Когда Елизавета Арсеньевна открыла входную дверь, котёнок не прошмыгнул, а вальяжно вошёл в раскрывшуюся дверь.

– Гляди, какая важная, – усмехнулась женщина.
– На мою одноклассницу Дашку похожа, – хмыкнул сын, – вроде обычная, невзрачная, а по двору ходила как королева.
– Ну, раз сама пришла, пусть остаётся, – смеясь, сказала Елизавета Арсеньевна.

Так кошку Дашкой и нарекли.

Никаких особых хлопот она не доставляла. Под ноги не кидалась, по шторам не сайгачила, углы не метила, зато мышей ловила исправно. А что вы хотели, первый этаж хрущёвки, мышей сначала пропасть была. А как появилась Дашка, почти сразу исчезли.

Каждое утро Дашка выпрыгивала в открытую форточку и уходила гулять. Возвращаясь с работы, Елизавета Арсеньевна заставала её у подъезда. Кошка ластилась, громко мурлыкала, встречая хозяйку, проникала в квартиру вместе с ней. К еде не кидалась, кушала аккуратно.

– Что-то с аппетитом у Дашки, – удивлялась поначалу Елизавета Арсеньевна. – Другие кошки едят как не в себя, а эта будто и вправду королевских кровей. Целый день на улице, а ест по чуть-чуть.

Но через несколько дней причина отсутствия аппетита была найдена. После работы Елизавета Арсеньевна решила зайти в магазин, что в конце улицы. И увидела, как продавщица выносила нарезанные сосиски на картонке и кусочек курицы. А её Дашка восседала на крыльце и ждала, когда перед ней положат угощение.

Потом Дашку видели на рынке. За день она обходила несколько торговых точек, и везде этой королеве подносили еду, умиляясь её умным глазкам, пушистому хвосту и ласковому мурлыканью.

Так и жили какое-то время. Вскоре Дашка стала взрослой кошкой и, как оказалось, весьма любвеобильной. Только Елизавета Арсеньевна пристроит котят в добрые руки, как Дашка опять на сносях. Пристроили второй помёт, третий уже на подходе, а там и четвёртый. Хотя за Дашкиными котятами люди в очередь выстраивались – работала её репутация знатной охотницы на мышей, – хозяйке эти хлопоты были в тягость.

В один из вечеров Елизавета Арсеньевна не выдержала. Прилюдно во всеуслышание отругала свою Дашку, не подбирая слов и не церемонясь.

Заметив, что та опять беременна, хозяйка возмущалась:
– Дашка! Да что же это такое? Ну сколько можно? Ты головой думать будешь или нет? Домой не пущу больше! Куда хочешь, туда своих котят и пристраивай! И роды принимать не буду! Иди в подвал и там рожай! – ругалась Елизавета Арсеньевна.

Кошка сидела с прямой спиной, не ластилась и будто понимала каждое слово. Было видно, что ей не нравились слова хозяйки, – кошка нервно била хвостом. Потом повернулась и пошла прочь.

– Куда? – не унималась хозяйка. – Ладно уж, иди домой.

Дашка обернулась и одарила Елизавету Арсеньевну таким взглядом, что у той похолодело сердце.

– Дашка, иди домой, – сменяя гнев на милость, проговорила женщина. – Будет тебе. Где два, там и три, как говорится.

Но Дашка даже ухом не повела. Юркнула в подвальное окно и исчезла в темноте.

Две недели Елизавета Арсеньевна тщетно искала свою кошку. Она «кыскала» у подвала, ходила к магазину и на рынок. Дашки нигде не было.

Ещё через неделю Елизавете Арсеньевне позвонил сын.

– Мать, тут на пустыре, на трубах, среди других кошек наша Дашка сидит.

Елизавета Арсеньевна бросилась к пустырю.

Чистая, не замызганная, худая, с потрёпанным хвостом, Дашка не отреагировала на голос хозяйки.

Та было подхватила Дашку, но тут же отдёрнула руку. Осторожно повернула кошку и обомлела – на животе любимицы шерсть выбрита, наискосок длинный и кривой шрам, замазанный зелёнкой, тут и там торчат нитки. То есть кто-то провёл кошке операцию по стерилизации, и больше котят у неё не будет.

– Дашка, пойдём домой, – попросила кошку хозяйка.

Та спрыгнула с трубы и исчезла в зарослях сухой травы.

На следующий вечер Елизавета Арсеньевна застала Дашку у подъезда. Та сидела не шелохнувшись, отвернув голову в сторону.

– Дарья, прости! – прошептала хозяйка и присела на корточки возле кошки.

Когда кошка медленно повернула голову, Елизавета Арсеньевна обомлела: Дашка плакала…

Елизавета Арсеньевна взяла её на руки и внесла в квартиру. Кошка не противилась, не убегала. Привычно поела корм из своей миски, легла на своё место – на спинку кресла.

– Первый раз вижу такую кошку, – рассказывая всю эту историю, Елизавета Арсеньевна украдкой вытерла глаза. – Понимающую человеческую речь, гордую, с чувством собственного достоинства. Она всё ещё не простила меня, но позволяет кормить, гладить, на улицу больше не убегает.