В конце сентября 2014 года мы с женой собрались в выходные порыбачить. Недалеко от Уфы есть неплохое место на реке Белой – можно поймать и щуку, и судака, и окуня, сом там тоже водится. Именно своей непредсказуемостью это место и интересно: может клюнуть любая рыба.

Приехали в субботу к обеду. Пока разбили лагерь, пока подготовили лодку и снасти, наступил вечер. Жена с берега наладилась ловить на поплавочную удочку, я же на резиновой лодке погрёб в сторону противоположного берега к заветной яме – хотел попытать счастья со спиннингом. Ориентиром для меня служил красный буй, по форме и габаритам похожий на 200-литровую бочку. Недалеко от него я и бросил якорь. С этого места можно забрасывать и на отмель, и в сторону ямы, и на бровку.

До сумерек поймал лишь одну щуку весом килограмма полтора. Утром решил пораньше выйти на яму, поэтому мы с женой наскоро поужинали и легли спать.

Проснулся ещё в темноте, хотя по времени должно было уже светать. А просто к утру всю реку и берега окутал плотный туман, из-за него-то и казалось, что ещё темно. Видимость на воде была не более 10–15 метров. Кроме смутно мигавшего в тумане красного буя, взгляду не за что зацепиться. С грехом пополам я подплыл к нему и встал на якорь неподалёку. Течение быстро выровняло лодку.

Буй обозначал фарватер. При хорошей видимости речные суда и баржи шли мимо этого буя метрах в сорока, поэтому ни я, ни другие рыболовы не являлись для них помехой. Однако в утреннем сумраке всё не так очевидно. Сидя в лодке, я даже представил, как на меня надвигается судно, вытягивать якорь уже нет времени, и, чтобы не быть затянутым мощным течением под днище, я перерезаю якорную верёвку. Небольшой складной нож на рыбалке всегда при мне на поясном ремне. Даже помню, как представил, что достаю ножик, открываю и пробую дотянуться им до якорной верёвки.

Тем временем рассвело, но туман рассеиваться не спешил, и видимость не улучшилась: белая стена кругом. И вот в этой молочной мгле слышится какой-то далёкий шум, для меня совершенно непонятный. И неизвестно, с какой стороны исходящий. Речные толкачи, двигающие перед собой большие баржи, при ясной погоде звучат совсем иначе.

Недалеко от меня рыбачил мужчина на резиновой лодке с мотором. Вдруг я отчётливо услышал, как он стал материться, спешно завёл свой мотор и рванул прочь. И тут я увидел надвигавшуюся на меня всё с тем же звуком огромную тень – нос баржи, неумолимо выплывавший из тумана. Дальше всё происходило автоматически: я бросил спиннинг в лодку, до конца не вымотав леску с силиконовой рыбкой, и, уже «натренированный» воображением, достал нож, перерезал якорную верёвку и что было сил рванул на вёслах к берегу.

Отойдя метров на тридцать, услышал звук удара корпуса баржи о буй, возле которого я только что стоял на якоре, и последующий скрежет металла о металл. Баржа, движимая толкачом, медленно прошла мимо и скрылась в тумане. Я полностью вымотал леску и направился к месту стоянки. До неё было метров 300–400, и я по течению довольно быстро туда добрался.

Сначала чувствовал лишь глубокое разочарование, ведь пришлось прервать рыбалку, да ещё потерял удобный складной якорь. И только потом осознал, что чудом остался жив.

Пару недель спустя поехал на то же место с новеньким якорем. Видимость была отличная. Через три-пять проводок почувствовал какое-то плавное сопротивление, не похожее на поклёвку хищника. Забросил ещё раз в то же место – и вытащил конец той самой верёвки, которую обрезал при своём стремительном бегстве от баржи.

Рыбалка в этот раз удалась: три щуки и судак, общим весом килограммов десять. Плюс собственный якорь, потерянный, казалось, навсегда. Это, так сказать, материальные символы моего глубочайшего удовлетворения. Ну а моральное удовлетворение до сих пор испытываю каждый раз, когда вспоминаю, какой опасности избежал.