Счастливо прожили всю жизнь |
30.08.2019 00:00 |
Мне нечего тебе предложить, кроме звёздного неба Солнечный луч забрался на кровать, медленно прогулялся по затёртому зелёному одеялу и остановился прямо на Марининых ресницах. Она зажмурилась, свободной от капельницы рукой попыталась натянуть на лицо одеяло, потом пару раз моргнула, открыла глаза и проснулась. День начался замечательно. Впервые за долгое время Марину не будила по ночам боль, к тому же сегодня была пятница, а значит, точно придёт Сашка. Он навещал Марину три раза в неделю, чаще не получалось: работа, да ещё ехать с другого конца города. Марине было жалко его – похудевшего, осунувшегося, измученного этими поездками и её болезнью. Каждый раз она чуть ли не умоляла его бывать в больнице реже, поберечь себя. Но при встрече её глаза вспыхивали счастьем, и неизменно по средам, пятницам и воскресеньям Сашка стоял на пороге её палаты с небольшим пакетиком яблок или апельсинов в руках. Есть их Марина не могла, почти всё время её тошнило, но с благодарностью принимала гостинцы: молодой мужчина, что с него взять, да и к чему утомлять любимого лишними подробностями о том, какой беспомощной она стала. Не такой она хотела запомниться Сашке, не такой. Они познакомились в Ялте. Марина только что окончила университет и вместе с сестрой поехала к морю. Поездку им подарили родители, решили, что девочкам полезно хорошенько отдохнуть перед началом взрослой жизни. Дома Марину ждали красивый и перспективный жених и тёплое местечко в папином институте. Сестра Аня была старше Марины всего на пару лет, но в сотню раз бойчее. В первый же вечер она отправилась танцевать, заявив, что в скучных прогулках по городу и посиделках в номере она Марине компанию не составит. Младшая сестра ничего не имела против, она любила проводить вечера одна и тут впервые ощущала себя по-настоящему свободной. Шёл третий день отдыха, когда вечером на набережной Марину окружили цыганки. Шумные, пёстрые, они испугали её своим напором – тянули за руки, предлагали погадать, а одна крепко вцепилась в Маринину сумочку и громко зашипела, брызгая слюной: – Позолоти ручку, вижу, ждёт тебя большая любовь. Скоро, очень скоро! Марина отчаянно пыталась выбраться из плотного кольца, но женщины не отпускали, шли рядом, хватались за её вещи. Прохожие только опускали глаза и старались обойти процессию. Сашка вынырнул словно ниоткуда, крепко взял Марину за руку и шепнул в ухо: – Сейчас я скажу «бежим», и ты беги, не оглядывайся. До самого сквера. Она припустила за ним со всех ног. Парень проворно лавировал в толпе гуляющих, уверенно и ни на секунду не выпускал Марининой ладони. В сквере он протянул ей её сумочку и сказал: – Ты давай, больше не зевай. Они как раз таких и ищут, чтобы облапошить. – Каких – таких? – Марина, едва отдышавшись, подняла на него глаза. – Светлых, – ответил он, ни на миг не задумавшись и без тени смущения. В тот момент Марина поняла, что пропала окончательно и бесповоротно. До конца отдыха сестра её почти не видела. В номер санатория для научных работников влюблённая по уши Марина забегала только переодеться и немного поспать. Её лихорадило любовью: губы обветрились, щёки запали, глаза же светились особым светом – как у любимой и любящей женщины. Сестра посмеивалась, но покрывала Марину, вдохновенно сочиняя родителям истории о том, как их ответственная младшая дочь дни напролёт проводит в библиотеке и на процедурах, даже к телефону подойти некогда. Успокоенные родители с облегчением вздыхали, советуя всё же больше купаться и загорать. Марине с Сашкой было не до советов. Стараясь спрятаться от посторонних глаз как можно дальше, они облазили все дикие пляжи. Покрывало, утащенное из номера и брошенное на вылизанную морем гальку, служило им и кроватью, и столом. Бутылка дешёвого вина, алый, трескавшийся под ножом августовский арбуз, гроздья прозрачного винограда. Впрочем, к еде, которую приносил Сашка, Марина почти не притрагивалась. Ей хотелось только целоваться, хотелось смести все запреты. Она не мучилась угрызениями совести ни перед женихом, ни перед родителями. Понимала, что в Москву больше не вернётся. С Сашкой было интересно, весело, остро и немного безумно. Сашка оказался простым парнем из местных. После школы мечтал устроиться матросом на какое-нибудь судно, ходящее за границу, хотел посмотреть мир, пить жизнь большими глотками. Но работал грузчиком на рынке, уже шестой год. Бросить мать с маленькими братом и сестрой он не мог. Отец погиб в Сашкин последний школьный год: выпил лишнего и свалился за борт теплохода, на котором служил. Вот и выходило, что, кроме свежих фруктов и звёздного неба, предложить московской профессорской дочке ему было нечего. Но он её полюбил, по-настоящему. Сашка каким-то внутренним чутьём понимал, что такое случается раз в жизни, да и то не с каждым. Чтобы не выглядеть перед Сашкой совсем уж немощной, Марина постаралась приподняться на кровати. Вот бы сейчас дотянуться до подоконника и выглянуть в окно. Наверное, в больничном саду уже поспели яблоки, маленькие, кислые, с одурманивающим запахом приближающейся осени. Марина очень любила сентябрь и мечтала увидеть его в последний раз, но, ощущая, как боль внутри расходится волнами всё сильнее, как тело перестаёт её слушаться, как сочувственно отводит глаза врач, понимала, что шансов мало. Сашка вошёл в палату, и вместе с ним – счастье. Взъерошенный, с синяками под глазами от недосыпа, в накинутом на плечи больничном халате, он мало напоминал того южного мальчика, и у Марины защемило сердце – от любви и от того, что скоро придётся прощаться. Ей не страшно было уходить, Марина устала и измучилась. Но страшно оставлять его одного. Он присел на кровать и накрыл Маринину ладонь своей. Говорить у неё не было сил, но от Сашкиного присутствия стало легче. – Я хочу, чтобы ты знал, меня скоро не станет, но ты не плачь обо мне. Я была с тобой очень счастлива. Наша любовь – это редкий дар. Свою жизнь, пусть даже с таким концом, я ни на что бы не променяла, потому что в ней был ты. Приходу мамы Марина обрадовалась. Мама, как всегда, суетилась, поправляла одеяло, принесла судочки и термосы с домашней едой. Марина послушно попробовала немного, превозмогая подступавшую дурноту. Как она рада, что мама примирилась с Сашкой, приняла его, пусть поводом и стала Маринина болезнь. А ведь говорила, что никогда не подпустит к своей дочке «этого голодранца». Да что вспоминать! Сейчас ей хорошо и спокойно с этими двумя самыми родными людьми. Марина скоро задремала. Болезнь постепенно брала своё, и теперь большую часть дня Марина спала. Молодой человек вышел из палаты, пропустив вперёд усталую взрослую женщину. Они молча дошли до лифта. Кнопка вызова западала, так что, похоже, снова придётся идти пешком. Женщина потёрла переносицу большим и указательным пальцами. – Саш, ты сейчас занят? Может, выпьем кофе, что-то голова разболелась. – До дежурства время ещё есть, пойдёмте в кафе внизу? Мне и самому надо дух перевести. Только я не Саша, я Серёжа. – Ой, прости. Я по привычке. В кафетерии Серёжа долго грел руки о чашку: несмотря на жаркий август, его знобило. Женщина прервала молчание первой. – Так хочется поговорить с ней в последний раз, чтобы она вспомнила меня, узнала. Конечно, возраст, болезнь, я всё понимаю, но ведь она же мама моя, а сама даже не помнит, что у неё дочь есть. Нет, идеальной матерью она никогда не была, всегда строгая, собранная. Не давала спуску ни себе, ни другим. Мы с отцом дома по струнке ходили, как и её студенты в институте. Но всё же забыть собственного ребёнка… Она же меня своей мамой считает. Сколько, она думает, ей лет? Двадцать? – Да. Или около того. Можете рассказать мне об этом Сашке, за которого она меня принимает? Это ведь не папа ваш, вы же Борисовна. Женщина сделала большой глоток. – Нет, не папа. Был у неё в молодости какой-то курортный роман. Честно сказать, я мало что знаю, мама не любила о себе рассказывать. А вот тётя говорила, что вроде любовь там была, но он бедный оказался, необразованный. Вроде бы мамины родители, мои бабушка и дедушка, как-то насильно их разлучили. А этот Сашка, кажется, на флот пошёл служить, подробностей не знаю. Потом мама вышла замуж, и в браке они с папой всю жизнь прожили, счастливо, между прочим. Как она могла всё забыть! Хорошо, что папа ничего этого уже не видит. У него бы сердце не выдержало, так он её любил. Медбрат Серёжа отработал смену и перед уходом ещё раз заглянул в палату. На кровати, теряясь среди подушек, лежала маленькая сухонькая старушка. Он поправил ей катетер. На секунду Марина открыла глаза, улыбнулась, а потом опять заснула. Марина Витальевна умерла в воскресенье на рассвете, в возрасте девяноста трёх лет, абсолютно счастливой: она знала, что сегодня к ней обязательно придёт её Сашка. Елена КУМСКОВА Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru Опубликовано в №34, август 2019 года |