Как известно, в армии всегда и всех чему-нибудь учат. Повышают мастерство, боеготовность, тренируют разнообразные навыки, могущие пригодиться в реальном сражении. Как говорится, хочешь мира – готовься к войне. Очень любят проводить учения: вывозят солдат и офицеров на полигон, в чисто поле, селят в палатки, и там они постигают на практике все премудрости военной науки. А чтобы проверить результаты обучения, из штаба воинской части приезжают старшие офицеры и экзаменуют молодое пополнение.

Однажды такой проверяющей комиссией оказались два подполковника – мой папа Виктор и его друг и сослуживец Фёдор. Приехали, разместились в небольшом дощатом домишке вроде сарая или курятника, гордо именуемом «приежка»: комнатка с несколькими железными кроватями, сенцы-прихожая с умывальником и оцинкованным баком для питьевой воды. Сортир-скворечник за углом. Не отель «Хилтон», но прожить несколько дней вполне можно, да и неприхотлив в быту военный народ.

Целый день подполковники наблюдали за боевой подготовкой бравых солдат. Вечером, поужинав, улеглись спать. И тут началось… Виктор сам иногда ночью похрапывал, сильно устав или выпив лишнего. В военном училище, в казарме тоже изрядные храпуны ему встречались, но чтобы с такой силой – это оказалось в новинку. Федя храпел самозабвенно, виртуозно и оглушительно. Так поёт соловей в курских лесах: закрыв глаза, запрокинув голову, он весь в своей песне, выводит волшебные трели. Фёдор, лёжа на спине, заливался так, что дощатая «приежка» вздрагивала и тряслась, поскрипывая.

Виктор ткнул товарища кулаком в плечо. Тот притих, почмокал губами и перевернулся на бок. Отец облегчённо вздохнул и мгновенно заснул. Снилось ему странное: лежит он на полу в сельской МТС, а вокруг штук десять тракторов. Они заводятся, прогревают двигатели, собираясь в поле. Потом выезжают дружно, каким-то образом прихватив с собой Виктора, и пашут, оглушительно ревя, бьются за звание Героев Соцтруда.

На пятом гектаре пахоты отец проснулся. Снова ткнул Фёдора кулаком, уже сильнее. Трактористы ушли на обед, но, как только Виктор провалился в сон, немедленно вернулись и с новыми силами принялись за дело. Хлипкая казённая подушка, которой отец пытался прикрыть ухо, помогала мало. К утру он был готов этой самой подушкой придушить Федю, только не хотелось брать грех на душу и сиротить семью друга.

Перед завтраком Виктор, измученный бессонной ночью, высказал товарищу всё, что о нём думал. Фёдор извинялся и оправдывался – да, есть такой грех. Как только на спину ляжет – храпит. Жена за много лет привыкла и, не просыпаясь, бьёт его локтем в бок, чтобы перевернулся в нехрапучую позицию. Беда в том, что Виктор пятнадцать лет под одним одеялом с Федей не спал и в отличие от его супруги к такому порядку вещей не привык.

– Давай водки купим, – мрачно предложил он. – Я вечером выпью, отключусь. Тогда, возможно, тебя, мерзавца, не услышу. Нам ведь ещё три ночи с тобой здесь жить.

Они сели в пыльный «уазик» и поехали в ближайшую деревню за водкой. Там в магазинчике торговали не только продуктами и напитками, а разными необходимыми в хозяйстве вещами.

Виктор подошёл к витрине с игрушками, чтобы купить дочке какой-нибудь подарочек. На глаза попался водяной пистолет. Конечно, были и куклы, и наборы пластмассовой посуды, но папа знал наверняка, что нужно его боевой дочери. Пистолет, да ещё стреляющий водой, – это вещь!

Мы тогда жили в жаркой Средней Азии, и любимой детской игрой летом были «обливалки»: нужно посильнее окатить соперника водой, и тут же ловко увернуться. Самый мокрый считался проигравшим. Оружие использовали разное: ковшики и кружки, у везунчиков – пластмассовые мягкие бутылочки от дефицитного тогда шампуня «Кря-Кря». Эра пластиковых бутылок ещё не наступила. Самые продвинутые пользовались велосипедными насосами. А главными победителями становились обладатели водяных пистолетов – солидного оружия, вмещавшего в себя пол-литра воды.

Выпив и закусив, друзья улеглись спать. Ночью на Виктора на бреющем полёте пикировал тяжёлый бомбардировщик. Разворачивался над головой и на малой высоте уходил на второй круг. Видимо, гад вероломно прицеливался, куда точнее сбросить бомбу. Виктор в ужасе проснулся. Федя храпел. И тут в голову моему изобретательному папе пришла неожиданная идея.

Он взял водяной пистолет, вышел в сени, набрал из бака с питьевой водой полный резервуар и вернулся в комнату. Постоял над Фёдором, издававшим заливистые трели, приподнял край одеяла – и с наслаждением и злорадной усмешкой разрядил пистолет в бок чемпиона по храпу. Федя встрепенулся, дёрнулся всем телом, что-то заклекотал и перевернулся на бок. В течение ночи расстрел пришлось повторить ещё дважды.

Утром Федя, отводя глаза, сказал:
– Витёк, ты иди один на завтрак. Я позже подойду, зачёты по строевой принимать. Что-то живот побаливает, съел, наверное, что-нибудь несвежее.

Виктор кивнул и отправился в столовую. Но, зайдя за угол «приежки», решил понаблюдать. Минуту спустя Фёдор, воровато оглядываясь, вынес во двор мокрый матрас и стал пристраивать его на хлипкий заборчик – на просушку.

Следующей ночью отцу пришлось повторить экзекуцию дважды: храп – выстрел – поворот на бок. Больше пистолет не понадобился. Как только спавший Фёдор оказывался на спине и всхрапывал, то дёргался, спохватывался, заполошно что-то бормотал сквозь сон и резко переворачивался. Трактора стояли на приколе с заглохшими моторами, у бомбардировщика кончилось горючее. В последнюю ночь перед отъездом домой Виктор наконец-то выспался в тишине.

После этой истории жена Фёдора Алексеевича с недоумением рассказывала моей маме:
– Чудеса! Федька мой всю жизнь храпел как окаянный, а съездил в командировку – и словно бабка отшептала. На спину ночью вообще не ложится. А если вдруг случайно ляжет, тут же вздрагивает, шарит рукой по матрасу, бормочет что-то сквозь сон, потом переворачивается на бок и спит тихо, как дитя.

Обращалась она с вопросом и к моему папе:
– Вить, когда вы с Федей на полигоне были, он там никакую травму не получал? Или, может, испугался сильно?

В ответ отец делал удивлённые глаза и пожимал плечами.

– Нет, не припомню ничего такого. Только спал он беспокойно, вздрагивал, ворочался. Наверное, от нервов.

И хитро улыбался, отвернувшись в сторону.