СВЕЖИЙ НОМЕР ТОЛЬКО В МОЕЙ СЕМЬЕ Жизнь и кошелёк Мудрёное слово – конституция
Мудрёное слово – конституция
17.08.2019 00:00
Ни один русский без этого не заходит в воду

Мудрёное словоЗдравствуйте, «Моя Семья»! На днях ходила в храм и слышала, как служащая женщина резко, не терпящим возражения тоном кого-то отчитывала: «Никакой порчи не существует. Молиться надо!» Ой ли? Так уж прямо и не существует? Давно собиралась вам написать о том, что мне поведала в своё время бабушка, но не была до конца уверена, смогу ли всё передать в точности. События, о которых пойдёт речь, происходили более ста лет назад.

Моей бабушке Мане исполнилось всего 15. Однажды они всей семьёй пошли в церковь. Стоят на службе, слушают пение, и вдруг невестка Фаня, жена бабушкиного брата Матвея, как закричит на весь храм дурным голосом – да таким страшным, что все молящиеся мгновенно бросились вон из храма. Семья бабушки в ужасе сбилась вокруг Фани, не зная, что делать.

Батюшка подошёл, накрыл Фаню епитрахилью и начал читать молитву за молитвой. Постепенно невестка стихла, но совершенно обессилела. Однако священник признался, что полностью изгнать засевшую в Фане сущность не может.

Родители бабушки после того случая объездили на лошадях всю округу в поисках лекарей или знахарей, о которых что-либо слышали, но большого толку из этого не вышло. Все целители, которых они находили, отказывались лечить Фаню и твердили одно и то же: порча на ней очень сильная.

Нужно отдать должное моим предкам – какими же благородными и добрыми были эти люди! Ведь они могли запросто отправить невестку Фаню к её родителям, тем более что её муж Матвей тогда пропал. Его забрали в армию в 1903 году, и с тех пор вот уже девять лет не было ни слуху ни духу и ни единой весточки.

А дальше начали твориться поистине чудные дела.

Через год у Фани округлился живот. Родители бабушки переглянулись, но выгонять женщину из семьи не стали. Пошептавшись, вынесли вердикт: не звери ведь, примем малыша, будем нянчиться с маленьким. Фаню жалели, не нагружали работой, не разрешали даже с печью возиться. Тем временем живот у жены Матвея рос и вскоре стал огромным. Вроде бы давно пора, а Фаня никак не может разродиться.

Родители опять посовещались и решили, что, видно, у Фани «такая конституция» – именно так и сказали, бабушка хорошо запомнила мудрёное словечко. Ждали-ждали, потом снова пошли в церковь. И вот тогда Фаня не просто закричала, она заорала жутким, не своим голосом. Что-то внутри неё хохотало и насмехалось над роднёй: «Ну что, нашли бабку? Хрен вам!»

Вскоре семье стало стыдно появляться с невесткой на улице. Голос внутри Фани всё замечал и комментировал делишки других сельчан во всеуслышание, видел души людей, словно рентген. Например, сидят какие-нибудь бабушки на завалинке у своих калиток, а сущность вопит: «Вот эта – старая ведьма, до сих пор делает пакости. А та раньше занималась, но теперь покаялась». Всем становилось жутко от этих откровений.

Родители нашли в другой губернии какого-то старенького деда-знахаря, рассказали ему о своей беде. И он оказался единственным, кто согласился лечить бесноватую.

Пока Фаню везли к деду, «внутренний голос» орал, но лишь въехали во двор знахаря, стих. Потом почему-то взмолился по-украински: «Ой, несчастный я Сэмэн! Шо мэни робыть? Куды мэни деваться?»

А бабушке Мане с сестрой стало любопытно. Они начали разговаривать с «голосом»:
– А почему бы тебе не пойти к тому, кто тебя посадил в Фаню?
– Да я к ней летал, – плакал голос, – но она сказала: «Сиди там, куда тебя посадили».
– Кто же это женщина? – спросили заинтригованные сёстры.
– Старуха Ткачёва, – ответил голос.

Ткачёвы слыли в округе весьма непростым семейством. Они ещё до Матвея сватались к Фане, просили её родителей отдать девицу за их сына, но те отказали. Дурная слава ходила за бабкой Ткачёвой – все на селе её боялись и считали ведьмой. И лишь после этого бабушка Маня с роднёй всё поняли.

Фаня, тогда уже замужняя женщина, как-то раз пришла из церкви. Переоделась и побежала на ток – работа не ждала. Выскочила из дома, а навстречу идёт бабка Ткачёва и говорит: «Ой, деточка, а я только из церкви. Стояла-стояла, так устала! Теперь съесть бы хоть кусочек хлебца». Фаня, добрая душа, взяла и вынесла ей два пирожка. Им было по пути.

Пока шли, бабка съела один пирожок, другой вернула нашей невестке со словами благодарности. Фаня, конечно, пирожок тот съела, не выбрасывать же. Да и кто в своём уме выкинет хлеб, ведь тогда это считалось большим грехом! Видно, пока старуха Ткачёва держала пирожок в руках, она успела наложить на него некое проклятие, с которым долго никто не мог справиться.

К деду-знахарю Фаню возили несколько раз, он давал ей наговорённую воду. Когда девушка пила эту жидкость, её сильно рвало – родственники подставляли ведёрко. Однако дед-знахарь строго-настрого предупредил: только закрывайте ведро и не смотрите туда – никто не должен видеть, чем её тошнит.

Вскоре после этих процедур живот у Фани спал. Все молитвы, которые знахарь читал, Фаня запомнила. А дед на прощание ещё добавил, что через какое-то время Фаня сама начнёт лечить людей.

Год спустя пришла радостная весть: из армии вернулся Матвей. Ещё через год у них с Фаней родилась дочь Марфа, потомки которой до сих пор живут в городе Волгодонске Ростовской области.

Ещё бабушка рассказывала историю одного из своих предков, деда или прадеда. Она знала о нём лишь то, что этот дед являлся классным столяром. А поскольку на селе нехитрая мебель всем нужна, дела у прапрадеда шли неплохо. Лишь одна беда – мужик прилично закладывал за воротник, не вылезал из кабаков.

Однажды прадед засиделся допоздна в кабаке, ушёл только за полночь. Домой плёлся, шатаясь, приплясывая да припевая. Вдруг видит – мимо несётся тройка лошадей, а на ней ребята, статные, удалые, с гармошкой. Предложили прадеду подвезти, тот обрадовался, согласился.

Несётся тройка, весело играет гармоника, в ушах свист от быстрой езды. Вдруг лошади остановились у какой-то речки. Хлопцы мигом попрыгали в воду, и прадеда зовут искупаться. «Да с радостью!» – крикнул пьяненький столяр и начал стаскивать с себя рубашку.

Подошёл к воде и по привычке перекрестился перед купанием – тогда по обычаю ни один русский мужик без крестного знамения в воду не заходил. Глядит – никого нет, тишина. Ни хлопцев, ни коней, все будто испарились. Хмель сразу выветрился из буйной головы прадеда. Многое он пережил в те минуты, только утром добрался до дома. С тех пор даже капли спиртного в рот не брал.

Из письма Пелагеи Геннадьевны,
г. Долгопрудный, Московская область
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №33, август 2019 года