Карма, кофе, клофелин
28.11.2019 19:43
Двести тридцать – моё рабочее давление

КармаВ свои пятьдесят Золушка выглядела на семьдесят: сухонькая старушечья фигурка и обугленное крымским солнцем морщинистое лицо. Казалось, оно вот-вот рассыплется на мельчайшие мозаичные фрагменты.

У Золушки фантастическая гипертония.

– Сколько сегодня? – встревоженно спрашиваю, застав её в лаборантской с тонометром.
– Двести тридцать, – улыбается она. – Успокойтесь, шеф, это моё рабочее давление.

Гипертонические кризы, «под триста и выше», Золушка снимала лошадиными дозами клофелина. Примет таблетки, полежит полчасика на кушетке, и снова как огурец. Курила папиросы «Беломорканал», на праздничных вечеринках пила водку, обычно не больше трёх рюмок, но уж если «душа разворачивалась», могла и добавить. Обожала крепкий растворимый кофе, по пять-шесть кружек в день. Порой прямо им клофелин и запивала. Брала дымящуюся чашку с собой в курилку, оборудованную во дворе, в тени раскидистого дерева.

Как сотрудница режимного отдела, работавшего с опасными инфекциями, она уже получила право на досрочную пенсию, но продолжала трудиться. Ни у меня, ни у командира нашего учреждения вопросов и нареканий к Золушке никогда не возникало. Заменить её было некем, в округе просто не существовало лаборанта с таким универсальным опытом работы в строгом противоэпидемическом режиме.

Золушка жёстко, я бы даже сказал жестоко, обучала всю молодёжь, прибывавшую в наше учреждение. Зачёты по режиму в «заразном» блоке традиционно принимала именно она, а не кто-нибудь из врачей.

Лично я в своё время сдал «режим» Золушке с третьего раза, и это считалось большой удачей. Обычно молодые лаборанты и доктора делали к ней по пять-семь заходов, кого-то она даже объявляла безнадёжным.

После Золушки я ездил на специализацию в Ростовский противочумный институт. За «режим» там спускали с практикантов пять шкур, а меня лишь спросили: «Кто вас так прилично натаскал?» Услышав мой ответ, профессор и два доцента хором воскликнули: «О-о-о!» Оказывается, и в Ростове знали нашу Золушку.

Вскрывая грызунов или препарируя клещей из очагов туляремии, боррелиозов или лихорадки Ку, я брал в ассистенты только Золушку.

– Шеф! – с неповторимой хрипотцой восклицала она из-под маски, едва лишь угадывая в моих действиях намёк на оплошность, и предостерегающе поднимала пальчик в резиновой перчатке.

Комиссии всегда были в восторге от неё.

– Ого! – только и восклицали проверяющие, генералы и полковники из Минобороны. И назидательно добавляли: – Вы берегите её, таких кадров по стране раз, два и обчёлся.

Золушка бескомпромиссна в суждениях на житейские темы, говорит так, будто обличает злодеев в трибунале по законам военного времени. Я не сразу узнал, что она дочь известного крымского прокурора; и дедушка её тоже был прокурором, и прадедушка.

В комнате отдыха персонала, на «чистой» половине нашего отдела, обитали внуки Золушки, девочка десяти лет и мальчик семи – готовили уроки, ели, ждали, когда у бабушки закончится рабочий день. Это было нарушением, но руководство и тут закрывало глаза, тем более в девяностые исследования в отделе свели к минимуму.

У Золушки были дети – старший сын и дочь. Сын умер от алкоголизма, оставив бабушке внучку, а дочь, по той же причине лишённая родительских прав, уехала из города, бросив двухлетнего сынишку, и с тех пор о её судьбе ничего не было известно. Муж Золушки тоже злоупотреблял спиртным, от этого и умер.

Прихлёбывая кофе из пол-литровой кружки, Золушка с пристрастием проверяла у внучат домашние задания, журила сурово, по-прокурорски. Это помогало, дети учились без троек. Математические примеры Золушка решала в уме, без калькулятора.

Доктора-женщины из нашего отдела почти поголовно увлекались эзотерикой: Рерих, Блаватская, Шамбала, карма, чакры… За чаем в ординаторской они говорят, что Золушка отрабатывает карму – за отца-прокурора, за мужа, за сына и дочь. И поэтому ничего с ней не случится, как бы давление ни зашкаливало. Золушка не умрёт ни от гипертонии, ни от рака, ни от несчастного случая, пока не отработает все ошибки родни и не поставит на ноги внуков. И сосуды у Золушки поэтому крепки, как чугунные канализационные трубы, туда хоть кофе с клофелином сливай, хоть водку с никотином, всё выдержат.

– Что тебе подарить? – спрашивали коллеги Золушку накануне дня её рождения.
– Не заморачивайтесь, подарите кофе.
– Несерьёзно как-то – банку кофе…
– А вы подарите десять. Кофе много не бывает.

Как начальник отдела я всегда отпускал Золушку, если её вызывали в школу, или внуки болели, или дома проблемы. При этом знал: если вдруг не дай бог «грянет», она выйдет на службу и в воскресенье, и среди ночи, и в Новый год, в командировку поедет куда угодно, в поле на учения, и будет там мокнуть под дождём, курить под брезентовым пологом «Беломорканал», пить кофе с клофелином и спать в протекающей палатке.

Сильный пол Золушка не любила и честно говорила об этом:
– Вас, шеф, и командира с замом уважаю, а вообще-то все вы, мужчины, – говнюки.

Негодовала по поводу Потапыча, инженера из соседнего отдела:
– Старый хрыч, ловелас хренов. Тыщу девок по жизни поматросил и бросил, наконец и его скрутило, ходит в поликлинику на уколы. Сегодня вижу – еле плетётся по кипарисовой аллее, сандаликами шаркает, слюни пускает. И тут навстречу девки с пляжа в купальниках идут. Так он приободрился, плечики расправил – и гоголем мимо, как жеребец на выездке. А едва разминулся с ними, снова сдулся, как шарик после демонстрации, того гляди здесь же на аллее и окочурится.

– Чего тут плохого? – удивился я. – Если хоть что-то человека в этой жизни бодрит, радоваться надо.
– Мужика в его возрасте внуки бодрить должны, семья. Честно говорю, помрёт Потапыч, я сбрасываться на похороны не буду, пусть его девки хоронят.

Когда меня провожали в запас, Золушка на банкете подошла с двумя полными гранёными стаканами водки и сказала:
– Счастья вам, шеф, в новой жизни. До дна!

И мы синхронно выпили.

– На гражданке по специальности будете работать? – спросила Золушка, понюхав тарталетку с сырным салатом.
– Нет, – ответил я. – Начну новую жизнь, попробую себя в чём-нибудь другом.
– Это неправильно, – возразила Золушка. – Вы рассуждаете не так, как военный человек. Жизнь у нас одна, и надо делать то, что положено. Выпейте ещё водки, проспитесь и утром всё поймёте.

Потом, случалось, мы и ещё выпивали вместе, когда я приезжал из Петербурга в отпуск. Внуки Золушки уже учились в институтах.

А она? Тот же кофе вместе с клофелином, та же рюмочка по праздникам. Вот только «рабочее давление» подросло, стало двести пятьдесят.

Справился по этому поводу у знакомого кардиолога. Тот поначалу сказал – так не бывает, потом добавил:
– Ну разве что гомеостаз, теория адаптации. Хронический непреходящий стресс. А может, и вправду карма?

Я спросил, как тут помочь, и услышал в ответ:
– Да чем её лечить? Тем же кофе с клофелином, она же только в них верит. В окопах Первой мировой никто не болел простудой. Как только выучит внуков и уйдёт на покой, так и помрёт.

Золушка ещё долго проработала в отделе, «пережила» после меня двоих начальников. В семьдесят лет ушла на пенсию. Внуки получили высшее образование, старшенькая вышла замуж.

Много лет мне снился один и тот же сон: я снова призван на службу, поутру открываю кодовый замок родного отдела и слышу из комнаты отдыха знакомый прокуренный басок: Золушка с пол-литровой кружкой в руке вещает, как надо правильно, по совести жить.

А умерла она дома, когда ей было уже под восемьдесят. После рекордного гипертонического криза.

Владимир ГУД,
Санкт-Петербург
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №47, ноябрь 2019 года