Лера вытерла пот со лба. Она приготовила семь мешков хлама и теперь озиралась по сторонам: от чего бы ещё освободить дом? После отпуска традиционно хотелось начать новую жизнь, избавиться от ненужного, что съедает простор и воздух. Её взгляд упал на мужа, сидевшего за компьютером.

– Давай разойдёмся, – предложила Лера.

Муж не обернулся.

– Я уже говорил, – спокойно ответил он. – Хочешь уйти – иди. Петька с Машей останутся со мной, делить ничего не будем.

Петька и Маша – их дети, на них обрушивается вся Лерина нежность, совершенно не нужная мужу. Без детей она не выживет. Петьке семь, он пойдёт в первый класс, и Лера пойдёт с ним, будет до заикания объяснять смысл непонятных задач по математике, в которых птенцы вылетают из гнёзд, велосипедисты выезжают из пункта А и яблоки перекладываются из ящика в ящик. Маше пять, она белокурый смешливый ангел, обнять её и не оторвать от сердца.

Но Лера – мать, у отцов, говорят, по-другому. Воскресный папа – это сейчас даже модно, и Лера не препятствовала бы мужу ни в чём, дети любят его, но…

В сущности, муж прав: делить им нечего. То есть, если упереться рогом, конечно, можно разделить даже их тесную двушку, квартира общая, Лера никакая не бесприданница. Но на такой раздел надо много энергии и, главное, злости, ненависти. А так – лень. И что потом с разделёнными крохами делать, непонятно. Да и по-человечески хочется всё решить, миром.

Вот если бы муж поступил благородно – сам ушёл. Но куда? Снял бы угол в коммуналке? Чего ради? Арендовал бы целую квартиру? Такое рыцарство да плюс алименты ему не по карману. К маме? Можно, у неё трёшка, но через неделю мама начнёт выедать любимому сыну мозг ложечкой. А ведь жалко его, всё же родной. Хочется, чтобы он устроился хорошо, хочется быть за него спокойной.

Или можно рискнуть, взять в охапку детей и гордо свалить в туман неизвестности. Ну вот как эти сильные отважные женщины, которые делают себя сами. Там, в тумане трудности и преодоления, каждый прожитый день как подвиг, там стиснутые зубы, сжатые кулаки и какая-нибудь ипотека на тридцать лет.

Но Лера не хочет себе трудной судьбы, ей не нужны преодоления и ипотека, пусть даже впереди заслуженная победа. Нет желания гробить жизнь, чтобы доказать мирозданию свою значимость. Жизнь ей нужна для другого, для какого-то очень простого счастья.

Она была счастлива в отпуске. Казалось бы, всего лишь море, всего лишь горы, всего лишь солнце и весёлые открытые люди рядом. Никаких курортных романов, но там, без мужа, Лера захлёбывалась счастьем и свободой. А дома задыхается от тоски и нелюбви.

Она вянет. Задорные зелёные в жёлтую крапинку глаза заволокло серой тенью, каштановые волны волос тускнеют. А мужу кажется, это нормально, когда сердца остывают. Все так живут. Обязательства, ответственность, быт – вот фундамент семейной жизни. Он этот фундамент заложил, так чего ещё надо? Отгородился широкой спиной от Лериного одинокого мира и недовольно водит плечами, когда её голос нарушает его покой.

А Лера хочет любить. Иногда ей кажется, она способна влюбиться в первого встречного, например, в своего стоматолога – только потому, что тот, когда ставит ей пломбу, весело насвистывает. Леру всегда восхищали люди, которым нравится то, что они делают, работающие с удовольствием и азартом.

Или уж совсем обезуметь и разрешить себе попасть под обаяние системного администратора? Других-то мужчин на её работе, в библиотеке, не водится. А чего? Он так красиво курит на крылечке, задумчиво щурится. Или… Нет, прекратить, не думать.

Но ведь должен же мир когда-нибудь треснуть под тяжестью беспросветности? Если ничего не решать, решится само. Что, если Лера не выдержит и чем-нибудь заболеет? Может быть, даже попадёт в стационар! И если её не вытащит какой-нибудь обаятельный, умный доктор…

Господи, ну за что? Лера принялась яростно, со скрипом, протирать книжные полки.

Муж перестал стучать по клавишам, обернулся на крутящемся стуле, шумно выдохнул:
– Ну вот чего, чего тебе не хватает?

Лера замерла. В его словах она услышала досаду и великодушие – такие человеческие чувства. А вдруг удастся поговорить по-доброму?

Но муж продолжил:
– Я работаю, не пью, занимаюсь детьми.

Только пальцы не загибал. Лере захотелось что-нибудь разбить. Муж продолжал:
– Я делаю всё, что нужно для нормальной, спокойной жизни, всё необходимое.
– А я задыхаюсь без лишнего, необязательного, – сказала Лера.
– Это истерика, – он дёрнул верхней губой, снисхождение давалось ему нелегко, раздражение брало верх. – Займи себя чем-нибудь, отвлекись.

Лера чуть не расхохоталась.

– Полжизни я отдаю детям и дому, и не потому, что это обязанность. У меня есть интересная работа, есть, чёрт возьми, даже хобби. Друзья, увлечения, развлечения. Чем же ещё мне заняться? Корову завести? Я как в тюрьме.
– Ты свободна.
– Во что мы превратили свою жизнь?

Когда-то они обожали друг друга, он восхищался ею, она боготворила его, и это казалось таким крепким, основательным. И вдруг всё по-прежнему, но они – банкроты. Восторг, переполнявший их когда-то – словно оба проглотили по коробке с фейерверками, – рождался из ничего. Он мог бы перейти в тихую радость бытия, но не случилось. Почему?

Любовь – чудо, не награда, а дар. Её нельзя заслужить, выдумать, выстроить, выпросить или, наоборот, вырвать из сердца. Она есть или нет.

Лера чувствовала: муж тоже всё понимает, лишь на словах такой деревянный. И не за нормальную, спокойную жизнь он цепляется, а за возможность любви, только объяснить не умеет. Ему кажется, ничего не потеряно: они в тёмном сыром подвале. Над ними всё грохочет и рушится, но скоро всё стихнет, и они смогут выйти на свет, и мир распахнётся им. И они будут любить друг друга ни за что.

– Не стоило отпускать тебя на море одну. Чёрт с ней, с работой, надо было взять отпуск за свой счёт. Давай съездим куда-нибудь на выходные, – муж словно бы опомнился и начал придумывать, как спасти семью. – Нет, давай прямо сейчас, пока дети у бабушки. Бросай свою уборку, рванём на природу. Нам будет хорошо вместе.
– Мне уже хорошо одной, – виновато потупилась Лера.
– Ты кого-то нашла на Юге?

Он посмотрел на неё исподлобья, как несправедливо наказанный ребёнок. Его глаза были такие невинно-синие, а мир – такой чёрствый и злой, недостойный этих чистых обиженных глаз.

– Господи, да нет же!
– Какой-нибудь горячий джигит?

Муж чувствовал себя униженным и спешил унизить в ответ.

– Перестань, – тихо попросила Лера, она хотела запомнить его хорошим. – Перестань, пожалуйста.
– Думаешь, мы разойдёмся, и жизнь заиграет всеми красками, превратится в праздник? А под окном выстроится очередь рыцарей?
– Я себе хочу быть нужна. Я как будто сама себя предала, отказалась от себя.
– Слова, пышные и пустые, – муж совсем завёлся. – Это всё твои книги, сидишь там, в библиотеке… А жизнь другая! Ну как ты проживёшь одна? Ты же не знаешь, что делать, когда выбило пробки!
– Знаю.

Это было уже чересчур. Задыхаясь от возмущения, Лера бросилась в прихожую, начала искать босоножки. Нашла, дрожавшими руками попыталась справиться с застёжками. Муж бросился за ней.

– Куда ты?

Он навис над ней, часто и горячо дыша. Лера очень за него испугалась.

– Пойду вынесу мусор, – ответила.
– Семь мешков! Они для тебя тяжёлые.
– Я на три раза разделю, – объяснила Лера.
– Сиди, – муж отстранил её плечом, взял пакеты.

Хлопнула дверь. Лера минуту стояла в прихожей, растерянная и обессилевшая. Потом медленно опустилась на пуфик, ссутулилась, закрыла лицо ладонями. Господи! Неужели теперь так и будет? За что?

Она поднялась, вышла на балкон – нужно было подышать. Всё тонуло в зелени, за рябиной пряталась вереница мусорных баков. Муж сидел неподалёку от них на бордюре. Словно скульптура мыслителя, подперев кулаком подбородок, – красиво, почти художественно. На помойке, будто он восьмой мешок хлама.

Лера вернулась в комнату за телефоном, набрала номер мужа. Кухня взорвалась неуместно-радостной трелью – кто же берёт мобильник, когда идёт вынести мусор? Нажав отбой, Лера снова вышла на балкон. Муж почувствовал, обернулся к их окнам. Лера махнула рукой. Он просиял, впился в неё взглядом, как бы спрашивая: это да или нет? Непонятно, чему да, а чему нет.

Он встал, пошёл в сторону дома, а Лера продолжала стоять на балконе. Потом услышала, как хлопнула дверь. Муж вернулся, она пошла навстречу.