа и дочери. Потом были похороны. Я ездил покупать венчальное платье и забирал из морга тело Марины. Меня попросили помочь положить её в гроб, и когда я поднял тело, оно повисло на моих руках, точно полотенце. Все косточки были переломаны. Батюшка, это так страшно. Хоронили их в закрытых гробах. Сейчас приходим в себя, и снова нужно ехать в ортопедический центр, делать заказ для Ольги Николаевны, больше-то всё равно некому. Уже оставшись один, я вспомнил 1 февраля. Именно в тот день был страшный гололёд, и там, где те зелёные «Жигули», влетевшие под тяжёлый «Ман», как раз и находится областной ортопедический центр. Набираю номер моих друзей. – Какая у твоих соседей была машина? Зелёные «Жигули»? А погибли они 1 февраля, рядом с ортопедическим центром? Значит, это они были в той зелёной «лепёшке». Оказывается, эти люди жили совсем рядом, на одной лестничной площадке с моими друзьями. А ведь я нередко бываю в их доме и вполне мог с ними пересекаться. Может, даже и здоровался. Прошло ещё сколько-то времени, и мы, сидя за столом в загородном доме моих друзей, пили чай с самодельным тортом. – Какие у вас интересные чашки, раньше я их не видел. – Это Маринины чашки, той, что погибла тогда, зимой. Ольга Николаевна, её мама, подарила. Она готовила их дочери в приданое, а после её смерти решила: пускай этот сервиз достанется нашей Наташке. В тот момент я снова был вынужден вернуться в тот страшный день. Надо же, вот я сейчас сижу и пью чай из чашки, принадлежавшей той самой девушке, свидетелем гибели которой я стал. Чужой, ещё совсем недавно неизвестный мне человек всё больше и больше входил в мою жизнь. Входил после своей смерти. Потом, помню, звонок: – Отец Александр, наша соседка Ольга Николаевна – да, та самая, – она просит, чтобы ты освятил ей квартиру. Я согласился и через несколько дней вошёл в их дом. После освящения мы сидели на диване и вместе с хозяйкой рассматривали фотографии. Вот совсем ещё молодые Владимир и Ольга, а здесь на свет уже появилась маленькая Маринка. И так страница за страницей, фотография за фотографией, четверть века через историю жизни одной семьи. Ольга Николаевна рассказывала мне такие интимные подробности их семейной жизни, которые могут знать только члены семьи или самые близкие друзья, а мне неудобно было прервать рассказ немолодой уже женщины. Ей было очень нужно кому-нибудь выговориться, и священник для неё оказался самым подходящим собеседником. – Это альбом моей доченьки. Здесь фотографии, сделанные во время отдыха в Египте и у нас на Чёрном море. Посмотрите, какая она у меня была красавица. Со всех снимков на меня смотрела высокая стройная девушка с голубыми глазами и длинными волосами льняного цвета. На самом деле она была очень красивой. Наверняка молодые люди оборачивались ей вслед. И глаза, какие они глубокие. Глаза – зеркало души, я прикоснулся к этой душе и почувствовал, что мне она не чужая. Почему я тогда так подумал? Не знаю, скорее это произошло на каком-то подсознательном уровне. Попробуйте объяснить, почему этот незнакомый человек вам так симпатичен? В отличие вон от того, тоже, кстати, встреченного вами впервые. Тогда уже я догадывался, что вся эта цепь событий не случайна. Не прошло и полугода с того дня, как, став свидетелем автомобильной катастрофы, в которой погибли совершенно незнакомые люди, я мало того что узнал их имена, но и побывал у них дома, ел-пил из их посуды, был посвящён в подробности их личной жизни. Зачем мне это, почему я должен узнавать всё это про людей, которых уже нет на земле? В тот вечер неожиданно для себя я снова заехал к тем моим друзьям. Мне нравится бывать у них, людей отзывчивых и очень простых. К ним можно заехать в любое время, и тебе в их доме всегда будут рады. Не оставляли они своим вниманием и Ольгу Николаевну, для которой и я после того разговора стал своим человеком. А та, узнав, что батюшка в квартире напротив, попросила меня заглянуть на секундочку к ней, чтобы познакомить с родственниками мужа, приехавшими из Белоруссии. Разумеется, я не мог пройти мимо возможности пообщаться с земляками. – Из Белоруссии? Интересно, из какой же вы области? – Мы живём в ста километрах от Минска, в Крупках. Есть такой городок между Минском и Оршей. Вы, наверно, о нас и не слышали? – Почему же, очень даже слышал. Моя мама родом из этого района. Она родилась в Якимовке. Наступило время удивляться уже моим собеседникам. – В Якимовке? Наши корни тоже из этой деревни. Интересно, а как девичья фамилия вашей мамы? Я назвал её полное имя. Белорусы переглянулись. – Подождите, получается, вашего дедушку звали Сильвестром. Так и есть, именно он в своё время, ещё до революции, уехал в Москву. А мы – потомки Анны, его родной сестры. Значит, Владимир Иванович приходился вам… После этого открытия, ошеломлённые и растроганные, мы долго чертили на бумажке наше генеалогическое древо, а Ольга Николаевна просто сидела рядом и плакала. Столько лет мы прожили бок о бок, ни о чём не догадываясь, и только в момент их гибели наконец встретились. После всех этих событий что-то во мне изменилось. Мысль о том, что любой человек рядом со мной вполне может оказаться моим братом или сестрой, заставляет всматриваться в лица и глаза прохожих, случайных собеседников или просто попутчиков в том же автобусе или электричке. Эта мысль живёт во мне сама по себе, каким-то независимым фоном. Эй, человек, остановись, давай посмотрим друг другу в глаза, кто знает, может, мы и не чужие. Что если ты мой брат или моя сестра, тогда и наше одиночество в этом мире только кажущееся. И ещё, потеряв Володю и Марину, я начинаю беспокоиться о тебе, мой незнакомый близкий человек. Может, ты сейчас ведёшь машину или пролетаешь надо мной высоко в небе? Доброй тебе дороги, брат, и храни тебя Бог. Уже в этом году одна наша верующая рассказывала, как во время возвращения с зимних каникул у них внезапно выключилась машина. – Вроде и автомобиль неплохой, иномарка, а заглохла во время движения, и всё тут. Вся электрика отключилась в момент. Муж пробует – не заводится. Один раз, другой – глухо. Хорошо ещё на обочину по инерции откатились. И вдруг видим – буквально перед нами в машину, что нас обогнала, со встречной полосы вылетает джип и бьёт со всего размаха. Не успевают они остановиться, как в них тут же бьётся одна машина, потом другая. Короче, куча мала. Как только это побоище прекратилось, наша машинка завелась так же внезапно, и мы, боясь снова заглохнуть, поехали дальше. Я её спросил, а не подумала ли она тогда, что в той куче мог оказаться кровно близкий ей человек, брат, там, может, или сестра. Пускай многоюродные, но тем не менее. – Нет, батюшка, это исключено, я своих братьев и сестёр знаю, там никого из них не было. Я не стал продолжать эту тему и вообще стараюсь ни с кем её не обсуждать, ведь это так трудно – вместить, что любой из тех, кто идёт по жизни рядом, способен быть с тобой одной крови. Прошлым летом, когда мы были в Черногории, я иногда показывал моей внучке Лизавете на летящий в небе самолёт и говорил: – Малышка, давай помолимся о тех, кто сейчас летит над нами. Кто знает, может в нём летит твой братик или сестричка. Я крещусь, а Лизавета, сидя у меня на руках, потешно кланяется, потом берёт мой нательный крестик, целует сама и подносит его к моим губам. Это бабушка её так научила. Креститься она сама ещё не умеет, а кланяется очень славно. Не знаю, понимает она меня или нет, может, ещё слишком маленькая, но время бежит быстро. И я расскажу ей, что любой человек, может, даже тот, на кого никогда и не подумаешь, на самом деле тебе брат или сестра. Кто они, где? Разве узнаешь. Потому, чтобы потом не жалеть, делай всем добро и всех благословляй. Совсем недавно у меня появилась ещё одна внучка, такая же забавная, и совсем ещё крошка, но это сейчас, а пройдёт ещё год, другой, третий, и я ей об этом тоже расскажу. Священник Александр ДЬЯЧЕНКО |