СВЕЖИЙ НОМЕР ТОЛЬКО В МОЕЙ СЕМЬЕ Родня Смягчающее обстоятельство
Смягчающее обстоятельство
15.04.2012 00:00
Судья учёл, что подсудимый ослеплён любовью

Смягчающее обстоятельствоДо войны в нашем городе жили два брата – Валентин и Егор. Валентин – высокий, худощавый, русоволосый, застенчивый. Работал закройщиком в женском ателье «Берёзка». Егор – чернявый, решительный, грубоватый. Он обладал большой физической силой и, несмотря на то что был левшой, работал тренером в спортивной секции.



У Валентина была жена Люба, а Егор был холост. Жили они в домике, оставшемся от покойных родителей. Валентин с Любой занимали большую комнату, Егор ютился в проходной комнатке поменьше. Жили дружно, дай бог всем.

Но постепенно над ними стали собираться тучи. Дело в том, что Люба была красивой, и Егор влюбился в неё, да так, что она стала для него навязчивой идеей. Где бы он ни был, чем бы ни занимался, она всегда стояла перед глазами. И он стал добиваться её любви. Бывало, столкнувшись в дверях, заключал в объятья и целовал вдоль и поперёк. Люба, женщина порядочная, высвобождалась, отталкивала его и просила больше так не поступать, до добра это не доведёт. Егор всё понимал, но ничего с собой не мог поделать и продолжал преследовать Любу.

И однажды ему всё-таки удалось добиться своего. Всё стало ещё сложнее. Теперь вечерами Егор уже не мог не подглядывать в дверь, как Люба раздевается, ложась в постель. Он думал только о ней, но понимал, что сделать Любу своей сможет только тогда, когда Валентин куда-нибудь денется. А куда ему деваться? Помирать он не собирался. Переехать куда-нибудь на сторону не было повода.

Выходило, что убрать преграду к своему счастью Егор должен собственными руками. И он, обезумев от любви, разработал испугавший его самого план.

В городе был старинный парк с липами, аллеями, скамейками, духовым оркестром и танцплощадкой. Посреди него возвышался дом культуры, перестроенный когда-то из монастыря. В нём проводились мероприятия художественной самодеятельности. Иногда там выступали и профессиональные артисты.

Однажды, за неделю до ноябрьских праздников, выездная труппа областного драмтеатра показывала спектакль «Три сестры». Народу набилось до отказа. Егор сидел в первом ряду, но ничего не видел, не слышал и не понимал, потому что одна тайная мысль, словно гвоздём, колола в мозгу. Дождавшись антракта, он незаметно выбрался из театра. Быстро перешёл парк, пролез в дыру, проделанную мальчишками в заборе, перешёл улицу к своему дому, стоявшему напротив.

Любы дома не было – уехала к матери. Егор открыл дверь, разулся и, осторожно ступая, прокрался в спальню, где Валентин, запрокинув голову, спал после ночного дежурства. Егор на цыпочках приблизился к постели, прислушиваясь к ровному дыханию Валентина. Прошла минута, другая, третья. Почувствовав на себе взгляд Егора, Валентин открыл глаза и с удивлением посмотрел на брата. «Пора!» – мелькнуло в голове Егора. Он схватил Валентина за горло, сжал пальцы и задушил. Тот даже не вскрикнул.

Егор выскочил на улицу, вернулся в театр и ещё до окончания антракта сел на своё место. Он тяжело дышал и придерживал левую половину груди, чтобы унять сердцебиение.

Егор надеялся, что никто не заметил, куда он отлучался в антракте, и поэтому думал, что убийство никогда не раскроют. Но судмедэксперт, осматривая тело Валентина, установил, что его задушил левша. Клубок размотался быстро.

Районный суд не мог вместить всех желающих, поэтому некоторые ожидали решения на тротуаре. Ввиду невероятности преступления адвокат потребовал, чтобы Егора освидетельствовали на предмет вменяемости, но психиатры заявили, что тот в своём уме. Услышав это, бабы в зале плакали и жалели Егора: мол, не корысти ради убил, а ослеплённый любовью. Судья и присяжные отметили этот факт и сочли его смягчающим вину. Поэтому Егору дали не восемь лет колонии строгого режима, а пять лет тюрьмы.

На суде Егор сидел с опущенной головой, не оправдываясь и не раскаиваясь. Когда ему дали последнее слово, он обвёл взглядом зал и сказал только:
– Я убил его, потому что любил его жену.

После суда люди расходились не сразу, оживлённо обсуждали невероятное событие, сокрушались. Мол, кто бы мог подумать. Человек как человек, ничего худого не скажешь. С людьми сходился быстро, не пил. По работе замечаний не имел. Если кто не мог дотянуть до получки, всем давал в долг, одному бесплатно помог отстроиться. И вдруг такое… Все сходились во мнении, что Егор перед этим «делом», конечно же, был не в своём уме.

Валентина хоронили всем городом. Процессия с цветами и венками запрудила улицу. Люба в прозрачной чёрной накидке, опустив голову, сдерживая рыдания, медленно шла за гробом. Соседки поддерживали её. А погода, как назло, испортилась. Земля на кладбище раскисла, обувь хлюпала по грязи. Люба всё время крепилась и только в конце, когда закончились речи и гроб опустили в могилу, не выдержала и упала в обморок. Не только от переживаний, не только потому, что чувствовала и свою вину, но ещё и потому, что была беременна. Мужики подняли её и на руках отнесли в машину.

Дома, придя в себя, Люба обошла пустые комнаты, собрала всю одежду Валентина, прижала к груди и никому не хотела отдавать. Зайдя в спальню, погладила кровать, на которой так долго лежала с Валентином, и залилась ручьём. Женщины успокаивали:
– Не плачь, Любочка, не плачь. Значит, так Богу угодно. Значит, такая твоя доля.

Одна женщина вытащила из сумочки пакет с деньгами и подала ей. Люба не глядя приняла его и бросила в ящик.

А Егора она не забывала. Носила ему передачи и посылала коротенькие письма. В одном писала: «Ты приснился мне. Будто ночью пришёл и постучал в окно. Я подняла занавеску, ты стоишь под окном, улыбаешься и манишь меня рукой. Я опустила занавеску и сказала, что ты слишком рано пришёл. А ты всё равно приходил каждую ночь, стучал в окно и пугал меня». В другом письме просила: «Поминай Валентина, сегодня ему 40 дней». Егор с сокамерниками, как мог, помянул.

Всю свою «пятёрку» он отсидел от звонка до звонка. Когда же срок вышел, не спал всю ночь, переживал: приедет Люба его встречать или не приедет. А Люба готовилась: искупалась, надела новое платье, сделала причёску, подкрасила губы и поехала. Дорогой думала, как только увидит Егора, так и простит. Но вышло не так.

Когда открыли ворота и заключённых стали выпускать, она, к своему ужасу, в одном из них узнала Егора – маленького, худого, заросшего, жалкого. Он так сильно переменился, что она даже подумала: вот бы это был не он! А Егор, рассмотрев в толпе Любу, не пошёл к ней сразу, а некоторое время ещё стоял у стены и курил. Только когда сигарета стала прижигать пальцы, бросил окурок и пошёл к ней. Подойдя вплотную, молча остановился, не решаясь взглянуть в лицо. Потом медленно опустился на колени, уткнулся лицом в её подол и еле слышно сказал:
– Прости меня, родненькая…
– Встань! – выкрикнула она. – Давно простила.

Она помогла ему подняться, и они пошли к автобусу. Дорогой Люба переживала, как сын, названный в честь отца Валентином, отнесётся к Егору. Но с сыном всё, слава богу, обошлось. Егор ежедневно отводил Валентина в садик и забирал его. Во дворе гонял с ним мяч, прыгал через верёвочку, боролся. Однажды, глядя на них, Люба обнаружила, что снова способна улыбаться. На ночь Егор купал Валентина, рассказывал сказки, читал молитву и укладывал спать. Когда Валентин начинал сопеть и похрапывать, переходил в спальню и ложился с Любой.

Но заснуть они не могли. Им всё время казалось, будто в кровати с ними лежит ещё кто-то. Чего только не делали, и читали, и радио включали, и снотворное пили – ничего не помогало. Утром вставали и, не выспавшись, шли на работу.
Однажды Люба сказала:
– Давай купим другую кровать.
– А что это даст?
– Не знаю, но давай попробуем.

Они вынесли кровать в сарай и купили новую. И на этой кровати впервые за всё время спокойно заснули.

Шли годы, и постепенно у них стали налаживаться прежние добрые отношения с людьми, и жизнь медленно вошла в своё русло. Если вы приедете в наш город, не зная адреса, любой встречный покажет вам дом, где живут Люба и Егор, потому что все их знают и жалеют.

Яков КРАВЧЕНКО,
г. Острогожск, Воронежская область