Под окнами моей новой квартиры постоянно прогуливается парочка. Он – высокий и полноватый, она – маленькая, слегка вертлявая. Люди как люди, но есть одна странность. Мужчина всегда несёт, прижимая к груди, игрушечную розовую колясочку, в таких девочки катают куколок.

К чему этот странный, экстравагантный аксессуар? Одинокие, бездетные люди? Потом смотрю – нет. Мальчишка-подросток появился, принял у папы колясочку и важно понёс. Мама с дочкой подошли, и малышка медленно покатила коляску по дорожке.

Меня распирало от любопытства – что у них там? Ничего умнее я не придумала, как, проходя мимо семейства, уронить сумку с продуктами. Смачно чавкнул десяток яиц, громко лопнул пакет кефира. Я ахнула, женщина охнула, а мужчина кинулся помогать, спасать остатки провианта. Я улучила момент и заглянула в коляску. На белой подушечке под кружевным покрывальцем лежал серый кот. Он приоткрыл жёлтый глаз и хрипло сказал: «Мя…»

– Какой хорошенький котик! Как зовут?
– Котик, так и зовут, – улыбнулась женщина.

Когда после поминок разошлись родственники и знакомые, Лёха прибрался, помыл посуду, присел на табуретку, оглядел пустую и молчаливую квартиру. Подумал, подумал – и решил повеситься. Видно, ничего хорошего с ним уже не случится. Вспомнил, как мамка его в садик водила, как в школу бегал, с приятелями во дворе мяч и шайбу гонял, на девчоночьи коленки заглядывался. В строительном техникуме учился, окончил, в армию призвали. Куда служить пошлют, даже не сомневался, тогда всех срочников в одном направлении отправляли.

Пацаны в учебке подобрались нормальные. Братья-близнецы из Кемерова с малолетства вольной борьбой занимались, но в армию сами попросились. Сказали: всяко лучше, чем в какой-нибудь бригаде «торпедами» быть и на разборках пулю словить. А так – отслужат, вернутся, снова начнут тренироваться и к олимпийскому золоту готовиться.

Женька из Питера полнейший ботан был, но как начнёт чесать про Кавказскую войну, заслушаешься. Про ту, которая ещё в 1817-м началась и пятьдесят лет продолжалась. А про эту, сегодняшнюю, Женька собирался книгу написать.
Костян из Краснодара приволок с собой в армию баян, гитару и бубен. По вечерам устраивал концерты.

В составе большой колонны на Шатой вместе с молодым пополнением ехали десантный взвод и прикомандированные офицеры МВД. Парни ржали: под охраной на войну едем.

Как всё началось, Лёха даже не понял. Что-то засвистело, ухнуло, бухнуло, заполыхало. А Лёху в самое темечко долбануло, словно злобная ворона острым клювом тюкнула. Он голову руками прикрыл, глаза закрыл, а когда открыл, уже в госпитале оказался, и мама рядом сидит. Плачет и говорит, говорит что-то… Только Лёха не слышит и ответить не может, но руки, ноги на месте и вроде двигаются.

Потом домой поехали, слух и речь постепенно вернулись. Но от этого только хуже стало! Узнал, что их колонну в ущелье расстреляли и сожгли, в живых остались единицы. Ему просто повезло, отделался контузией средней тяжести.

Мамочка его с ложечки, как маленького, кормила, умывала, на улицу за ручку гулять выводила. А Лёхе день и ночь выть хотелось… Почему он живой, а остальные – нет? Ведь он даже не знает, ради чего живёт, ни мечты у него нет, ни каких-то особых желаний. И маму жалко, здорового бугая на себе тянет! Измучилась, за год седая сделалась…

Мама умерла тихо, во сне. Врачи сказали – обширный инфаркт. И вот сидит Лёха в пустой квартире и повторяет вслух, как дурак: «Мамочка, что же ты хотя бы не поболела? Я бы за тобой ухаживал, а теперь никого и ничего у меня нет».

Быстро нашлись табуретка, мыло и бельевая верёвка. Последнюю сигаретку Лёха решил на улице выкурить, на свежем воздухе поприятнее будет. Присел на лавочку у подъезда, глянул на полную луну, глубоко затянулся и вдруг услышал писк, да такой истошный, что аж поперхнулся и закашлялся. Уж на что Лёхе плохо, но существу, которое так голосит, наверняка ещё хуже.

Лёха отбросил окурок и полез в кусты. На улице темно, ни черта не видно, а вопли то затихают, то с новой силой начинаются, но уже в другом месте. Наконец заметил шевеление в куче опавшей листвы, сунул руку, зацепил что-то живое и вытащил.
Серый комочек бился, трясся и вырывался, спасая свою крохотную жизнь. «Крыса, что ли?» – испугался Лёха. Но пригляделся и облегчённо вздохнул: котёнок…

Что с ним делать, Лёха не знал, сунул живность за пазуху и пошёл домой. При свете хорошенько разглядел: крохотный, неказистый, жалкий… Лёха колбаски на пол покрошил, котёнок головёнкой испуганно вертит, лапы в разные стороны расползаются, носом тыкается, а есть не может. «Маленький совсем, молочка ему надо», – догадался Лёха. Протёр чайное блюдечко, достал из холодильника молоко, осторожненько макнул зверька в жидкость. Котёнок опять заверещал, но быстро-быстро заработал язычком.

– Понимаю, плохо без мамки, – вслух сказал ему Лёха.

А потом они легли спать. Котёнок забрался на подушку, свернулся клубочком и заснул. Потом расслабился и скатился Лёхе на шею, под самый подбородок. Лёхе было неудобно, щекотно, но убирать котёнка не стал, пусть спит  сирота. Уже засыпая, подумал: «Я же вроде повеситься собирался… Ладно, если что, завтра успею…»

Проснулся котёнок рано утром и отчаянно заголосил. Не добившись от Лёхи внимания, пописал на подушку и одеяло. Пришлось срочно затеять постирушку. Потом в магазин за молоком, сметаной и творожком.

К вечеру Лёха даже устал, а кот – нет. Наелся и потребовал, чтоб с ним играли, а потом гладили и ласкали. Лёха сначала думал пристроить кота к кому-нибудь из соседей, но принял волевое решение: «Себе оставлю. Хоть не один буду».

Жрал кот за двоих, играл и бесился за троих, «дела» свои яростно зарывал в песок всеми четырьмя лапами. Лёха в течение дня почти не выпускал веник из рук. Об одном только беспокоился: уши у котёнка странные, как пельмешки завёрнутые и к голове прижатые. «Отморозил? Почему не встают?» – заволновался Лёха и понёс котика к ветеринару.

– А вы думали, у него, как у щенка немецкой овчарки, уши с возрастом встанут? – усмехнулась чернобровая красавица. – У вас метис, шотландская вислоухая кошка. Порода такая.

Лёха от удивления даже рот открыл. Метис, шотландский! А он котика, словно дворового Ваську, кормит всем подряд – супом, кашей, макаронами с колбасой.

– Какой возраст? Как зовут?
– Двадцать два года, Алексей.
– Я о котёнке спрашиваю, – снисходительно фыркнула врачиха.

Лёха смутился, имя любимцу так и не придумал.

– Я его Котиком зову.
– Так, кот Котик, приблизительно три месяца, – красавица принялась что-то писать. А потом выдала Лёхе два листа с подробным описанием как кормить, ухаживать, глистогонить и вакцинировать.

Лёха посмотрел на цены и задумчиво почесал репу. Какие-то деньги после мамкиных похорон остались. Если по врачам пройтись, может быть, пенсию по инвалидности дадут, а может, и не дадут… Короче, решил он на работу устроиться. Пошёл на стройку разнорабочим. Котик по вечерам встречал его радостным мяуканьем, скакал вокруг, как собачонка, и ни на шаг не отходил.

Как-то раз вернулся Лёха после работы, а в квартире тихо. Испугался, кинулся бегать по комнатам. Нет Котика! Заметил – кухонное окно приоткрыто, на одной створке сетка, а на другой нет. Наверное, когда курил, неплотно закрыл, вот ветром её и распахнуло. Значит, Котик в окно выпал! Лёха ползал и шарил в траве под своими окнами, материл себя последними словами, но Котика нигде не было. Сел на лавку, от отчаяния хотелось орать и рыдать.

– Эй, ты котёнка ищешь? – послышался тоненький голосок.

Лёха поднял отяжелевшую голову, перед ним стояло нечто. Ростом метр с кепкой, волосы начёсаны дыбом, короткая юбчонка, колготки то ли в сеточку, то ли в дырочку. А востренькая мордочка разрисована всеми цветами радуги, настоящая кикимора.

– Он на дорогу выполз, морда вся в крови. Я его туда отнесла.
– Куда? – заорал Лёха. Вскочил с лавки и крепко схватил страшилку за плечо.
– Ой, больно! – взвизгнула девчонка. – Туда! Где животных лечат! На порог положила!
– Где это? Адрес какой? Ты бухая, что ли? – почти простонал в отчаянии Лёха.
– Не, я под кислотой, – девчонка обиженно потирала плечо. – Но если пройтись, может, вспомню…

Котик отыскался в ветеринарной клинике, которая работала 24 часа.

– Ваш? Симпатичный! – молоденькая девушка ветеринар взмахнула ресницами, а они у неё длиной были чуть ли не с ладонь, и глаза синие-синие, Лёха аж загляделся, но потом прокашлялся и гордо сказал:
– Он у меня породистый.
– Вижу, вислоухий ген присутствует, – вздохнула Белоснежка. – Это не очень хорошо, опорно-двигательный аппарат слабый. Не волнуйтесь, переломов нет. Но надо обследовать.

Лёха задрожал, врачей он с детства боялся, а ветеринаров теперь ещё больше. Белоснежка долго объясняла: раз мордочка разбита, то вероятна черепно-мозговая травма. Надо целую неделю приходить в клинику и ставить капельницы. Лёха был близок к обмороку, просипел:
– Как же так, я ведь работаю…
– Ну, можно и дома уколы делать.
– Я колоть не умею.
– Я умею, – вдруг выпалила Кикиморка. – Куда хочешь иглой попаду!
– Хорошо, что подруга у вас опытная, – слегка поморщилась Белоснежка.

Лёха шагал домой, прижимая к груди завёрнутого в пелёнку Котика, а Кикиморка неотступно следовала за ним.

– Ты не подумай, я не колюсь, – тараторила она. – На медсестру учусь, вернее, училась. Я из Твери, а здесь у бабки одной угол снимаю. Просто помочь хочу!

Лёха резко остановился, девчонка стукнулась лбом о его локоть.

– Меня Алёнка зовут.

Лёха чуть не расхохотался, более неподходящего имени и придумать трудно.

Всю ночь они просидели возле Котика, дремали по очереди. Ранним утром Лёха сбегал в аптеку, купил необходимое, а уходя на работу, строго сказал:
– В квартире одна остаёшься. Брать тут нечего. Но если с Котиком что-нибудь случится… убью.

Вечером он открыл дверь ключом, прислушался. В квартире было подозрительно тихо. С замирающим сердцем заглянул в комнату. На диване в обнимку дрыхли Алёнка и Котик, словно всю жизнь тут лежали. А на кухне в кастрюльке что-то соблазнительно благоухало.

Лёха никого будить не стал, поужинал в одиночку и лёг в соседней комнате.

Алёнка, как ни странно, оказалась девчонкой ответственной и хозяйственной. Вот как-то так у них и сложилось, жить начали. А когда стало понятно, что Алёнка в положении, поженились. Беременность проходила тяжело – видно, сказывались грехи молодости. Как-то, вернувшись с работы, Лёха застал жену в слезах.

– Мне плохо сделалось, легла, застонала, а Котик на телевизоре сидел. Увидел и ко мне прямо на диван прыгнул! Но промахнулся, упал. Ушиб задние лапки, и они отнялись!

«Проклятый вислоухий ген, ведь говорила же докторша, болеть кот будет, хромать, а возможно, даже без движения лежать», – горько размышлял Лёха. На коленях у него примостился Котик, неподвижные задние лапки безвольно свисали.

– Как же ты за ребёнком смотреть будешь, если даже за котом не можешь? – мрачно сказал он.

Алёнка зарыдала, а Котик вдруг развернулся и со всей силы куснул Лёху за палец.

– Ладно, не реви. Нельзя тебе, – как-то сразу успокоился Лёха.

Мальчика назвали Романом.

И на работе всё хорошо складывалось. Прораб Лёху заметил, сказал: «Ты парень толковый, грамотный. Чертежи читаешь, будешь моим заместителем». Работы было много, но зато появились деньги.

Лёха вернулся домой поздно, у подъезда толпился народ, стояли пожарные машины и кареты «скорой помощи». Леха поднял голову и обалдел: из окна их четвёртого этажа валил чёрный дым. Кинулся туда без оглядки, но пожарные повисли на нём с двух сторон. Подтащили к скамейке, где сидела Алёнка в ночной рубашке. Кто-то сердобольный накинул ей куртку на плечи.

– Я Ромочку спать уложила и сама задремала. Вдруг слышу – Котик мяукает. Громко! Думала, в туалет хочет. Встала, чувствую – гарью пахнет. Дверь входную открыла, а подъезд в дыму! Я детей схватила и на улицу выскочила!

Алёнка прижимала к груди байковое одеяльце, откинула уголок, там сладко посапывали Ромочка и прижавшийся к нему Котик. Лёха обнял всех троих так сильно, что Алёнка вскрикнула, сын захныкал, а Котик возмущённо замяукал.

История оказалась простая: сосед из квартиры напротив задремал с сигареткой у телевизора. Самого пьянчужку спасли, но подъезд сильно закоптился. Лёха лично делал ремонт, потом быстренько продал свои квадратные метры, оформил ипотеку, и вскоре они переехали в просторные хоромы.

Лёха любовался тем, как по пушистому ковру ползал маленький Рома, а следом за ним, опираясь на передние лапки, тащился Котик. Маленький человечек целует кота в нос, а тот в ответ облизывает мальчику лоб и уши.

«Котик – мой ангел-хранитель, – размышлял про себя Лёха. – От опасной глупости по юности отвёл, познакомил с женой, спас семью». Лёха бережно брал любимца на руки, Котик преданно смотрел ему в глаза, а он тихо-тихо, чтоб никто не слышал, шептал в висевшее ушко: «Спасибо, дружище!»

Алёнка опять собралась рожать. Как и полагается, схватки начались ночью. Лёха повёз жену в роддом, Ромочку оставили дома одного. Парень взрослый, серьёзный и самостоятельный, как-никак 8 лет.

Лёха сидел в больничном коридоре и нервничал. Врачи забегали и засуетились, Алёнку уложили на каталку и увезли. Час прошёл, а никто ничего не говорит, мимо бегут и глаза прячут.

– Вы отец? – очкастый доктор в упор уставился на Лёху. – Послушайте меня внимательно, спокойно и постарайтесь понять. Произошел внутриутробный поворот плода. Теперь у нас ягодичное предлежание. Готовим операцию, кесарево сечение. Но женщина маленькая, хрупкая, таз узкий и всякое может случиться… У вас в приоритете жизнь матери или ребёнка?

Лёха не понял почти ничего. Только одно: кто-то должен умереть. Закрыл лицо руками и заплакал. Плевать, что смотрят все, как здоровый мужичина в голос рыдает. Лёха вдруг начал молиться: «Господи, возьми у меня всё самое дорогое и любимое! Только им жизнь сохрани».

Старенькая нянечка трясла Лёху за плечи, пихала под нос стакан воды и строго выговаривала:
– Что ж ты, милок, на всё отделение орёшь, людей пугаешь! И молишься не верно, слова какие страшные произносишь! Господь всё слышит!

Лёха тряс головой, действительно – какой бред он несёт. Что у него самое дорогое – жена да дети. Что ещё он отдать может? Ах да, Котик!

Томительное ожидание длилось до утра. А потом вышел очкастый доктор, вытер со лба пот и хлопнул Лёху по плечу:
– Поздравляю папаша, у вас дочка. И с женой всё в порядке!

Лёха набрал номер и радостно прокричал в трубку:
– Ромочка, сынок, у тебя сестрёнка родилась!
– Знаю, – серьёзно отозвался сын. – Мне Котик на ушко об этом промурлыкал. Только он заснул так крепко, что не двигается.

Я с удивлением смотрела на розовую коляску и серого желтоглазого кота.

– Так Котик умер? Это уже другой кот?
– Нет! – замахала руками Алёна. – С ним сердечный приступ случился. Вислоухий ген, он такой коварный!
– Ромка в «скорую» позвонил, сказал – я один дома, папа маму рожать повёз, а у меня кот умирает. Сразу приехали «03» и «02». Спасли Котика, – понурил голову Алексей. – А я предатель!

Алёна положила руку на плечо расстроенного мужа и улыбнулась.

– Перестань. Сам же говорил, Котик – ангел. Они не умирают, а живут вечно.

И словно в подтверждение сказанному Котик зевнул и громко мявкнул.