– Сейчас всё чаще вспоминаю детство и анализирую, почему так быстро жизнь заканчивается. Задаю себе вопрос: а что ещё я не успела сделать? В памяти всплывают разрозненные картинки.

Помню, как ездила на велосипеде по квартире старшего брата моего деда. Он преподавал в Московском университете. А квартира находилась рядом со станцией «Площадь Революции». Сам дом очень известный – в нём жила профессура. Квартира двухэтажная. На первом этаже – комнаты прислуги. На второй меня не пускали – там располагались кабинеты.

Мне казалось, что потолки были невероятно высокими. И стояла такая тёмно-коричневая мебель. Я боялась проезжать мимо зеркала, оно было огромное. Помню, как в начале 60-х годов еду на том же самом велосипеде мимо станции «Площадь Революции», а мебель стоит уже на улице. Продаётся. И мне мама говорит, что деду дали квартиру в пятиэтажном доме у метро «Университет». Там потолки два метра, а здесь были четыре. Сам он был уже глубоким стариком с длинной бородой. Медленно раскачивался в кресле-качалке. И была у него в руках какая-то книга. Я подъехала и вырвала у него со словами: «Чего ты там прячешь?» На обложке успела прочитать: «Иван Александрович Ильин. Философский…» – а дальше не помню. И он так на меня зыркнул! Ничего не сказав, забрал обратно и спрятал.

Подошла бабушка Нина и сказала: «Мало тебя на Лубянку забирали?» Я тогда вообще не понимала смысла этих слов…

Другое воспоминание, которое приходит на ум, – школа. К сожалению, я в классе оказалась изгоем. Меня хорошо одевали, покупали лучшие книжки. У меня даже была ручка с китайским пером. Мир детства жесток. Я думаю, это связано с одним вопросом, о котором я только сейчас могу говорить открыто, – с национальностью моего отца. Вот эта «пятая строчка» давала себя знать. И никого не интересовало, что этот человек очень много сделал для космоса и обороны. Папа, например, в день Парада Победы 24 июня 1945 года командовал салютом на Крымском мосту. Только сейчас понимаю, что нужно было не стесняться, а гордиться папой. А я всю свою жизнь от этого страдала.

В школе у меня были и защитницы. Люба, паразитка, делала так. Я носила дорогое голубое пальто «валентинка» с огромным воротником, привезённое из Чехословакии. Так вот Люба подходила к пальто, снимала с вешалки и топталась на нём, чтобы оно не выглядело слишком вызывающе. Потом поднимала со словами: «Лара, Лара, смотри, опять кто-то на твоё пальто наступил!» Одевала меня, отряхивала и вела домой. Я была маленького роста, абсолютно безвольная, поэтому безропотно шла. Любочка до сих пор мой дружок по жизни, более шестидесяти лет.

Это трагические воспоминания детства. Вторая подружка – Валечка Откина. Я ей очень благодарна. Девочка из многодетной семьи, которая сказала мне: «Я страшная, и ты тоже страшная – будем дружить». И мы начали дружить. Она заходила за мной и вела в школу, чувствуя себя моей защитницей. Я давала ей такое право – ощущать себя нужной.

Учительница Галина Сергеевна Болотова понимала, как я страдала, как боялась выходить на перемены. Она мне сказала: «А можно я попрошу тебя заниматься с одним особенным мальчиком?» И я согласилась. После уроков оставалась с Вовой Бурухиным и заставляла его писать. Тогда были перьевые ручки. И как-то раз сказала ему: «Слушай, Вова, чего ты мучаешься-то? Пиши карандашом. Вот я всю жизнь так делаю». Он меня послушался и стал писать более уверенно. Но, к сожалению, мои труды оказались напрасны – Вове поставили диагноз и после первого класса перевели в специализированный интернат. Но тот случай сыграл очень важную роль в моей дальнейшей судьбе.

Потом в школе меня стали бить за то, что не давала списывать. Но в какой-то момент я начала сопротивляться, и нападки почти прекратились. У нас с Любочкой появились в друзьях мальчики. Девчонки нам завидовали. Мне всегда хотелось отличаться, и в восьмом классе я решила: нужно подумать о будущем. Мечтала заняться чем-нибудь важным и полезным.

А учились мы в школе подмосковного дачного посёлка Красково. Как-то раз я увидела объявление, что идёт набор в школу юного журналиста. Приехала в Москву. Нас собрали где-то на последнем этаже в тёмной аудитории и сказали: «Условием приёма будет эссе, написанное после просмотра фильма». Включили кино.

Я сначала подумала, что у них аппаратура не работает, – картинка идёт, а звука нет. Помню до сих пор сюжет. Стоит одноэтажное здание, покрашенное в зелёный цвет. Открывается дверь. Угадываем, что это сельская школа. Старая доска. Потом – ноги, ноги, ноги. Показывают детей в форме такого мышиного цвета. Понимаем, что они танцуют вместе с учительницей. А ничего не слышно. И я ору: «Звука нет! Звука нет! Звук давай!» Ну, не всегда умела себя вести красиво.

И вдруг откуда-то издалека зазвучала музыка – непонятная, как будто старая потёртая пластинка зашелестела. И голос диктора отчётливо произносит: «Вы слышите эту музыку? А эти дети музыку не слышат».

Потом следующая картинка: сидит девочка, и учительница ей говорит: «Со-суль-ка». Та: «До-дуль-ка». «Нет. Со-суль-ка». – «До-ду…» – «Нет». Преподаватель подходит к окну, открывает, на улице светит солнце. Девочка подставляет ладошку под капель, поворачивается и чётко произносит: «Сосулька».

Следующий кадр – учительница надевает старые сапоги и шапку. Молодая уставшая женщина…

На меня этот фильм произвёл колоссальное впечатление. Ещё я сильно расстроилась из-за своего хамского поведения. Никакого эссе писать не стала, просто ушла с чувством досады. Но в тот день определился мой дальнейший жизненный путь. Я поступила в Педагогический институт имени Ленина на дефектологический факультет – отделение сурдопедагогики. И ни на секунду об этом не пожалела. Получила фундаментальное образование.

Окончив институт, поехала отдыхать в Прибалтику, потом в Белоруссию. Из Минска меня должен был встречать мой молодой человек. Надо сказать, я не была обделена мужским вниманием. Маленькая, толстенькая, но при этом очень подвижная.

В общем, приехала я, а в аэропорту меня никто не ждёт. Бросила дома вещи и пошла выяснять отношения. Иду по посёлку – стоят мои знакомые ребята. «Привет, привет». – «Ты куда, купаться?» – «Нет. Иду разбираться». – «Нет, ты сейчас пойдёшь с нами купаться». И один друг так меня приобнимает. А плечи у меня были обгоревшие на солнце. Я ему: «Мне больно!» И вдруг сзади раздаётся голос: «Руки убери. Тебе же сказали, что с тобой не пойдут купаться». Оборачиваюсь, стоит Володя Ерёмин, мы с ним были едва знакомы, пару раз пересекались. И он продолжает: «А со мной пойдёшь». Берёт меня за руку, и мы уходим. Плавали до двух часов ночи, целовались. Потом выяснилось, что мой молодой человек перепутал день приезда, но я уже осталась с Володей.

На следующий день пошли в кинотеатр в посёлок Малаховку через лес. У каждой колонки останавливались, пили и целовались. И вот это ощущение воды в поцелуе… Прошло сорок лет, а я всё помню, как вчера.

Познакомились мы в пятницу, а в воскресенье Володя должен был прийти к нам в гости. В семь часов нет, в восемь нет. В половине девятого раздаётся звонок. Открываю – стоит с цветами.

– Так, не поняла.
– Лар, извини, опоздал.
– Или женись, или делай от винта, – букет забрала и дверь закрыла.

Сопли, слёзы. Слышу из-за двери голос: «Ну, я подумаю».

На следующий день я уехала по распределению в посёлок Заокский, там я начала работать специалистом по формированию произношения и развития слуха. Возвращаюсь через неделю домой, смотрю – Володя с велосипедом стоит. «Лар, ну сколько ждать? Сейчас поссовет закроется!» И мы поехали подавать заявление.

Когда стали заполнять бланк, я его спрашиваю:
– Ты когда родился-то?
– А ты?
– Слушай, а где ты прописан-то?
– А ты где?

Работник поссовета смотрит на нас и говорит:
– А вы вообще зачем жениться-то пришли? Может, вам свадьбу назначить на первое сентября?
Я говорю:
– Нет, у нас ещё денег не будет.
Решили 16 октября расписаться.

Свадьбу мы не собирались устраивать. Я у подружки взяла платье, Володе купили какой-то костюм. Решили наварить картошки, нажарить кур, взять водки и поехать в Некрасовку на «поляну невест». Так и сделали.

16 октября 1976 года отправились на эту самую поляну с друзьями, поставили машины по кругу, зажгли фары, включили музыку. Вдруг начался снег с дождём, и мы решили разъехаться по домам. Приезжаем к его дому, а там свадьба идёт вовсю. Наши мамы собрали родственников, вытащили мебель, наготовили. И гуляют без жениха и невесты. Гостей было так много, что в его и моей квартирах родственники заняли все спальные места. И никто не подумал, что молодожёнам было бы неплохо уединиться. В общем, мы спали в разных углах. Первая брачная ночь случилась только через три дня после свадьбы. В результате наших неумелых действий я очень быстро забеременела, и у нас родилась дочечка Даша.

Анализируя прошлое, понимаю, что я уцепилась за Володю Ерёмина как за палочку-выручалочку. Дома мне было плохо. Я оказалась не нужна маме, она любила мою старшую сестру Инну, которая рано умерла по вине врачей. Это страшная семейная трагедия. Потом отец нас предал, ушёл. А ведь именно он регулировал мои отношения с обществом. Я решила, что стану хорошим учителем и не позволю детям страдать. В общем, Володя на тот момент оказался моим спасителем – мне нужно было срочно вырваться из родного дома. И мы переехали. Это потом уже у нас возникли сильные чувства…

Судьба у Володи была трудная. Рано потерял отца. Его мать Нина Константиновна – красивая женщина, хорошая хозяйка. Она часто меняла мужей. Володя окончил школу, стал работать, поступил в Строительный институт. Мама опять нашла нового мужчину. Чтобы не мешать ей, Володя ушёл в армию, служил два года в танковых войсках в Германии. Вернулся домой. У Нины Константиновны – очередной муж. Володя так любил маму, что её женское счастье было для него дороже собственной судьбы. И он решил уехать. Поступил в Троицкое авиатехническое училище под Челябинском. Вскоре случилась беда – у него в Москве погибла девушка, которая дождалась его из армии и собиралась ехать вслед за ним на Урал. После этой трагедии он вообще не собирался заводить никаких близких отношений. Но судьба распорядилась так, что мы встретились…

Отучившись на авиамеханика, Володя стал работать на аэродроме Мячково в Подмосковье. Он, конечно, бредил самолётами и всякими техническими штучками. Это была настоящая страсть. Лучших людей из Мячкова отправляли в Институт Арктики и Антарктики в Ленинграде. Так он попал в полярную авиацию. Началась ледовая разведка, длительные командировки.

Я в то время работала в московской школе-интернате №10 для слабослышащих и позднооглохших детей. Однажды мне достался очень непростой класс, все дети с тяжёлыми патологиями. И чем в это время занимался мой муж? Он привозил со всего света карандашики, бумагу, папочки. По ночам помогал мне писать на листочках слова, примеры. А я склеивала их бинтом, складывала, получалась гармошка. Придумывала какие-то немыслимые пособия. Это было счастливое время. Но однажды Володя мне сказал: «Лесенька (он так меня ласково называл), я к тебе так редко приезжаю. Прихожу домой, а ты всё с тетрадками да с книжками. Ты ничего не можешь придумать, чтобы мы больше времени проводили вместе?»

И я вдруг испугалась. Вспомнился один случай.

Когда мы приехали подавать заявление в загс и поднимались по крутой лестнице на второй этаж, Володя обнял меня сзади и сказал: «А ты не боишься, что я в возрасте Христа уйду?» Я вот так разворачиваюсь и говорю: «Куда? От меня к другой? Да никогда!» Это был первый звоночек…

Я вспомнила тот эпизод и испугалась. Вдруг поняла, насколько ценю этого человека и как боюсь его потерять. Стала по-другому планировать своё время, и теперь мы вместе ездили отдыхать.

Дочери исполнился год, когда Володя первый раз уехал в Антарктиду. Экспедиции длились по восемь месяцев. Помню, как мы его ждали. Я такая гордая была: «Ой, у меня мужчина в Антарктиде! Приедет миллионером!» Смешно, конечно. Когда Дашу спрашивали: «А где твой папа?» «Денежку зарабатывает». – «А где?» – «В Антадиде». Маленький ребёнок знал, что папа далеко, папе трудно, папа скоро приедет, и мы его ждём. Сам он любил повторять фразу: «Мужчина должен зарабатывать так, чтобы женщина могла подружкам сказать: ну наконец-то я вышла замуж». Вот я была за мужем.

Всем известно, что в суровые условия не возьмут человека с плохим здоровьем и некоммуникабельного. Володя был душой компании. Его называли лакмусовой бумажкой. Все мои подружки, которые хотели выйти замуж, тащили своих претендентов к нам в квартиру. Мой муж с ними выпивал, на следующее утро делал вывод: «Лена, свой человек». Или наоборот. Дома у нас был перевалочный пункт. Постоянно друзья, постоянно гости, постоянно какие-то подарки – рыба с Севера, арбузы и дыни с Юга…

Володя всё время меня завоёвывал. Как-то раз утром я проснулась и говорю: «Господи, как мне надоели эти обои с розочками!» Ушла на работу. Вечером возвращаюсь – они вдвоём с двухлетней Дашенькой поклеили новые обои.

Ждать из командировок, конечно, было тяжело. Единственное, что меня спасало, – работа. Ледовые разведки продолжались с мая по октябрь. Володя двенадцать раз был на Северном полюсе. Летал от Шпицбергена до Дальнего Востока. Поскольку муж служил авиамехаником, у него было даже именное клеймо – нечто вроде знака качества. Во всём Советском Союзе знали, что если техника проверена Владимиром Ивановичем Ерёминым, значит, это надёжно.

Шёл 1979 год. Володя – на своей первой зимовке в Антарктиде. Я приехала на переговорный пункт. И вот вызываю его по телефону в тот момент, когда он собирался лететь на антарктическую станцию «Молодёжная». Слышу на другом конце: «Как Дашенька? Как ты, как твои дела?» Я в ответ: «Да всё нормально». И вдруг тишина… «Алё, алё!» Потом такой резко изменившийся голос: «Я не могу больше с тобой разговаривать». В это время взлетает самолёт и падает у него на глазах. Самолёт, в котором он должен был находиться. Это была первая авария в Антарктиде… Я его спасла своим звонком.

Каждая наша встреча – настоящий праздник. Помню, мы гудели в Ленинграде в гостинице «Прибалтийская» после очередной экспедиции. Целый этаж был забронирован под ребят и их жён. Вдруг молодой человек входит в наш номер со словами: «А Владимир Иванович где?» «Сейчас крикну. А что?» Отвечает: «Я ему бананы проиграл». «Не поняла. Я чего-то не знаю о своём муже?» Объясняет: «Я с ним поспорил, что он будет каждый день бриться. И вы знаете, он единственный, кто не отрастил бороду». Я смеюсь: «Ты чего? У Володи отродясь волосы на лице не росли!» И кричу: «Ну ты, спорщик! Поди-ка сюда! Будем с тобой разбираться!»

Однажды Володя звонит и говорит: «Ларочка, кисонька, солнышко, я не смогу приехать. Отмечайте Новый год без меня». Ну хорошо, отмечаем без тебя. Что теперь делать? Вечером стук в дверь, открываю – он стоит. Мы обрадовались страшно, но в доме было шаром покати! А 31 декабря полки в магазинах пустые, да и ночь на дворе – закрыто всё.

В общем, он взял меня в охапку – и в ГУМ. Купили там ребёнку цигейковую шубу, мне – какую-то косметику. Входим в продуктовый отдел, а там уже кассу сдают. Нам отказываются резать окорок – берём целый. Продавщицы: «Мы уже закрываемся, давайте быстрей». Володя так встал посреди зала – в форме, унтах – и как крикнет: «Ну, вы и сучки гумовские! Мужик с льдины приехал, а водки купить не может!» У нас с тех пор это выражение в домашнем обиходе – «сучки гумовские».

Так вот, набрали мы всего, подходим к кассе. А у нас была только крупная купюра, и девушка говорит: «Сдачу дать не могу – денег нет». И нам пришлось брать всё ящиками – водку, шампанское, колбасу. Вот это Новый год был! На всю жизнь запомнился!

А как Володя любил всех разыгрывать! Идёт толпа к автобусу, он кричит: «Граждане, расступитесь! Пропустите беременного мужчину!» Или в вагон метро входим, он поставленным голосом объявляет: «Приготовьте билеты!» Все начинают искать проездные. Как же его любили друзья! Особенно ребята, с которыми ездил на зимовки. Он был болен Антарктидой.

В 1980 году Володя собирался в очередную экспедицию. Мы очень плохо расстались. Ну, как нормальные люди, тоже ссорились. Я стала взрослее, мне хотелось быть с ним, не хватало всяких «обнимашек». Вообще была страшная потребность в человеке. А он рвался на льдину. И уехал. Вскоре узнаю, что случился пожар в самолёте, предназначенном для работы в Антарктиде. Володя оказался на борту. Без последствий, но несколько человек после этого сняли с рейса, и он не полетел. Вернулся домой. Это была трагедия. Человек оказался полностью потерян, заливал себя водкой, никого не хотел видеть.

К 90-м годам наше материальное состояние ухудшилось. Володя по-прежнему летал на Север, решил поехать и в Антарктиду. Мне пообещал: «Ларочка, надо. Надо. Последний раз».

Помню такой случай. Дело было на майские праздники. Мы после шашлыков прилегли отдохнуть. И мне снится сон. Звонок в дверь, открываю, чья-то рука передаёт телеграмму. Смотрю и ничего прочитать не могу. Даю Володе. Он говорит: «Тут написано: ты вдова. Закрой дверь». Я в холодном поту просыпаюсь. Слышу – действительно звонок. Открываю дверь – никого. Но кнопку заело, и звонок просто разрывался. Кто и зачем к нам приходил – непонятно.

Через пару дней случилось ещё кое-что. На улице стояла жара, у нас все окна распахнуты. Смотрю – на балконе голубь копошится. Потом влетает к нам в дом, делает круг по всем комнатам. Муж берёт его в руки и говорит: «Лети. Рано, рано ещё». Отпускает. Вдруг слышим крик с пятого этажа: «Володя, Володя, иди сюда!» Тот же голубь влетел в квартиру к соседке Вале. Через две недели у неё умер отец. А вскоре горе пришло и к нам в дом.

Предстояла очередная экспедиция в Антарктиду. Перед отъездом Володя сыграл в волейбол, как-то неудачно упал и повредил палец. Я говорю: «Оставайся дома, оставайся. Ну, поедешь в следующий раз». Он сказал: «Нет. Ребята ждут. Я им обещал». Приехала я на Ленинградский вокзал после работы провожать его. И знаете, такое только в фильмах можно увидеть. Поезд уходит, а мы стоим. Я прошу его не ехать. Он целует меня и заскакивает в последний вагон уходящего поезда… Больше я его не видела…

День 23 февраля никогда не забуду. У нас в школе было собрание. Потом поздравляли мужчин. Я ушла раньше. Приезжаю домой, выхожу из автобуса, а меня на остановке встречают друг Олег и дочка Даша. Я говорю: «Ой, у вас вести от Володи? А то я его два дня назад вызывала на переговоры, а мне сказали: «Невозможны переговоры». Они молчат. Подходим к подъезду. Смотрю, машины стоят, «скорая». Полная квартира людей. Я вошла в комнату, а вышла уже седая. Не плакала, не кричала. Я просто не хотела жить.

Даше тогда было девять лет. Трудно передать словами, какая это была трагедия для неё.

Если коротко. 17 февраля самолёт вылетел на задание. Володя находился на борту. Прошли точку невозврата. Погодные условия были плохие. Разбились… 21-го мужу должно было исполниться тридцать четыре года. То есть он умер в возрасте Христа. До сих пор не найден… Извините, не могу об этом говорить. (Плачет.)

Ну, уйти из жизни вслед за мужем я не могла – у меня ребёнок. Выход один – работа. Наш десятый интернат переехал в другое здание, нужно было всё делать с нуля. Плюс ко всему я начала участвовать в эксперименте – разрабатывала программу по формированию произношения, в том числе и для детей с кохлеарными имплантатами. Мы стояли у истоков этого дела. В 1990 году я в возрасте тридцати шести лет получила знак «Отличник народного просвещения». Из учителей меня перевели в замдиректора по воспитательной работе. Я с ребятами ездила в лагеря труда и отдыха, мы делали концерты жестовой песни, устраивали разные соревнования. Через какое-то время мне предложили стать директором десятого интерната. Но у меня уже пропал интерес. Всё было слишком знакомо и понятно. Хотелось чего-нибудь нового. И я отказалась.

Поступило предложение возглавить частный лицей парикмахерского искусства. Начала изучать искусство макияжа и причёски. Освоила историю костюма. И всё получилось – нам дали лицензию. Открылось первое подобное заведение в России. Феерическое время было. Денег – море. Но, видимо, не по своему пути пошла. Организм дал сбой.

Я заболела, год не выходила из дома. И по стеночке, по стеночке вернулась в родной интернат на ставку воспитателя. Через неделю получила должность учителя. Спустя год мне предложили создать в Москве первый детский дом-школу для детей-сирот, которые имеют проблемы в образовании из-за того, что оказались на улице и упустили время. Я разработала специальную программу. Нам нашли здание.

Тогда мне казалось, что если ребёнку дать чистую постель и начать вкусно кормить, то у него вот этот ген свободы исчезнет, пропадёт. Ан нет. В этой системе должны работать уникальные люди, а не случайные. Я почувствовала себя случайным человеком. Я была успешным директором, но не получала удовлетворения от работы. Жила и ночевала в детском доме, потому что боялась уехать к себе – там меня никто не ждал. Но, отдавая всю себя воспитанникам, вдруг почувствовала внутренний диссонанс. Ты вкладываешь в ребёнка сто пятьдесят процентов, а в ответ не получаешь ничего. Потому что это другие дети. Они приходили с улицы и туда же уходили.

На тот момент у меня не хватило умений и знаний, чтобы переломить эту ситуацию. И я нашла в себе силы покинуть пост. Потом долгое время помогала женщинам, оказавшимся в трудной жизненной ситуации. Много чего ещё было. Но в конце концов, набравшись дополнительного опыта, снова вернулась в родные стены, но уже в роли социального педагога. И до сих пор служу этому делу. Теперь меня не сломить.

Всё это время у нас дома нет ни фото, ни портретов моего мужа. Мы разговариваем о нём исключительно в настоящем времени. Володя с нами. Благодаря ему я пришла к Богу в возрасте сорока пяти лет. Покрестилась. Дело было вот как.

Мне несколько раз снился один и тот же сон. Слышу слова: «Лара, разгреби лёд. У меня только ноги сломаны. Мне опереться не на что». И я разламываю лёд, вижу знакомое лицо, которое уходит под воду на глубину. Я просыпалась, и у меня ногти оказывались сломаны, подушка расцарапана. Больше Володя никогда мне не снился.

Рыдала часами, не знала, что делать. И как-то в электричке услышала разговор двух женщин. Одна из них говорит: «Смотри, какая красивая икона. Это икона «Взыскание погибших».

Я отыскала святыню в одном из московских храмов. Захожу в церковь, а мне говорят: «Где крестик?» В общем, не пустили. Тогда решила покреститься. Только с третьего раза удалось это сделать – то температура была под сорок, то ещё по каким-нибудь причинам всё срывалось. Когда в следующий раз пришла в храм, не знала, где находится икона. Но меня к ней прямо потянуло. Поставила свечку, и у меня прямо груз с души упал. Такое облегчение почувствовала! Слёзы благодати полились! Выхожу на улицу – солнце развеяло серость и мрак! То же самое произошло и на душе. Внутри меня зажёгся свет. И он даёт мне силы жить дальше.

Знакомые иногда спрашивают: «Слушай, а почему ты второй раз не вышла замуж?» А я отвечаю: «Хуже не хотела, а лучше не получилось». Володя умел брать на себя чужую боль. Мою он забрал. Осталось только чувство сожаления, что мы так мало прожили вместе. Чуть меньше десяти лет, из которых семь он посвятил небу и Антарктиде. Но у меня осталась умница, красавица, труженица Дарья. Она подарила двух замечательных внучек – Александру и Киру. Да и зять Михаил уже больше двадцати лет член нашей семьи. А ангел-хранитель у нас один – Владимир.