Последняя ночь отпуска. Стучат в южной темени женские каблучки. Единственный тусклый фонарь остаётся за спиной и отбрасывает на асфальт тень Нонны, состоящую из бесконечно длинных ног. Странно, но моей тени рядом почему-то нет. А может, я не отражаюсь не только на асфальте, но и в зеркалах? Может, я Дракула, питающийся в южных отпусках соками хорошеньких девушек, чтобы писать рассказы в сером депрессивном Петербурге? Получается так, что два месяца в году я счастливый вампир, а десять месяцев – работоголик-отшельник, прикованный к галере, плывущей в непроглядный творческий туман?

Тут же приходит понимание, что это ненормально и мою питерскую жизнь надо срочно менять.

– Молочница? – изумляется Нонна. – Эта тётка работала молочницей? Расскажу девкам – они уржутся!.. Ха-ха-ха!.. Она была весёлой? Весёлый молочник – это милый дядька в накрахмаленном колпаке и с бидоном. А весёлая молочница… ха-ха-ха!.. тут впору в аптеку бежать за противогрибковыми гелями. Весёлая, блин!.. Никогда не поверю, что когда-то она была фигуристой, смуглой, с бархатной кожей. Ты её ни с кем не перепутал? Такое чувство, будто её прополоскали в стиральной машине, прокрутили в центрифуге, а погладить забыли. И злющая она! Молочница!..

Целых десять лет молочница Вика пробыла замужем в Таллине и вернулась оттуда преисполненная нелюбви к эстонским мужчинам. Недавно мне попался газетный заголовок: «Эстонец восемь лет искал свою пропавшую черепаху». Подумалось – это и был таллинский муж Виктории.

Два часа пополуночи. Мы сворачиваем в тёмный проулок неподалёку от Центрального рынка. Ещё полсотни шагов, и я долго не могу попасть ключом в замочную скважину металлической калитки.

– Ух ты! – восклицает Нонна.

Во дворике, подсвеченном звёздами и тусклым фонариком на крыльце особняка, – беседка и бассейн, обсаженный плакучими ивами.

– Тс-с-с, – отвечаю я. Очень не хочется будить квартирную хозяйку, приютившую меня в последнюю неделю отпуска – кстати, коллегу и подружайку незабвенной Зиночки.

Попрощались с Зиночкой четыре года назад, когда я дослуживал на флоте последние недели. В культовом кафе нам бесплатно «накрыли поляну» в отдельном кабинете, потому что Зиночка занимала пост «царицы всея городского общепита». Нагрузились сверх меры, но в финале банкета Зиночка вновь продемонстрировала товароведческий гений:
– Вовка! Хошь узнать, на сколько мы посидели? Считай по меню, а я по памяти.

Зиночка закрыла глаза, а спустя тридцать секунд озвучила счёт из двенадцати пунктов. Проверили по калькулятору – ошиблась на двадцать три копейки!

– Поэтому меня и держат на такой должности! – воскликнула Зиночка и, помолчав, вздохнула: – А молодость не вернёшь.

А потом я, пыхтя, заталкивал Зиночку на заднее сиденье такси – её сдобная попа никак не желала туда пролезать.

И как же хорошо, что не наступил ещё век папарацци и смартфонов и на «Ютубе» никогда не появится видеоролик, как офицер запихивает в такси поддатую тётю.

– У тебя шикарная комната! – шепчет Нонна.

Действительно, хозяйка выделила мне по былой дружбе лучшие апартаменты – двадцатиметровую студию с угловым кожаным диваном, раздвижной стеклянной стеной и балконом, нависающим над бассейном.

Раскрыв стену во всю ширину, дышим сентябрьской ночью и пьём шампанское.

– Может, поплаваем? – спрашивает Нонна, кивая вниз, в сторону бассейна.

Отвечаю, что сезон закончился, воду в купели не меняли три недели, к тому же хозяйка по былой дружбе призналась вчера за завтраком, что минимум пять лет у неё не было мужчины. Не представляю, что будет, если она проснётся…

– Выгонит веником, и закончим на Хрусталке, на пляжном лежаке! – смеётся Нонна. – Отвечай, только честно, ты когда-нибудь делал это на Хрусталке? Ах, всё-таки дела-ал! Гадкий мальчишка, сейчас ты будешь наказан!..

Моё лицо, моё тело – сплошная наковальня, страдающая от её неистового галопа… Хочется быть расплющенным, удушенным, и чтоб хозяйка обнаружила меня поутру синюшного, но с ликом счастливого идиота.

– Вот славная смерть! – говаривал в таких случаях Наполеон Бонапарт.

Пора перехватывать инициативу. Не давая ей опомниться, перехожу на крещендо, и – термоядерный взрыв.

– Сволочь! – плаксиво улыбается Нонна. – Ну и как же мне теперь жить? Вот возьму и заявлюсь к тебе в Питер!
– У тебя есть большой мускулистый бойфренд, – напоминаю я.
– Ага, большой… Нажрётся пива, минуту попыхтит и три часа ноет, что денег нет…

Восемь утра. За калиткой сигналит такси. Ласковое солнышко освещает двор, зеленоватую воду в бассейне. Выходит проститься хозяйка с мокрым полотенцем на голове.

– Опять мигрень? – спрашиваю я, обнимая на прощание подругу лейтенантской молодости.
– Вова! – шипит мне в ухо хозяйка. – Вова! А тебе не кажется, что я живой человек? Хрен с тобой, иди! Конечно, такая коза, куды ж нам, климактерическим…

На перроне выпиваем поочерёдно из горлышка последнюю бутылку шампанского. Тогда за это ещё не гоняли.

Звучит «Прощание славянки». Нонна порывисто обнимает меня. Смотрю на неё из окна купе. Хочется выйти и остаться в любимом городе навсегда. Поезд медленно трогается, и в этот миг девушка запрыгивает на фонарь, как на пилон, исполнив прощальный профессиональный стриптизёрский пируэт. Вагон взрывается аплодисментами.

– Ну и ну! – иронически качает головой молодая женщина, соседка по купе. Её маленькая дочурка-златовласка с голубыми глазами жалобно хнычет, прижимаясь к матери.
– Так и есть! – восклицает соседка. – Температура! Вот уж накупались так накупались! И аптечка пустая…
– Погодите! – спохватываюсь я. – У меня, кажется, есть… «Кажется» – потому что за полтора месяца не выпил ни одной таблетки из дорожной укладки. Слава богу, всё на месте!

Поезд поочерёдно ныряет в легендарные севастопольские тоннели, удаляясь всё дальше от города моей судьбы.

Пьём крепкий чай. Думаю о том, что не спал тридцать часов кряду, но спать не хочется. Только теперь заметил – на столике покачивается в такт ритму поезда упаковка кефира. Весёлый пухленький дядька в накрахмаленном колпаке тащит большой алюминиевый бидон. Прощай, Виктория!

Белокурая малышка засыпает на нижней полке. Чувствуется, ей полегчало.

– Вы женаты? – спрашивает вдруг её мама.

Отрицательно качаю головой.

– Женитесь! – искренне советует соседка. – Будет и у вас такая дочка!