Династия русских Барто

Джейкоб Барто приехал из Шотландии в начале XIX века. Что привело британского дворянина в Россию, неизвестно, но известно, что он остался здесь, пустив корни и основав династию русских Барто.

В 1904 году на свет появился Павел Барто, который встретил на своём пути очаровательную Гетель Волову – выпускницу московского хореографического училища и даровитую поэтессу. Павел Барто и сам был поэтом. Молодые возлюбленные быстро нашли общий язык и поженились. Так Гетель Волова превратилась в Агнию Барто. Вот бы журналистам спросить, откуда взялась «Агния»? Но такой вопрос не задавался.

Павел и Агния будто были созданы друг для друга, даже дни рождения у них оказались удивительно похожи. Павел родился 4 января, а Агния – 4 февраля, на три года позже своего супруга. Обычно женщины скрывают свой возраст, но 15-летняя Гетель Волова во время голодных послереволюционных лет прибавила себе годик, чтобы устроиться на работу в магазин «Одежда», где выдавался паёк – селёдочные головы, из которых варили суп.

Семья Воловых была аристократична и образованна. Папа Агнии Барто, Лев Николаевич Волов, врач-ветеринар, обожал своего тёзку Льва Толстого и своей любимой дочке преподнёс в подарок книгу «Как живёт и работает Лев Николаевич Толстой». Девчушке тогда едва исполнился один год. Лев Волов был в своём роде подвижником. Во время эпидемии оспы в Сибири он ездил туда добровольцем, чтобы помочь коллегам и больным. Мария Ильинична Волова, эффектная женщина, привыкшая к светскому образу жизни, была домохозяйкой. Она любила музыку и танцы, следила за тем, чтобы к её единственной дочери исправно приходили репетиторы французского и немецкого.

Но для Гетели-Агнии большим авторитетом был всё же отец, который учил её читать и писать, естественно, по книгам Толстого. О своём далеко не пролетарском происхождении Агния Барто не любила вспоминать, но помнила, что часто в детстве слышала звуки шарманки под окном дома и долгое время мечтала стать шарманщицей: крутить ручку музыкального ящика, ходить по дворам и смотреть, как люди выглядывают из своих окон.

Отец и мать видели будущее Агнии в балете – она была способной ученицей. Девочка не была против, очень любила танцевать.

В нужном месте, в нужное время
Первые опыты в стихосложении Агния Барто прошла под влиянием Анны Ахматовой, да и большинство юных дев той поры были «ахматовками». Отсюда в тех наивных стихах Барто и «сероглазые короли», и сплошные «розовые маркизы».

Первым критиком Агнии был строгий отец, который не скупился на «разнос», требуя от дочери чёткой и точной строфы. Но в девочке жил какой-то свой собственный ритм, который принёс ей в будущем славу и за который её нещадно критиковали на общих собраниях в Союзе писателей. «Рифмы надо переменить, они трудны для детского стихотворения» – цитата из протокола. И знаете, какое именно стихотворение было, по мнению чиновников, самым «сложным» для детского восприятия?


…Но до Союза писателей было ещё далеко. Гетель Волова должна была ещё выступить перед самим Луначарским на выпускном концерте хореографического училища. Концерт состоял из двух частей. В первой части выпускницы танцевали, во второй – показывали наркому просвещения остальные свои таланты. Волова прочла собственное стихотворение с мрачным названием «Похоронный марш», который потряс Луначарского в буквальном смысле. Всегда элегантный и cдержанный, нарком просвещения рыдал от хохота, уронив на пол пенсне и сотрясая кресло, в котором сидел. После выступления он подошёл к Воловой и сказал, что ей обязательно надо писать весёлые детские стихи.

Неизвестно, было ли это личное мнение Луначарского или же в то время государственная политика была направлена на выращивание кадров в сфере детской литературы. Но юная Волова оказалась в нужное время и в нужном месте. И в 1925 году, в 19 лет она выпустила свой первый сборник детских стихов «Китайчонок Ван Ли».

Павел Барто тоже печатался, он был поэтом-орнитологом, то есть писал стихи исключительно о пернатых:
Ловко домик оторочен,
Да, видать, в нём тесно очень,
И хвосты у синичат
В дыры спицами торчат.

Агния написала в соавторстве с Павлом несколько стихотворений. И всё было хорошо, а в 1927 году даже произошло одно очень важное событие: родился сын Эдгар. Дома его ласково называли Гариком. Но любовь к сыну не смогла сохранить любовь между супругами. После шестилетнего брака Агния ушла от мужа к другому, с которым ей было суждено прожить до конца жизни.

Самый красивый декан Советского Союза

Андрей Владимирович Щегляев был ведущим специалистом в газовом и паровом турбиностроении, а также деканом энергомашиностроительного факультета Московского энергетического института. Его называли «самым красивым деканом Советского Союза». И было за что. Щегляев действительно был очень красивым мужчиной. Но помимо этого он являлся талантливым учёным, новаторскими подходами которого пользуются до сих пор; блестящим педагогом и великолепным лектором. Его учебник по курсу «Паровые турбины», написанный в 1939 году, переиздавался пять раз. Это уникальное пособие переводили на японский, испанский, китайский, грузинский, болгарский, чешский и венгерский языки. И по сей день все энергетические институты России и бывшего СССР преподают основной курс по паровым турбинам именно по книге Щегляева.

В этом браке у Агнии Барто родилась дочь Татьяна. Та самая «наша Таня», которая «громко плачет». Татьяна пошла в отца, гуманитарные науки ей не давались. А вот Гарик был ближе к матери. Он любил музыку, учился в композиторском классе, но в итоге тоже выбрал техническое направление и поступил в авиационный институт. Правда, учиться там ему не довелось.

В доме Щегляевых-Барто часто собирались гости: академики и артисты, студенты и поэты, профессора и музыканты. Агния Барто была человеком с очень мягким характером, который привлекал к ней людей. С детства застенчивая, Барто до конца дней не могла простить себе того, что не решилась заговорить со своим кумиром Владимиром Маяковским, когда была такая возможность. Но если дело касалось профессии, Барто становилась неуправляемой перфекционисткой. То есть стремилась к совершенству, сводя с ума тех, кто с ней работал.

Однажды она писала доклад для книжной конференции в Бразилии. Его должны были перевести на английский язык. Несколько раз она отнимала доклад у переводчика, чтобы поправить несколько слов в русском варианте, доводя текст до совершенства. После этого переводчик поклялся никогда ни за какие деньги не работать с Барто, «будь она хоть трижды гений». Но Агния Львовна не могла иначе.

А ещё она умела слушать и слышать. Особенно детей. Агния Львовна считала всех карапузов средоточием мудрости и счастья. После многочисленных путешествий выпустила сборник «Переводы с детского», куда вошли стихи детей из разных стран, которые Барто сама собирала и бережно переводила на русский язык.

«Не желаю быть подмаршачником»

Наверное, от детей, своих и чужих, Агния Львовна заразилась озорством. Она очень любила розыгрыши и шутки. Особенно «натерпелся» от неё доверчивый Ираклий Андроников. Как-то Барто позвонила ему и, представившись работником телевидения, сказала, что хочет пригласить Андроникова на передачу, где соберутся современники Льва Толстого. Ираклий Луарсабович изумился: «Вы считаете, что я ровесник Толстого? Я так выгляжу?» Барто рассмеялась и попросила записать в блокнот: «Розыгрыш номер один».

В квартиру в Лаврушинском переулке, где жили Щегляевы-Барто, приходило много известных людей. Семья дружила с Риной Зелёной, Львом Кассилем, Михаилом Светловым, Робертом Рождественским, Фаиной Раневской. Именно для Раневской Агния Барто придумала легендарную фразу «Муля, не нервируй меня!» в фильме «Подкидыш». Александру Фадееву Барто звонила по ночам, чтобы ему первому прочесть новые стихи.

Сложные отношения были у Барто с Сергеем Михалковым и Самуилом Маршаком. Когда она говорила по телефону с Михалковым, как вспоминает Татьяна Щегляева, трубка раскалялась добела, если они спорили о судьбе детской литературы в СССР. Но это не мешало Михалкову звонить Барто по ночам, чтобы прочитать ей свои новые стихи. Такая вот преемственность поэтического братства.

А в начале своего творческого пути Барто познакомилась с мэтром детской советской поэзии – Маршаком, который пытался наставлять и учить молодую поэтессу, доводя её своими бесконечными придирками до истерики. Барто не выдержала: «Знаете, Самуил Яковлевич, в нашей детской литературе есть Маршак и подмаршачники. Маршаком я быть не могу, а подмаршачником не желаю». После этого они не общались много лет.

День, который перевернул всю жизнь

Советский Союз жил в ожидании войны. То, что она будет, Агния Барто поняла, побывав в Германии, где увидела колонны марширующих чистеньких белокурых девушек со свастиками на рукавах.

Но до Германии в 1937 году Барто как член делегации советских писателей отправляется в Испанию, где шла гражданская война. Делегация ехала по Валенсии в автобусе. Агния Барто увидела придорожный магазинчик и попросила остановиться: она мечтала купить настоящие испанские кастаньеты. Вышла из автобуса и направилась в магазин. И в этот момент началась бомбёжка, а автобус стоял и ждал Барто. Но кастаньеты были куплены! Вечером того же дня Алексей Толстой поинтересовался у Агнии Львовны, не приобрела ли она заодно и веер, чтобы отмахиваться от бомбёжек.

Великую Отечественную Барто и её семья пережили в эвакуации в Свердловске. Агния Львовна рвалась на фронт и на короткое время попала туда в качестве военкора. А потом наступил 1945-й, стало понятно, что война заканчивается и можно возвращаться домой.

…5 мая 1945 года. Весенняя Москва ждёт Дня Победы. В уютной квартире в Лаврушинском переулке Агния Львовна, как всегда, работает за своим столом. По квартире разносится божественный аромат Домашиных пирогов. Домашей прозвали Домну Ивановну – деревенскую женщину, которая была няней у детей Барто. Её считали полноправным членом семьи, Домаша прожила в Лаврушинском переулке до конца своих дней.

Рано вернулся Гарик. Он только поступил в авиационный институт. Сказал маме, что хочет покататься на велосипеде, так тепло и хорошо на улице. Агния Барто отпустила сына с лёгким сердцем: светло ещё, что ж дома сидеть. Гарик взял велосипед и вышел. Больше он не вернулся. 18-летнего мальчика сбил грузовик, который выскочил из-за угла в узком Лаврушинском переулке. Гарик упал с велосипеда, ударился виском об угол каменного бордюра и мгновенно умер.

Этот день перевернул всю жизнь Барто. Она не плакала. Потеряв своего ребёнка, она стала искать чужих детей.

Вдруг настанет тишина,
Что-то вспомнят дети,
И, как взрослый у окна,
Вдруг притихнет Петя.
До сих пор он помнит мать…
Это только Лёлька
Не умеет вспоминать,
Ей три года только.

Это строки из поэмы Агнии Барто «Звенигород», которую она написала в 1947 году, побывав в звенигородском детском доме. Все детдома Советского Союза были переполнены ребятишками. Не оставленными – потерянными. Война не только убивала, она разлучала. Внезапная эвакуация и бомбёжки несли хаос и панику: дети теряли родителей, братья – сестёр. И после войны матери по родимым пятнам, по шрамикам, по веснушкам искали своих малышей по детским домам, по слухам, по нечаянно обронённому слову незнакомца. Но огромен был Советский Союз, и маленький мальчик, потерянный под Липецком, мог оказаться на Крайнем Севере.

Барто всегда верила детям. Она была настроена с ними на одну волну – уникальный дар, который теряют почти все взрослые. И несмотря на существовавшие тогда теории светил медицины о том, что детская память – вещь ненадёжная, Барто решила довериться именно этой самой детской памяти. Она стала ездить по детдомам и расспрашивать малышей обо всех мелочах, которые они помнили про свои семьи. Двадцать лет Агния Львовна отдавала всю себя этому благородному делу.

Найти человека

Наконец, в 1967 году в эфир радиостанции «Маяк» вышла программа «Найти человека», которую вела сама Барто. Идея программы была очень проста: люди писали на радио письма, где просили объявить о розыске своих близких. Но ни Агния Львовна, ни её помощники, вернее, сподвижники, не ожидали подобного резонанса. После первого же эфира письма стали приходить мешками. В этих полных надежды письмах описывались малейшие отрывочные детали детства, по которым можно было восстановить картину прошлого.

«Мы с младшим братом, кажется, его звали Серёжа, катались на калитке сада, она была скрипучая, и мы считали, что наша калитка с музыкой».

«Я была очень непослушная. Один раз упала в колодец. Между бровей у меня шрам – клюнул петух. Очень любила спать с кошкой».

«Однажды я воткнул иголку в матрац. Мы с сестрой распороли весь матрац, высыпали солому и стали искать иголку».

«Помню бабушку в очках. Часто припоминаю высокое крыльцо, с которого падала, козу, которая меня бодала».

Подобных писем было очень много. Кому-то Агния Львовна смогла помочь, кому-то нет. Но она всегда чувствовала свою ответственность за каждое письмо, за каждую судьбу. В своих дневниках Барто мучительно размышляла о своём праве выбора: какое письмо пустить в эфир, какое нет? Но благодарные голоса людей заглушали боль сомнений. И как удивительно было читать письма матерей, чьи сыновья погибли на фронте.

«Знаю, что мой сын никогда не вернётся, не войдёт в дом, но радуюсь встрече матери Коноваловой с её сыном Владимиром».

«Где могила сына, не знаю. Слушая тебя, плачу, ведь какое счастье вернуть из неизвестности человека!»

«В войну потеряла обоих сыновей. Материнский поклон всем, кто помогает разыскивать живых».

«Мать», «мама», «мамочка»… Именно эти слова чаще всего встречались в письмах потерявшихся. Основополагающее начало жизни – мать. Корень, тыл, опора. В памяти осиротевших детей последний образ потерянной мамы был светел и прекрасен.
«Мама у меня была красивая, с длинными, толстыми косами».

«Мама у меня молодая, очень ласковая. Я однажды ударилась о дверь, и она плакала, что мне больно».

К 1970 году программа «Найти человека» помогла соединить 330 семей. Но в семье самой Барто вновь случилось горе: ушёл из жизни Андрей Владимирович Щегляев. Агния Львовна пыталась вновь забыться в работе. За восемь с лишним лет эфира «Найти человека» друг друга обрели члены 927 семей.

Агния Барто, ставшая немного волшебницей для сотен людей, часто ездила на встречи с воссоединёнными семьями. Её приглашали разделить эту огромную радость, и она, глядя на счастливые лица, сама становилась счастливее. Она заслужила это. Она сотворила Чудо.

В 1981 году по иронии судьбы сердце Агнии Львовны, так любившей розыгрыши, остановилось 1 апреля.