Пять раз в день Жасур совершает намаз. Достаёт из чёрного пакета, ручки которого укреплены синей изолентой, отрез истёртой ковровой дорожки и спускается в недостроенный подвал.

Если подойти к краю подвала и посмотреть на Жасура сверху, увидишь ребёнка. Под когда-то чёрной, но выгоревшей на солнце майкой шевелятся позвонки, проступают выпуклые рёбра. У Жасура смуглая, давно не мытая шея и немного вытянутая голова. Он читает молитву, но сверху кажется, будто плачет.

Нет, я не подглядывала. О том, что Жасур молится пять раз в день, мне сказал отец. Дальнейшее представить нетрудно, потому что Жасур – передо мной. Я стою у большого окна нового родительского дома, а он напротив сверлит бетон, нас разделяют пять метров и плотная занавеска.

– У меня уже нога отнимается на нервной почве, – говорит мама. – Не хочу тебе ничего рассказывать.

Она бросает половник в раковину и уходит. Уху довариваю я.

Но вскоре мама возвращается, потому что не может не договорить. Это у нас семейное: по сто раз повторять одно и то же, уходя не уходить и высказываться, пообещав молчать.

– У него что-то с глазом, – продолжает она. – Может, поранил? Стружка попала? У него трое малышей. Говорит, там, на родине, его жене ко Дню защиты детей в клубе вручили грамоту как многодетной матери, а он не смог приехать. А вчера смотрю – с ним что-то не то, как-то еле-еле работает. Спросила, что не так, говорит: «Ничего-ничего, всё нормально». Попросил воды, я принесла, а он водой кеторол запил. Отец спросил, что у него болит, – не сказал. Ну, мы же не можем в душу залезть, потому не стали больше спрашивать.

Я обед приготовила, принесла. Он всё съел и говорит, что полегчало, повеселел. Потом признался, что хозяин ему не платит. Мы поругались с бригадиром: как можно не выдавать зарплату ребятам? Мы же вперёд заплатили! И тут Жасур пришёл: «Дайте двадцать рублей, до банкомата доехать. Деньги перевели!» Побежал, обрадованный. Это вчера вечером было.

Сегодня пришёл в семь, говорит – встал в три утра и шёл пешком. Я ему кофе сделала, бутерброды, как всегда. Меня соседи ругают: мол, кормить их не нужно, вы и так за работу платите. А как не кормить? Знаешь, что он ест на обед? Лаваш и воду. Лаваш и воду, взрослый мужик! На стройке работает!

Мама тянется за солью, но берёт сахар. Банки разные, однако сейчас она не может их отличить.

Я вымыла посуду и снова подошла к окну. Жасур забивает в бетон арматуру, работает медленно, лениво. Если бы я не знала его историю, у меня возникли бы претензии.

– Мам, от трёх бутербродов и тарелки борща мы не обеднеем. Пусть соседи своих работников не кормят, это на их совести, а ты корми.
– Я и не слушаю соседей. Мы всегда кормили и, пока есть чем, поделимся. А знаешь, сколько перевёл Жасуру бригадир? Пять тысяч. Пять! Вот есть совесть? Парню надо за квартиру платить, что-то есть, семье переводить. А прошлым ребятам, которые у нас работали, он вообще ничего не заплатил, кинул. Я ему в глаза говорю: «Есть в тебе что-нибудь человеческое? Ты нас, пенсионеров, которые у всего мира заняли на этот дом, обманываешь, ребят своих обманываешь. Я же тебе в матери гожусь. Если у тебя нет совести, неужели не боишься проклятий, которые обманутые люди посылают в твой адрес?»
– Мам, на тебя это не похоже. Неужели так и сказала?
– А ты побудь тут с моё, побудь! Посмотри на лица рабочих, послушай, что они рассказывают. Посчитай стройматериалов на двадцать тысяч, а получи бумажку на сорок восемь. Или заплати за хороший бетон, а получи такой, который разъедется и соберёт забор в гармошку. А кирпич? Ты видела, какой он привёз нам кирпич? По договору к середине июня у нас уже должны быть гараж и забор. Где они?

Мама выросла в другой стране. Почти сорок лет прожила с человеком, у которого даже в сарае можно было проводить хирургические операции. За всю свою совместную жизнь они ни разу никуда не опоздали, ни разу никого не обманули. И как-то так повезло, что очень редко обманывали их. Поэтому всё, что сейчас происходит в их будущем дворе, равносильно крушению мира.

Жалобы на обман со стороны строителей я слышу уже около месяца, но сегодня меня больше волнует Жасур.

Он разговаривает со вторым парнем, тот славянин, но выглядит таким же неприкаянным и несчастным. Приходит на ум картина Репина «Бурлаки на Волге». Я не могла её видеть в школьном учебнике, старалась быстрее перевернуть лист. А тут не перевернёшь.

– Так он снял в банкомате пять тысяч, и что? – спрашиваю маму.
– Ничего. Выложил свой пакет, а в нём сосиска и два яйца. Сейчас уху доварю, зайца потушу, макароны и капуста уже готовы. И накормлю ребят. А потом буду опять звонить бригадиру, ругаться из-за бетона. Сил моих больше нет. Захотел – заплатил, захотел – голодными держит.

Открылась дверь, со двора пришёл отец. Он работает со строителями на равных, учит их строить. В своё время поднял с нуля не один гараж, поэтому технологию знает. Соседи говорят, что отец не в своём уме – платит деньги за то, чтобы самому работать. Но он помешан на идеалах, а ребята, которых прислали в этот раз, действительно почти ничего не умеют. Отец похудел, поседел, прокладывает свои нервные клетки между кирпичами. Можно было бы наплевать, но он не хочет. Личный выбор.

Я снова думаю о Жасуре. Каждое утро на Аксайском повороте собираются с полсотни его земляков. Они стоят у кирпичного склада под кривой надписью «Разнорабочие». Я знала, что жизнь их далека от идеальной, и, конечно, сочувствовала. Но когда видишь этих парней две минуты в окно автобуса, их истории не царапают твоё сердце.

А тут, через занавеску от меня, сидит под солнцем накачанный кеторолом Жасур. Скоро мама позовёт его на обед, потом соберёт котомочку на ужин. Он ещё несколько дней у нас поработает и перейдёт на другой объект, где опять будет вставать в три утра и искать двадцать рублей, чтобы доехать до банкомата. И там снова окажется пять тысяч, и он снова позвонит бригадиру и попытается объяснить, что жить на эти деньги невозможно. И не факт, что новые заказчики будут его кормить.

Пока я об этом думала, Жасур отложил мастерки, вымыл в ведре с водой руки, лицо и направился к недостроенному подвалу – подошло время намаза. Я знаю, о чём он молится, но не представляю, как ему помочь.