В экскурсионной поездке главное – совсем не место, которое вы собрались посетить, а гид. Хороший экскурсовод так представит вверенную ему территорию, что уедешь оттуда с глубочайшим убеждением: этому крохотному райцентру, который и на карте области не сразу найдёшь, осталось всего два шага, чтобы ЮНЕСКО признало его мировым культурным наследием. Плохой же…

О легендарном Эфесе, основанном около тридцати веков назад, мы от нашего ледащего гида узнали всего два факта. Здесь была выстроена одна из первых в мире общественных уборных, также город славился своей библиотекой. Сколько она насчитывала свитков и манускриптов, кто авторы, кто читатели, какова её славная и трагическая судьба – всё это наш «Вергилий» счёл недостойным внимания. А сосредоточился на том удивительном обстоятельстве, что археологи обнаружили в подвалах учреждения культуры подземный ход, ведущий предположительно в местный лупанарий – публичный дом.

– То есть древние эфесцы говорили жёнам, что идут в библиотеку, а сами ныряли под землю и пробирались к развесёлым гетерам, – рассказал гид, блестя замаслившимися глазками, раз пять подряд.

Ситуацию спас один из экскурсантов, архитектор по специальности, который поведал, что современные зодчие до сих пор изучают историю архитектуры именно по Эфесу. Вскоре вся группа столпилась возле рассказчика и вместе с ним открывала для себя греческую колоннаду, римские арки, изучала изумительно красивые фрески и мозаику, не утратившую за два тысячелетия своих красок.

В античный сортир гид нас всё-таки затащил. Мы даже из вежливости посидели на мраморных сиденьях. Но на традиционные чаевые скучному, равнодушному экскурсоводу почти никто не расщедрился.

Следующее определяющее условие для многодневной познавательной поездки – сами её участники. Наименее желательными спутниками считаются юные матери с маленькими детьми, превращающие дорогу в изощрённую пытку и для себя, и для окружающих; компании подростков (каждый из них может быть милейшим существом, но, сбившись в стаю, они будут всю поездку гоготать и пинаться); и ярые поклонники «зелёного змия», для которых главная достопримечательность любой страны – это пивной киоск на остановках экскурсионного автобуса.

– Толик, – будет тщетно взывать измученная жена, – вот надо было тебе за три тыщи километров ехать, чтоб с самого утра пивом наливаться? Ты хоть в окошко посмотри – красота какая. Я тебя, паразита, зачем сюда везла, столько деньжищ потратила? Чтоб ты не просыхал?

В список малоприятных попутчиков можно добавить также капризуль, ипохондриков, несносных болтунов, политически озабоченных персонажей. Однако женщина, с которой мне предстояло бок о бок путешествовать целую неделю, не подходила ни к одному из упомянутых типов.

Такие грузные тётки неопределённого возраста, в пёстрых халатах из дешёвого турецкого трикотажа, в изобилии встречаются во дворах спальных микрорайонов, на продуктовых рынках, а пригородные электрички без них и представить невозможно. Но в элегантном туристическом автобусе с панорамными окнами, отправляющемся за границу, эта гражданка смотрелась странновато.

Я осторожно села рядом, представилась. Однако Людмила Фёдоровна не проявила ко мне особого интереса. Она с неодобрением следила за хрупкой блондинкой, сидевшей впереди. Девушка, похоже, была опытной путешественницей. Она надула подушку-воротничок, выпила воды из бутылки в термочехле, сделала селфи и уткнулась в телефон, явно собираясь сообщить всем друзьям, что отправляется в дальний путь.

– Вся в белом, – неодобрительно пробубнила моя соседка. – Это кто ж в дорогу в белое обряжается? Испачкается, пожамкается. Безголовая, прости господи, – и после паузы добавила: – У меня невестка тоже вечно в белое вырядится, как невеста.
Мне очень хотелось возразить, что на девушке плиссированная юбка из немнущегося материала, а испачкаться в чистеньком автобусе просто нечем, но начинать поездку со спора совсем не хотелось, потому промолчала.

Автобус тронулся, гид разливался соловьём, призывая посмотреть то налево, то направо, но тётенька рядом со мной сидела недвижимо, словно Будда, не интересуясь разворачивавшимися пейзажами. Лишь раз, когда проезжали игрушечно красивое сельцо и увидели поленницу дров возле аккуратного домика, выкрашенного в оранжевый цвет, вздохнула:
– А газа, видать, нет. Дровами топят.
– Почему обязательно топят? Может, это для камина или мангала.
– Может, и для мангала, – пожала плечами Людмила Фёдоровна. – Мой зять тоже без шашлыков жить не может. Котлеты, битки, голубцы – для него не мясо. Только шашлык признаёт. Даже зимой во дворе двадцатиэтажки мангал ставит. Пожарники три раза приезжали, а ему всё как с гуся вода.

«Ага, – автоматически отметила я, – значит, у неё есть и сын, и дочь. И с зятем и невесткой она, похоже, не очень-то ладит».

Автобус сделал остановку возле заправки, и все повалили в кафе, а курильщики достали сигареты.

– Вот и моя невестка без табачной соски жить не может, – сообщила, презрительно щурясь, моя попутчица. – Что ж ты делаешь, говорю, у тебя ж дети. Они тоже, на мать глядя, к табаку потянутся. А ей всё одно.

Я неопределённо пожала плечами и с тоской подумала, что впереди несколько дней пути, которые пройдут, судя по всему, под знаком семейных разногласий моей соседки.

Следующая остановка была возле ресторанчика, где нас ждал обед. Людмила Фёдоровна, явно вознамерившаяся держаться ко мне поближе, уселась за стол и шепнула, прикрыв рот ладонью:
– Ты только глянь на него! Всю тарелку майонезом залил. У меня зять тоже без майонеза за стол не сядет. И кашу поливает, и борщ, и хлеб. Это ж чистый яд. Посадит желудок, будет потом плакаться, а здоровье-то не вернёшь.

В транзитном отеле, где останавливались на ночь, мы с ней, по счастью, оказались в разных номерах. Что не спасло меня от очередной порции жалоб.
– Соседки никак угомониться не могли, чуть не до часу ночи шебаршились. У меня невестка такая же. Ночью не уложишь, утром глаз никак не продерёт.

Экскурсии Людмиле Фёдоровне давались тяжело.

– Я в молодости такая лёгкая на подъём была, бегала как коза. А после пятидесяти вишь как разнесло. Вроде и не ем много, а пухну и пухну, скоро совсем в бегемота превращусь. И ходить тяжело. Невестка предлагает: «Давайте, мама, вместе на диету сядем». Нужна ей та диета! Сорок лет бабе, а она всё как девочка.
– Между прочим, ваша невестка права. С возрастом обмен веществ замедляется, и если не изменить режим питания, вес начнёт расти.
– Ой, не для кого мне фигуру держать, – отмахнулась спутница.

Гид, встретивший нас в очередном городе, оказался большим затейником. Отбарабанив обязательную программу, он изъявил желание познакомить туристов с фольклором своей страны и исполнил приятным баритоном несколько зажигательных песен.

– Прекрасно! Спасибо! – зааплодировали экскурсанты.
– У моего зятя тоже голос дай боже, – гордо заявила Людмила Фёдоровна. – Мы как семьёй на праздники собираемся, так даже магнитофон не включаем. Он нам и модное, и народное исполнит.

«Ну, хоть чем-то бедный зять смог тёще угодить», – усмехнулась я.

Одному из туристов стало дурно после экскурсии по солнцепёку. Его выручила миловидная девушка, оказавшаяся педиатром и прихватившая целую коробку разнообразных лекарств.

– У меня невестка тоже медработник, – похвалилась Людмила Фёдоровна, – вечно с собой лекарства таскает. И соседи к ней идут ночь-полночь. В поликлинике, вишь ли, очереди.

Проезжали через красивый вантовый мост, для которого гид не пожалел самых восторженных эпитетов.

– У меня зять тоже мосты строит. Почище этого.

Так постепенно вырисовывались образы невестки и зятя, что незримо путешествовали вместе с нами. Она – медик, потому всегда в белом, имеет детей, курит, любит спать допоздна и никому не отказывает в помощи. Он – мостостроитель с хорошим голосом, обожает шашлыки и злоупотребляет майонезом.

Когда мы столкнулись с шумной экскурсией детей в одинаковых бейсболках, я узнала, что невестка работает в школе и так привыкла к галдежу, что уже и не замечает. «То есть она школьная медсестра», – сделала я очевидный вывод. Наш водитель сжалился над двумя девчушками с огромными рюкзаками, застигнутыми внезапным ливнем, и подвёз их до ближайшего городка. А характеристика зятя пополнилось ещё одной симпатичной чертой: «Вечно он подвозит кого ни попадя и денег не берёт».

В музее современного искусства выяснилось, что невестка Людмилы Фёдоровны к тому же ещё и рисует, причём получше, чем выставленные в музее художники.

Многогранность этих двух людей начала меня удивлять. Я поймала себя на том, что слушаю экскурсовода вполуха и напряжённо размышляю о школьной медсестре, увлекающейся живописью, и таксующем мостостроителе. Почему было не расспросить мою попутчицу вместо того, чтобы складывать причудливые пазлы из кусочков случайно поступающей информации? Ну, во-первых, она, похоже, принадлежала к тому типу людей, у которых прямые вопросы и назойливый интерес могут вызвать острое недоверие. А во-вторых, если разговорить её всё же удастся, то познавательный элемент экскурсии будет утрачен, я погружусь в семейную сагу Людмилы Фёдоровны и гида просто не услышу.

Кульминация наступила на третий день поездки, когда оказалось, что в старинном готическом здании с островерхой крышей и стрельчатыми окнами расположен не храм и не музей, а суд.

– У меня зять тоже в суде работает, – мимоходом бросила моя соседка, сменившая пёстрое платье на футболку с попугаями и свободные капри.
– Стоп! – подпрыгнула я. – Какой суд, если зять у вас мосты строит?
– Один мосты строит, второй – судья, третий – дальнобойщик, – ответила ничуть не удивлённая женщина.
– Так у вас три зятя?
– Ну да.
– А невесток сколько?
– Тоже три.
– Медсестра, учительница и третья… А-а, наверное, художница?
– Откуда вы знаете? – с подозрением глянула на меня Людмила Фёдоровна.
– Вы сами о них рассказывали. Значит, у вас шестеро детей? Здорово как!
– Ой, да куда там здорово. Это через горе всё, – тяжко вздохнула она. – Я ж из близнецов. Сестру мою Лидой звали. Замуж мы в один день вышли и деток одновременно родили. У неё две дочки, а у меня сынок. Лидуся меня всё дразнила: «Я уже отстрелялась, а тебе снова носить». Я Олежку в два с половиной в садик определила и снова забеременела. И на2 тебе – двойня, Миша и Оксанка. Лида аж взвилась: «Как это у меня, у старшей, – она на пятнадцать минут раньше меня на свет вышла – всего двое, а у младшей трое?!» Тоже понесла. Они с мужем в селе жили. Ей бы заранее в роддом лечь, а она на фельдшерицу понадеялась. В общем, когда её в больницу привезли, уже поздно было. Сыночка спасли, а её не смогли.

Людмила Фёдоровна промокнула слёзы.

– Приехали мы в село на похороны, а там всё кувырком. Николай, Лидин муж, с утра уже пьяненький, скотина некормленая, девочки, Даша и Наташа, голодные, замурзанные, в уголке ревут: «Где наша мама?» В общем, говорю мужу:
– Ты как хочешь, а я Лидусиных детей бросить не могу.
– Куда ж их в нашу коммуналку?
– В исполком, горком пойду, в ноги упаду.

А в исполкоме тогда такая хорошая женщина работала, Нина Сергеевна. «Я, говорит, сама сиротой росла. Мать в оккупации расстреляли». Выбила она для нас две квартиры в новом доме – трёхкомнатную и однокомнатную рядышком. Мы дверь пробили, из второй кухни тоже комнату сделали, вышло пять. Сестру патронажную к нам прикрепили, помогала хорошо. Николай, вдовец, продукты привозил. Потом, правда, женился, а там тоже дети. И жена такая ненавистная попалась! Ты ж, за него когда шла, знала, что трое сирот растут. Что ж ты мужику голову грызёшь из-за каждого ведра картошки? Ну, ничего. Выкормили, подняли всех шестерых и разницы между своими и Лидиными не делали.

Она помолчала, глядя в окно, и после паузы добавила:
– Хотя, бывало, конечно, думала: да что же за чудище Лидка мне на шею повесила? Когда Славку из притонов да подвалов вытаскивала. А потом вспомню, сколько крови мне Мишка попил… Тоже хлебнула полной чашкой, еле от колонии его спасла. А Наташку в пятнадцать лет с крадеными кроссовками в магазине поймали. Ой, всякого было. Но, в конце концов, все в разум вернулись. Трое техникумы позаканчивали, трое в институты поступили. У всех уже семьи, дети. Со мной только младшенький наш остался – Славочка. Я не отпустила. Куда, говорю, мне одной тут куковать? Заделаем двери, и живите в трёхкомнатной сами по себе.

Я и соваться не буду. Остались. И двери не заделали.

– А жена у него курящая учительница?
– Нет, – усмехнулась моя спутница. – Медсестра-полуночница. Старшие все завидуют, что те с мамой рядышком живут. Ну и выхваляются один перед другим. Куда ж без этого? «Я маме сапоги купил». «А я дублёнку». «А я ей зубы оплатил». Вот гляньте.

Людмила Фёдоровна продемонстрировала белоснежные мосты.

– Как день рождения, так хоть из дому беги – завалят подарками. Что ж вы, дети, на меня так тратитесь, говорю. Разве ж вам в семью деньги не нужны? «Семья семьёй, а мама мамой». Сейчас вот приноровились меня в экскурсии отправлять. Я где только не побывала, чего только не посмотрела. Мне бы уже, правду сказать, только перед телеком сидеть да на лавочке с соседками воздухом дышать. Нет, снова бегут: «Мама, горящая путёвка за полцены! Собирайся».
– Людмила Фёдоровна, а почему, когда мы ехали, вы всё зятьёв и невесток поминали, а о детях ни слова? Ни о своих, ни о Лидиных?
– Они все мои, – сурово поправила моя попутчица. – А что о них говорить? Нормальные дети. Олежка наш…

Как и предполагала, гида я больше не услышала. Придётся мне когда-нибудь снова проехаться этим же маршрутом. В надежде, что не попадётся такая же интересная спутница и я наконец-то оценю все достопримечательности по достоинству.