Их дом находился где-то недалеко от храма. Представляете, ещё недавно стоял частный деревенский дом, а сейчас это уже почти центр Москвы. Правда, до наших дней дошли только фотографии дома. Очень трогательные, с маленьким Мишкой на руках у бабушки, и такие же, только с мамой и папой. Потом дом снесли, а их семья получила просторную трёхкомнатную квартиру в доме сталинской постройки. Мишка вырос, а родители состарились и умерли, и он стал жить один.

После школы ушёл служить в армию. Сохранились Мишкины фотографии в форме сержанта ВДВ. После службы он выучился на кинооператора, а потом целых двадцать пять лет отработал на студии «Центрнаучфильм». Фильмы о всяких необычных физических явлениях, сюжеты из неизвестной истории российской глубинки, фильмы о животных и ещё про множество всякой всячины были отсняты Мишкиной камерой. Он колесил по стране, а потом, вернувшись в московскую студию, просматривал сотни метров отснятой плёнки для того, чтобы умудриться вместить всё самое интересное в 15–20 минут фильма. Потом эти короткометражки в кинотеатрах ставили в качестве заставок перед показом основной ленты. Мы с мальчишками из моего детства смотрели эти фильмики с удовольствием. Думал ли я тогда, что когда-нибудь стану дружить с одним из тех, кто их снимал.

В одну из поездок по Кубани Мишка встретил свою Маришу и недолго думая увёз её в Москву. Любовь с первого взгляда и на всю жизнь. Мариша была намного младше мужа и ещё не успела получить профессию, зато умела хорошо рисовать. Стала помогать Мишке оформлять заставки в его фильмах, много рисовала их общих друзей. А друзей у них действительно оказалось много. С детьми им, правда, не повезло, но они всё равно были счастливы.

Мишка, ещё служа в десанте, пристрастился к прыжкам с парашютом. Придя на гражданку, продолжал прыгать во время учёбы в институте, а потом и работая кинооператором. Более того, Мишка приспособился крепить кинокамеру у себя на шлеме. Прыгая с парашютом, включал камеру и снимал то, что находится вокруг, в том числе других парашютистов. Кому же не хочется посмотреть на себя, парящего в воздухе с широко расставленными руками и ногами, испытывающего счастье свободного полёта.

Откуда только Мишка не прыгал, кого только не снимал. И спортивные прыжки с самолета, и прыжки с высоченных башен и даже с горных вершин. Я никогда не интересовался самой технологией прыжков, но послушать увлечённого человека всегда интересно.

Однажды Мишка рассказал, как пришлось ему прыгать с человеком необычной судьбы. Этот человек, не помню уже при каких обстоятельствах, повредил позвоночник и был обречён на неподвижный образ жизни. Одако вопреки судьбе и благодаря необычайному мужеству сумел доказать всем, и прежде всего самому себе, что способен не только вернуться к прежней нормальной жизни, но даже больше – решиться на подвиг. Ещё лёжа на больничной койке, Павел, так звали того человека, дал себе слово, что придёт время и он обязательно прыгнет с парашютом, а потом ещё и опустится в морские глубины.

Действительно, вместе с экипажем легендарного капитана Кусто он опускался на дно Средиземного моря, а потом в одной сцепке с Мишкой прыгнул с самолёта с высоты 1700 метров. После прыжка они сфотографировались на аэродроме во всей этой парашютной сбруе на фоне изумительно высокого неба. Эту фотографию он мне показывал и говорил про напарника: «Это Павел Думнов, поразительного мужества человек».

В связи с перестройкой все бросились в малое предпринимательство, бросились и Мишка с Маришей. А куда было деваться, работу на студии они всё равно потеряли. Не знаю, что уж там «предпринимал» мой знакомый, но почему-то через некоторое время он оказался в подвале у чеченцев. И уже чеченские «предприниматели» убеждали Мишку в том, как ему повезло, что у него есть возможность подарить им его родительскую квартиру в доме сталинской постройки. Он, правда, немного поупорствовал, но его упорство закончилось тем, что, кроме потери квартиры, ещё и Мариша заболела.

Оказавшись без крыши над головой, Мариша попала в Кащенко, а Мишку с его парашютным барахлом и семейными фотографиями приютили наши московские родственники. Вот у них на квартире мы с ним и познакомились.

Мишка и Мариша прожили в чужом доме целых десять лет. Мишка понимал: нужно что-то делать, ведь не будешь же всю оставшуюся жизнь обитать в примаках, но похоже, так и не смог ничего придумать. Он периодически куда-то устраивался что-то сторожить, но сторожил недолго. Его постоянно что-нибудь не устраивало на очередной работе, и уже через несколько месяцев он сторожил где-то в другом месте. А Маришка любила цветы и все годы их неустроенной жизни торговала ими в подземных переходах.

Однажды я узнал, что Мишка работает сторожем в одном из старинных московских храмов и таким образом приобщается к вере. Он вообще много говорил со мной о вере. Ему даже хотелось уехать в какой-нибудь монастырь. Ведь в конце концов это было бы и решением его жилищной проблемы. Но Мариша… что с ней делать? Теперь ей приходилось периодически ложиться в больницу, принимать дорогостоящие лекарства, ей нужны были свой участковый психиатр и Москва.

Когда я приезжал к ним в гости, Мишка немедленно бежал за водкой, и вместе с Маришей они накидывали на стол нехитрый ужин. Священники привыкли основную часть пищи принимать вечером, это уж такая специфика нашего образа жизни. Помню, как мой собеседник один раз удивился:
– Бать, как же ты много ешь.

На что мне с сожалением хотелось ответить: «Мишка, как же ты много пьёшь».

Наши разговоры могли продолжаться до утра, потом я шёл на заседание секции Рождественских чтений, а Мишка ложился спать.

Не найдя себя в сторожах, мой друг стал осваивать компьютер. И уже через некоторое время действительно прилично им овладел. Наловчился делать маленькие фильмы и с помощью специальных программ мог представить любого из своих друзей-парашютистов в каких угодно героических видах. А среди них были люди финансово состоятельные, и они за эти дурашливые фильмы подкидывали Мишке на жизнь.

В разговорах со мной он рисовал в своём воображении разные планы решения своих проблем, а я звал его к себе:
– Мишка, приезжай, я вам отдам второй этаж нашего дома, питаться будете в трапезной, живите хоть годами, я тебе ещё и зарплату как сторожу буду платить.

Он шумно вздыхал и молчал и лишь однажды спросил:
– А разве смогу я пользоваться интернетом у вас в деревне? Даже если и смогу, то представь, какой будет скорость соединения? Да и Марише Москва нужна. Сам понимаешь.

Как-то он заявился к нам в гости, естественно, днём. Просиживая ночи напролёт в интернете, человек превратился в ночного жителя, поэтому, приехав, сразу же завалился спать. Ночью он, как медведь-шатун, бродил по моей кухне. А утром, когда я стал его звать на литургию, шумно вздохнув, ответил:
– Батюшка, ты не обижайся, но я домой поеду, очень уж мне без компьютера неуютно.

Ещё один раз мне удалось вытащить Мишку в наши палестины. Я предложил ему съездить в село Годеново Ярославской епархии, к знаменитому Ростовскому кресту. Это одна из величайших православных святынь, сохраняющаяся в нашем народе с начала XV века. Всё время, пока я вёз моего гостя, его мучила головная боль, не прошла она и в храме у Креста. Вернувшись из поездки, я сразу же отвёз Мишку на электричку и отправил в Москву. В то время его уже мучили продолжительные головные боли.

Но самою большою болью была для него Мариша. Он постоянно мучился вопросом: «Случись что со мной, как она останется одна?»

Все мои усилия привести его в храм не увенчались успехом, хотя в своей жизни он встретился с настоящим чудом. Оно случилось с Мишкой во время его тысяча первого прыжка.

У него долго не раскрывался парашют и вдруг чудом раскрылся почти перед самой землёй. Ему удалось погасить скорость падения и, хотя сломал ногу, остался жив. После неудачного прыжка Мишка торжественно поклялся, что больше не прыгает, но таким одержимым людям верить нельзя. И спустя какое-то время он напрыгал ещё с полтысячи прыжков. А сразу после того несчастного случая, по выходе из больницы, позвонил мне и попросил:
– Срочно приезжай, что-то покажу. Тебе это будет интересно.

Дома усадил меня перед монитором и рассказывает:
– Когда я прыгнул, то по привычке сразу же включил камеру. После падения, запись долго не просматривал, не до того было, а тут интересно стало, думаю, дай-ка гляну, что там записалось.

Он нажал нужную кнопку, и пошла запись. Сперва я услышал отчаянный мат и увидел, как с бешеной скоростью неумолимо приближается земля, и вдруг: «Встанем пред Царицею Небесною…» Это Мишка запел песню иеромонаха Романа. Он сам не помнил, как и почему запел, но парашют немедленно раскрылся. Вместо удара о землю – пускай и не плавное, но приземление.

…Прошло около года, как мы ездили с Мишкой в Годеново, а я никак не мог выбраться в столицу, да наверно уже и не хотел выбираться. Шумный город на нас, провинциалов, действует отрицательно, мы теряемся в этих каменных джунглях, а от цен в московских кафешках у нас теряется аппетит. А потом, я у себя лягу спать, и у меня за окном соловей будет петь всю ночь, а в Москве, будь то у родственников или у друзей, всю ночь буду слушать пение тормозов и рёв моторов.

Декабрь. Вечер. Звонит Мариша:
– Саша, Мишка умер два месяца назад, а я вот только что нашла у него твой телефон. Может, приедешь, хочу тут тебе кое-что показать.

Мишку похоронили на Введенском (Немецком) кладбище, у них там родовое место. Чеченцы смогли отобрать у него отцовскую квартиру, но не отцовскую могилу, это, наверно, единственная собственность, которая у него оставалась. Он умер поздней осенью. Уже выпал первый снег, и Мариша почему-то взяла и поставила над его могилкой «грибок», какие ставили раньше в Москве над продавщицами пива и мороженого. По бокам обложила «грибок» венками, и у неё получился домик. Когда уже вовсю стал падать снег, она приходила на кладбище и проползала в этот домик через специально проделанный ею лаз. На могилке возле креста стоял Мишкин портрет. Мариша зажигала свечу и разговаривала с мужем:
– Мишка, ты посмотри, как здорово, теперь у нас с тобой есть свой домик, и нас отсюда уже никто не выгонит. Только мне здесь холодно без тебя, одной очень холодно. Забери меня, Мишка.

Когда я приехал к Марише, она немедленно повела меня к столику с компьютером.
– Ты только посмотри, что Мишка придумал. Когда он был жив, я не совалась в его дела, а сейчас полезла, и смотри, что нашла.

Мишка понимал, что Мариша станет после него самостоятельно осваивать компьютер, на что уйдет у неё не один год, и специально разбросал по разным папкам и программам свои фотографии, а под ними сделал подписи. Вместо себя живого он оставил ей себя виртуального, голос которого можно услышать. Она заходит в какую-нибудь папку, а там Мишка – улыбка в тридцать два зуба и подпись: «Привет, Маришка, это я, и вовсе я от тебя никуда не уходил, ты же видишь, как я тебе улыбаюсь». Или: «Это я с бабушкой», «А это – с мамой». «Передай привет отцу Александру, пусть он не забывает молиться о нас». «Мне хорошо, Маришка, и ты по мне не тоскуй, я ведь продолжаю тебя любить, а для любви нет преград. Помнишь, мы читали с тобой у апостола Павла: «Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится».