Однажды вечером, когда стемнело, к ним явился председатель колхоза.

– Из центра пришла разнарядка. Надо раскулачить две семьи. Вы самые подходящие. Уезжайте сейчас. Завтра будет поздно, и я ничем не смогу вам помочь.

Дедушка и бабушка запрягли в подводу единственную лошадку, покидали кое-какие вещи, забрали детей и поехали. Их путь лежал на Кубань. Там долго никто не хотел принимать нищих, оборванных переселенцев. В дороге родилась моя мама.

Позже родные перебрались в Крым, в маленькую деревню Мироновку, откуда в то время выселяли этнических немцев. Перед войной у бабушки было шестеро детей разного возраста. Старший, Николай, служил на границе с Польшей и пропал без вести в первый же день войны.

Возле их деревни не происходило больших сражений, но мама хорошо помнит наших бойцов. Тогда военных называли не солдатами, а бойцами.

Они шли без головных уборов и знаков воинского отличия, тяжелораненых везли на единственной телеге. Все смотрели вниз, на дорогу, волосы у них были пыльные и казались серыми, как будто все в одночасье поседели от горя. Женщины стояли вдоль дороги и плакали, протягивали куски хлеба и сала, крестили. Некоторые цеплялись за солдат и выли, как по покойникам.

Бабушка острым глазом выцепила среди них командира, схватила за руку и подтолкнула к нему старшую дочку, шестнадцатилетнюю Нину.

– Возьмите её с собой! – кричала она.

Командир поднял голову. Моя восьмилетняя мама на всю жизнь запомнила его обречённый взгляд.

– Мать, она погибнет, – тихо сказал он. – Мы все погибнем. Не бойтесь, немцы мирных жителей не трогают.

Через несколько часов показались немецкие мотоциклисты. Они заходили в каждый дом и молча водили автоматами поверх голов перепуганных женщин, детей и стариков. Такого ужаса мама не испытывала больше никогда в жизни.

В Мироновке немцы не стояли, но через несколько дней после оккупации увели всех коров, лошадей, переловили всю живность, реквизировали все продукты. Мама помнит, как уводили кормилицу-корову. Раскинув руки, бабушка стояла у ворот и кричала: «Не пущу!» Младшие дети прижимались к ней, цеплялись за юбку. Немец поднял автомат, целясь в бабушку, и мама потеряла сознание.

Этот эпизод будет сниться ей всю жизнь.

Сосед бабушки, обрусевший немец, у которого была репрессирована почти вся семья, ушёл служить полицаем и выдал, где у бабушки в ямках спрятано зерно. Зерно выкопали и забрали. Пока было тепло, бабушка как-то кормила детей с огорода, а потом пекла лепёшки из лебеды. Старшие дети охотились на сусликов. Отливали их из норок водой, снимали шкурки и жарили на костре, растянув на двух палочках.

Мама вспоминает, что все дети в деревне выглядели рахитично. У них были раздутые, несоразмерно большие животы – оттого, что приходилось переваривать много травы. А ноги почти у всех были тощие и искривлённые. Все бегали босиком, спасались от голода тем, что находили и съедали каждую травинку: калачики, кашку, любые колоски молочной спелости, корни лопуха, цикория. Цикорием бабушка успешно лечила дизентерию, которая иногда случалась при таком питании.

Зимой есть стало совсем нечего. Дети опухли от голода, и бабушка несколько дней никуда не выходила. В дом зашли два немца, всё обыскали, даже под кровать заглянули. Маме в голодном бреду казалось, что у них пёсьи морды и что они рычат и лают между собой по-собачьи.

Вечером немцы вернулись и с трудом затащили в дом огромный деревянный ящик. В нём оказался прессованный горох в пачках. До нового урожая ели только его. Утром – гороховая каша, в обед – гороховый суп, вечером – гороховые котлеты. С тех пор мама не могла есть горох ни в каком виде и никогда его не готовила. Однако благодаря этому гороху все дети выжили.

Понемногу деревенские жители приспособились к оккупации. На чердаке в бабушкином доме сделали фальшивую стену, завалили её хворостом и мусором. За стеной была маленькая каморка с лежанкой, где прятались от фашистов. Сосед-полицай всегда за день предупреждал, когда будет облава – акция, как её называли немцы. Страшнее слова в войну не было.

Оккупанты рыскали по домам, искали партизан, к которым причисляли всех мужчин от семнадцати до семидесяти лет, а также евреев и подростков от четырнадцати лет. Последних угоняли на работу в Германию. Остальных расстреливали на месте. Мамина сестра Нина вместе с другой молодёжью пряталась на кладбище. Там были вырыты ложные могилы со сдвигающимися плитами. Если не успевали добежать до кладбища, прятались у бабушки на чердаке.

Целый месяц на чердаке спасалась еврейская семья – муж, жена и десятилетний мальчик. Бабушка рисковала не только своей жизнью, но и жизнью своих детей. Евреи выжили и после войны приезжали к бабушке в гости. Привезли ей роскошный подарок – отрез на платье.

Когда бабушка видела, что немцы шли с облавой, младшие дети ложились в кровать и до красноты растирали себе тряпками лица. Немцы заходили в дом, видели «больных» детей, а бабушка испуганно говорила: «Тиф». Это слово немцы очень хорошо знали, сразу уходили.

В самом начале оккупации в Мироновку пришла немолодая женщина Анна Мироновна. Её взрослые дети были на фронте, а всех родных, подпольщиков, расстреляли немцы. Ей чудом удалось скрыться, в глухой деревне она пережидала войну. В пустовавшем доме Анна Мироновна собирала разновозрастных детей, обучала их. Младших – грамоте, а старших – математике, биологии, истории и литературе. Писали огрызками карандашей на обёрточной бумаге и кусках старых газет между строк.

Анне Мироновне никто не платил, а женщины её подкармливали из своих скудных припасов. Немцы о школе ничего не знали, и ни один житель деревни, даже полицай, её не выдал. Так она преподавала всю оккупацию. Благодаря этой женщине мама училась, мечтала тоже стать учительницей.

Как-то раз дети собрались на занятия, а Анна Мироновна почему-то опаздывала. Вдруг она вбежала в комнату, крикнула: «Дети!.. – задохнулась и заплакала. – Дети, наши идут!» Все выбежали на улицу.

Вдали по степи двигалось длинное облако пыли. Все жители были на улице, ликовали, обнимались, кричали: «Наши идут!» Семья полицая тоже кричала, но бабушка им строго сказала:
– Нет, теперь уже не ваши, а наши.

Из пыли показались танки. На них сидели пехотинцы с автоматами, в касках со звёздами и в плащ-палатках. Они быстро, не останавливаясь, гнали немцев, только бросали людям банки с американской тушёнкой «Второй фронт» и трофейный шоколад. Дети разворачивали твёрдый шоколад и нюхали, не понимая, что это такое. Некоторые принимали за мыло.

В армию из деревни забрали четверых мальчишек восемнадцати лет, подросших за время оккупации. Через неделю они все погибли в битве за Керчь.

Впереди ждали ещё два страшных года войны. Мама вместе с другими женщинами и детьми от зари до зари трудилась в колхозе до кровавых мозолей. Одежду детям бабушка шила из немецких мешков с надписями. В юности трудности переносятся легче, чем в зрелом возрасте.

А потом было огромное счастье Великой Победы, всеобщее ликование. С фронта вернулся мамин отец.