Мелкие беленькие цветочки в сочной траве похожи на искорки люрекса на зелёном платье. Нахально игнорируя наступившую осень, снова цветут одуванчики. Пискнула где-то в ветвях мелкая пичуга… Чёрт, Пришвин из меня никакой! Но что остаётся делать, как не любоваться природой, если к моей соседке по комнате Татьяне Михайловне Брагиной прибыли дочь с зятем и внучкой, я вежливо удалилась, и вот уже третий час брожу неприкаянная по живописным окрестностям санатория. Телефон сел, электронную книжку прихватить не догадалась, хоть о берёзу головой бейся!

Но вот в дверях корпуса показалось семейство Брагиной.

– Вы извините, что мы так надолго застряли, – остановила меня дочка соседки.
– Ничего-ничего, я отлично погуляла, – улыбнулась я со всей возможной искренностью.

Едва успела поставить телефон на зарядку и переодеться в домашнее, как вернулась Татьяна и тоже принялась извиняться.

– В качестве компенсации предлагаю вам роскошный ужин.
– Танечка, это совершенно лишнее.
– Нет-нет, не вздумайте отказываться! Они мне столько навезли, что я и за неделю не справлюсь, – возразила Брагина, обозревая набитый холодильник. – Балык, буженина, сыр трёх сортов, рыбка… Ой, инжир! Обожаю!

Она достала из пластиковой упаковки фиолетово-синюю, будто подёрнутую изморозью ягоду, откусила, блаженно зажмурилась – и вдруг расплакалась.

– Что случилось? Неприятности дома? – вскочила я с кровати.

Но соседка качала головой и плакала всё горше.

– Танюш, да что с вами? Может, врача позвать?
– Нет, не надо… Я уже… Я сейчас, – всхлипывала она и вдруг выпалила: – Я не заслуживаю такого ребёнка!

Я изумлённо уставилась на соседку – моложавую женщину сорока с небольшим лет. Дочка у неё, конечно, очень славная – умненькая, хорошо воспитанная, явно проводящая немало времени в тренажёрном зале и у косметолога. В общем, типичная современная горожанка с мозгами и амбициями. И каким-нибудь социально ответственным хобби, типа борьбы с использованием полиэтиленовых пакетов или патронатом над собачьим приютом. Очень мне такие девушки нравятся. Но почему вдруг симпатичная Брагина считает, что не заслуживает такой дочери?

– Знали бы вы, из чего моя девочка меня вытащила, – ответила на незаданный вопрос Татьяна Михайловна, утирая слёзы. – Даже представить не могу, где бы я сейчас была, если б не она.

Я обречённо прикрыла глаза. Похоже, мне предстоит выслушать длинный подробный рассказ о тяжёлом недуге. Симптомы, анализы, диагнозы, классическая и народная медицина вкупе с гомеопатией… Есть ли в мире что-либо более скучное, чем истории о чужих болячках?

Но первая же фраза Татьяны заставила меня обратиться в слух.

– Может, пьяная валялась бы под забором, как моя подруга детства Маша, – она отложила надкушенный инжир и спрятала ладони между коленками. – И уж точно ходила бы вечно в синяках и разговаривала матом, как мои одноклассницы.
– Страшноватенькую картинку вы нарисовали, – поёжилась я.
– Для Харитоновки, где я родилась и выросла, совершенно обычную. Не знаю, есть ли в вашем городе такой район, а в нашем это как клеймо – «харитоновская босота». Частный сектор в самом гнусном варианте. Его вечно планируют под снос, потому последние лет тридцать ни копейки в благоустройство не вкладывают. Дороги разбиты, тротуары отсутствуют, столбы покосившиеся, заборы на честном слове, и каждый дом разделён на три-четыре семьи. Никто оттуда не съезжает и никаких ремонтов не затевает. Все ждут, что вот-вот окажутся счастливыми собственниками новеньких квартир. Потому и работы хорошей не ищут. А зачем, если неизвестно куда тебя переселят?
– Таких районов по окраинам больших городов – хоть пруд пруди.
– Вот и наша Харитоновка одна из многих. Повальное пьянство, воровство и грабежи. У моего отца три судимости – норма по харитоновским понятиям. Пил, почти не работал, бил жену и дочерей. Но никто не видел в этом ничего особенного. У всех моих подружек отцы, кое у кого и матери имели тюремный опыт. А у Райки Осиповой даже бабка вся в наколках ходила. В большом авторитете была старушка, – усмехнулась Брагина.
– Райончик – не позавидуешь, – покачала головой я.
– А наша школа? Настоящий зверинец! – округлила глаза моя соседка. – Сюда выпроваживали всё отребье. Страшнее угрозы, чем «в шестёрку переведём», в нашем городе не существовало. В каждом классе по десять второгодников, а то и третьегодников. Усатый дядя в шестом классе, едва умеющий читать, – обычная история. Какая уж там учёба! Дотянуть такого индивидуума до восьмого класса, и чтоб его не увели в наручниках прямо с урока – это уже считалось педагогическим успехом. Ну и учителя под стать контингенту. Крик, оскорбления, рукоприкладство… Надзиратели в лагере, а не педагоги. У нас работал даже Нефёдов, который изнасиловал и чуть не задушил семиклассницу прямо в своём кабинете. Дело как-то замяли, и к нам его перевели.
– Какой кошмар! Неужели родители не протестовали?
– Даже не почесались, – отмахнулась Брагина. – Кстати, изнасилование в Харитоновке и преступлением-то не считалось. Если, конечно, увечий не наносили. Мало какой девушке удавалось его избежать. Но они даже не жаловались. Общественное мнение в таком случае всегда было против жертвы: сама виновата, оказалась не в то время не в том месте, – сказала она глухим голосом, и глаза её потемнели.

Я не решилась расспрашивать. И так всё было ясно.

– Школа наша оставалась последней в городе восьмилеткой. В старших классах просто некому было учиться. Поступали в строительное или швейное ПТУ, те, кто сообразительнее, шли в торговое. Но мне родители даже в такой малости отказали. Отправили ученицей на завод. В вечерней школе с будущим мужем познакомилась. Забеременела…

Ушедшая в воспоминания Татьяна Михайловна, казалось, забыла о своей единственной слушательнице и говорила будто сама себе.

– Серёге, конечно, не очень хотелось заводить семью. Но мой отец как раз вернулся после очередной отсидки. Обломал о будущего зятя скамейку.
– Что обломал?
– Скамейку. Привычное для Харитоновки дело. Тести дерутся с зятьями, невестки со свекровями, соседи друг с другом. В общем, поженились мы с Серёгой. Жили по тамошним меркам неплохо. То, что он меня ни в грош не ставил, оскорблял, мог пнуть походя или оплеух надавать, грехом не считалось. Кости не ломает, зубы не выбивает – нормально живут. Мне только тогда серьёзно влетело, когда Оксаночка родилась. Там мужиков, у которых дочери появляются, бракоделами называют. Его задразнили, ну он и распустил руки. Свёкры тоже недовольны. У них, кроме Серёги, ещё двое сыновей, то есть качественно, по их понятиям, сработали. Моя мама вообще внучку «мокрохвостой» назвала. Так что никто не был рад рождению Оксаны. И даже… – Татьяна нервно сглотнула, – и даже я. Очень уж хотелось всем сыном угодить. Потом-то, конечно, привыкла, полюбила. Но те первые несколько месяцев, когда я всё спрашивала вслух: «Эх, ну почему ты не пацан?» – никогда себе не прощу!

Брагина промокнула вспотевший лоб платком и подпёрла голову рукой.

– Хлопот малышка никому не доставляла. Даже свекруха удивлялась. Мол, малое дитё растёт, а ни криков, ни колик. Пошла она рано, заговорила быстро. Причём как-то очень правильно и рассудительно. Когда у неё допытывались: «Кого ты больше любишь – папу или маму?» – Ксюша неизменно отвечала: «Я больше всех кроликов люблю. У них длинные ушки». Все смеются, и никто не в обиде. А дочка как-то отвела меня в дальний уголок двора и сказала на ухо: «Я, мама, больше всех тебя люблю, даже больше солнца. Ты только им не говори, а то они злиться будут». Крохе года три всего было, а она уже всё понимала, – смахнула соседка набежавшую слезу.
– Пошла Оксаночка в садик, сразу звездой утренников стала. Стихи учит быстро, поёт, танцует. В школе начала учиться, тоже не нарадуюсь – сама занимается, одни пятёрки таскает. Окончила третий класс, зовёт меня её учительница Галина Степановна. Она хорошая была, только заезженная сильно. Заболела туберкулёзом и умерла, ещё сорока не было. Говорит: «У меня за пятнадцать лет работы такого ребёнка, как Оксана, не было. Переводите её в нормальную школу, чтобы девочка училась, развивалась. Здесь не дадут. В этом классе со следующего года пятеро второгодников будет, в том числе братья Пономарёвы». А Пономарёвы даже по харитоновским меркам совсем отвязанными считались. Но стоило мне об этом заикнуться, как дома такое началось, что я думала – прибьют нас обеих.
– Но почему? – не поняла я. – Ведь это нормально – стараться дать ребёнку лучшее.
– А мои родственнички оскорбились: «Как это так, твоя мокрохвостая слишком хороша для школы, в которую мы все ходили?» Дочка в уголочек зверьком забилась, глаза будто блюдца, не может понять, за что её кроют последними словами. «Бабушка, дедушка, мне нельзя хорошо учиться?»

В общем, получили мы с ней по полной программе. Так и пошла бы моя Оксанка в шестую, куда бы делась. Но тут нам с ней так повезло, что сказать не могу, – засияла Татьяна Михайловна, вспоминая счастливый день.

– Позвала меня к себе крёстная, а она квартальной была, и говорит: «Твоя мать под снос попадает. Там дорогу прокладывают. Получит за свой дом однушку. Списки уже закрыли. Но я исхитрюсь, смогу тебя с дочкой прописать, если быстро с мужем разведёшься». Я в слёзы. Никогда меня Серёга не отпустит. Дочка увидела, вцепилась как клещ: почему плачешь? Ну, я ей и объяснила, что есть возможность выбраться из Харитоновки, получить квартирку, пусть небольшую, но свою. Вот только папка её никогда на это не согласится. И тут моя умница говорит: «А ты его, мама, на слабо возьми. Я слышала, как дядя Валера с дядей Вовой, когда в гараже водку пили, смеялись, что он всё сделает, если его на слабо взять». Десять лет всего девчонке было, а как соображала! – восхищённо покрутила головой Брагина. – Подумала я и решилась. Тем же вечером придралась к чему-то и говорю мужу: «Это ты на словах такой гордый. А сам, если вдруг придётся, побоишься мне даже фиктивный развод дать, чтобы я тебя не бросила». Ох, как он взбеленился! «Да я и не фиктивный хоть сию секунду дам, лишь бы ты мне глаза тут не мозолила!» На другой день потащила его заявление подавать. Судья, как увидела запудренный фингал, что мне Серёга навесил, даже время на примирение не давала, развела в два счёта.

– И что, успели? – нетерпеливо воскликнула я.

– Успели! И выписаться, и к моей матери прописаться. Она не очень, конечно, рада была. Отец к тому времени умер, она другого мужика привела. Но долго мы у неё не зажились. Вызвали нас в исполком. Говорят: «Если согласны в спальный район перебраться, ордер хоть сейчас получите. А хотите в Харитоновке остаться – годик подождать придётся, дом ещё строится». Мы с дочкой переглянулись и хором: «Сейчас!»

Переехали, обустроились, Оксаночка в лицей пошла. Там директор молодая, с амбициями, лучших учителей со всего города собрала, университетских преподавателей приглашала на почасовку. Я со своей фабрики ушла и на предприятие поближе устроилась. Поработала годик в цеху, меня в ОТК перевели. А ещё через пару лет вызвал меня зам по производству Александр Павлович, говорит: «Твой начальник на пенсию просится, под семьдесят мужику. Заменишь его». Я смеюсь: «Вы хотя бы в дело моё личное заглянули, какое у меня образование, а потом повышение предлагали бы». И тут дочка спрашивает: «А какое у тебя образование?» «Какое-какое… Никакого. Я тебя в восемнадцать лет родила. Не до учёбы было».

И опять Оксаночка вцепляется в меня: «Мама, поступай!» «Куда мне учиться? Только людей смешить». «Тебе всего двадцать девять. И постарше люди учатся. Должна же я с кого-то брать пример!»

В общем, пошла я к Александру Павловичу – это зам по производству – советоваться. Поговорили, подумали. Пообещал поддержать. И пошла я сначала на подкурсы, а потом поступила на заочный. Ой, тяжело мне все эти тангенсы-котангенсы давались. Раз сто собиралась бросить. Но дочка, считайте, вместе со мной училась. У неё математика всегда на отлично. Я диплом получила, Оксана в университет поступила. И вот единственное, что в ней харитоновское проявилось, – рано замуж вышла. Молодёжь сейчас не торопится, а ей двадцать пять всего, а уже двое деток. Мужа хорошего нашла.

– Подождите, Танечка, а как родня ваша ко всему этому отнеслась? Или вы с ними не видитесь?

– Да нет, видимся изредка, – вздохнула Брагина. – Только радости это никому не приносит. Свёкры всё простить не могут, что я Серёгу, как они считают, вокруг пальца обвела. Хотя я из их дома тряпки лишней не взяла, ни на жилплощадь не претендовала, ни на алименты. Но Серёга сильно запил после развода, а потом привёл бабёнку, и она уже через неделю дралась с его матерью и отца на все буквы посылала. Когда я в институт поступила, вся Харитоновка в шоке была. Поначалу издевались – мол, куда ей учиться, у неё отец до старости по слогам читал. Потом видят, что я не бросаю, начали мать мою подначивать: «Признайся, Петровна, подгуляла с каким-нибудь студентом? Не могла у вас с Мишкой такая девка головастая получиться!»

А когда я диплом защитила и должность получила, решили, что я должна зазнаться. Придём в гости: «Как это вы о нас вспомнили?» Принесём коробочку конфет к чаю: «Зачем вы на разносолы тратитесь? Нам, харитоновским, к такому привыкать не след». Что ни скажу, всё не так. «Это по-вашему, по-грамотному, так выходит. А по нашему, по-харитоновски, совсем по-другому». Когда Оксаночка уговорила меня загранпаспорт оформить и в Турции недельку отдохнуть, я думала, Харитоновка митингом протеста нас встретит. При том что есть люди, у которых денежки водятся. Нет, сиднем сидят!

– Ой, знаю я таких. «Где родился, там и пригодился», «Всяк сверчок знай свой шесток».
– Да-да, и ещё «Выше головы не прыгнешь», – кивнула Брагина. – С их точки зрения, если мне удалось прыгнуть, я предательница.
– Ну, ладно, свёкры, бывший муж… А мама, сестра гордятся вами?
– У харитоновских другие предметы для гордости, – с горечью ответила Татьяна Михайловна. – Кто сколько может выпить и не свалиться, кто чего с работы вынес и не попался. Мы с Оксаночкой для них чужие. Совсем. А чужими чего же гордиться?

В дверь коротко стукнули. Мы с Таней вздрогнули от неожиданности и хором крикнули:
– Да-да!

На пороге появился невысокий коротко стриженый мужчина с быстрыми глазами и чуть снисходительной улыбкой.

– Здравствуйте, девушки! Гостей принимаете?
– Ой, – вскочила Брагина, – Александр Павлович! Как это вы?..
– Да вот, рыбачил неподалёку с друзьями. Дай, думаю, заеду, гляну, как тут наша сотрудница устроилась.
– Очень хорошо устроилась! С соседкой повезло. Знакомьтесь. Это наш заместитель директора по производственным вопросам.

Угу. С рыбалки он приехал. В белой куртке и тонких элегантных мокасинах. Чувствую, снова гулять мне три часа под берёзами.