– На что вы обращаете внимание в первую очередь, когда берётесь за роль?
– Когда читаю сценарий, жду, чтобы это вызывало отклик в моей душе. Ещё важен режиссёр, потому что настоящий мастер даже из плохого материала сделает хороший спектакль или фильм. Но всё-таки хочется, чтобы история, которую мы собираемся рассказать, тронула моё сердце. Ведь потом эти эмоции будут передаваться зрителю.

– У вас на экране образ невозмутимой и серьёзной красавицы…
– Как это – я невозмутима? Мне кажется, я, наоборот, на экране всегда страдаю! Я на самом деле очень эмоциональный человек. И меня, кстати, очень легко рассмешить. Это случалось на съёмках не один раз, причём вслед за мной все начинали хохотать и не могли остановиться.

– Можете об этом рассказать?
– Иногда смешные ситуации возникают, если кто-нибудь забыл текст или перепутал слова. Помню, когда снимали «Кадетство», у нас были сцены с Сашей Головиным и Георгием Мартиросяном. Кто-то перепутал текст, и мы десять дублей не могли снять эпизод. Становились в кадр, начиналась сцена, но никто не был в состоянии играть – у всех истерический смех. Такое случается, и артисты это понимают. Сначала все собрались, все серьёзные, а потом кто-нибудь «поплыл», и следом все «поплыли». Я помню, долго мы смеялись в тот день.

Была ещё одна работа с режиссёром Эдуардом Пальмовым, который играл в своём фильме эпизодическую роль врача. Помню, когда увидела его в этом образе и он тоже сказал что-то не то – я потом не могла играть. Входила в кадр – и как будто смешинка в рот попадала. Мне даже стало неудобно – всё-таки передо мной режиссёр, а я его смущаю! В общем, забавно.

– Почему у вас получился такой популярный фильм? Ведь зрители до сих пор любят «Кадетство».
– Не знаю, с чем это можно сравнить. У меня таких длинных историй в кино больше не было. Конечно, была «Серафима прекрасная», которую я безумно люблю, но там всё-таки двенадцать серий, а не пятьсот, как в «Кадетстве». Мне кажется, успех связан с материалом. Прежде всего, это хорошо написано. А ещё причина в искренности и таланте ребят, которые играли. Я сама с удовольствием смотрю «Кадетство», хотя видела не все серии. Как-то раз включила телевизор и случайно застала одну серию. Села и не смогла глаз оторвать! В этой истории есть какая-то юношеская чистота. И продюсеры, которые делали сериал, очень много в него вложили, им хотелось снять хороший фильм.

Под конец мы снимали уже не по двенадцать часов, как в обычный съёмочный день, а по пятнадцать. Я учила массу текста! Но зато сейчас смотрю на экран – и сама себе верю! Верю в историю, верю в эту любовь. Не подумайте, что хочу себя похвалить, но всё-таки воспринимаю это как высшую награду – когда вижу себя в роли и даже не понимаю, как я это сделала.
И правда непонятно, как я тогда всё успевала. Ведь у меня было ещё и ледовое шоу, я почти не спала! В шесть утра тренировалась, потом три с половиной часа ехала в Тверь на съёмки, двенадцать часов длилась смена, и ночью ехала обратно в Москву.

– Как вы вообще выжили?
– Да, всё это было. Но на экране не видно. На экране я выгляжу нормально. Вы знаете, когда вам нравится занятие – а мне на тот момент всё очень нравилось, – когда ты занят любимым делом, то у тебя открывается второе дыхание. Понятно, что оно не бесконечно. Но я замечала: если любимая работа накрывает тебя с головой, у тебя будто крылья вырастают за спиной. И в сутках уже тридцать часов. И ты всё успеваешь.

– Какое ваше самое счастливое детское воспоминание?
– Детство – это вообще счастье. Я очень любила ездить на Валдай, а ещё – с родителями на море. У нас было так принято: один месяц я с бабушкой и дедушкой на Валдае, а потом с родителями отправляемся на море. Конечно, я любила проводить время с мамой и папой. Теперь, когда смотрю на свою малышку, понимаю, что родители – самое важное для ребёнка. Я занималась в эстрадно-хореографическом ансамбле «Буратино», и у нас были выступления. Очень любила сцену. Возможно, благодаря ансамблю и стала актрисой. Вот они, моменты счастья, а вовсе не какая-нибудь подаренная кукла. А самое большое счастье – поступление в Щукинское театральное училище. Но это уже не детство, а юность.

– Вы ведь хотели стать не актрисой, а фотомоделью.
– Вспоминаю всё это и содрогаюсь: и как я умудрилась не вляпаться в какую-нибудь историю? Ещё когда была школьницей, фотомодели в стране стали очень популярны. К тому же родители работали в гостиничном бизнесе, и дома всегда лежали стопки красивых журналов – «Эль», «Вог». «Работница» и «Крестьянка» у меня, конечно, тоже были, но я любила пересматривать иностранные. (Смеётся.) Мне хотелось оказаться в журнале, и, конечно, я попала в модели. Как меня не увезли куда-нибудь в Японию или США – непонятно! Наверное, спасло, что рост был маловат. И ведь мне предлагали уехать в Японию, но мы тогда отказались.

– Тогда, в девяностые, это могло плохо закончиться.
– О лихих девяностых у меня вообще много воспоминаний. Такая картина перед глазами: помню Щукинское училище, старый Арбат, и мы, студенты, идём в казино «Метелица»… Кто нас туда позвал?.. Помню, впервые в жизни играла в рулетку, выиграла деньги, мы их поделили на всех… Слава богу, не попала ни в какую историю! А ведь ещё снималась в рекламе, в кино, даже не понимая, в какое непростое время мы жили. В 1996 году первый раз поехала за границу одна, будучи студенткой. Заработала деньги, снимаясь в рекламе. И отправилась на две недели в Испанию. И две недели там танцевала каждый день!

– Потом вы всё равно оказались в Японии, но уже снимаясь в главной роли в фильме «Красная луна». И на гастролях со спектаклем Петера Штайна «Гамлет». Самым счастливым периодом своей жизни вы называете «японский». Расскажите, что там такого интересного?
– Я там была единственная актриса из России, фильм снимали на японском языке. Это действительно Страна восходящего солнца. Там почему-то всегда хочется улыбаться. Удивительное место. Человек либо принимает Японию и любит её безоговорочно, либо не принимает вообще. То есть нет равнодушных. Она ни на что не похожа. Очень красивая, чистая, аккуратная. И суши, которые есть в Японии, у нас нет. Существует, правда, в Москве один ресторан, безумно дорогой, там повар японец. Их блюда отдалённо напоминают японские. А вообще в этой стране любят лапшу, и суши у них вовсе не главная еда. Я хорошо их понимаю, потому что в Японии ешь столько суши, что они уже идут через уши, дайте мне другой еды! (Смеётся.) Там я открыла для себя сливовое вино. Оно сладкое, десертное, но они его разбавляют, получается очень вкусно. И я уже не говорю о красоте природы, горах, гейзерах, источниках, когда ты зимой можешь лежать в горячей ванне на балконе. И вокруг красивая природа, красиво высаженные сады…

– Сразу после окончания Щукинского училища вас приняли в труппу Театра Луны, в котором вы служите по сию пору. Ваш любимый спектакль?
– Я стала там играть, когда ещё была студенткой. Меня пригласили на третьем курсе, я выпустила премьеру «Ночь нежна» – спектакль, в котором играю до сих пор. Можно сказать, легендарная постановка. В ней играли Дима Певцов и Сергей Виноградов, но из первого состава осталась только я. В общем, я начала играть очень рано, с восемнадцати лет, и не только в Театре Луны, у меня были работы и в «Табакерке». Но родной театр стал для меня домом. Когда только пришла в него из института, все дни рождения там отмечала, ведь в театре особая атмосфера. Жаль, что сейчас в репертуаре остался лишь один спектакль с моим участием. Надеюсь, появится нечто новое.



– Когда вы играли вместе с Людмилой Касаткиной, она вам посоветовала «проглотить нахалин». Проглотили?
– К сожалению, нет! (Смеётся.) Я его так и не съела. Наверное, потому и служу столько лет в театре, будучи не всегда довольной результатом этого служения. Думаю, если бы не была такой скромной, то судьба сложилась бы немного иначе. Но, конечно, грех жаловаться – спасибо Богу за всё. Лишь иногда сожалею, что не проглотила «нахалин». Для этого надо было родиться не в Москве. А я родилась в Москве, в интеллигентной семье, поэтому мне сложно его проглотить.

– В спектакле Петера Штайна вас живьём закапывали на сцене. Как удалось сыграть непростую роль Офелии, которая сходит с ума?
– Очень помог Евгений Миронов. Петер Штайн, конечно, уделял мне внимание, но мы выпускали спектакль в период кризиса 1998 года, поэтому всё обстояло сложно. Сцену с сумасшествием мы сделали с режиссёром за одну репетицию. Это незабываемый опыт, тем более с таким крупным мастером. Конечно, в двадцать один год участвовать в проекте с такими звездами, играть Офелию – об этом можно только мечтать. На сцене было нечто вроде могилы с настоящей землёй, и Владимир Абрамович Этуш, Царство ему Небесное, играл могильщика. Он начинал закапывать Офелию, а я под сценой проползала и убегала за кулисы. Это, конечно, было сильно. Мы объездили со спектаклем весь мир. А в Америке я побывала уже с «Борисом Годуновым» в постановке Деклана Доннеллана. Это всё проекты Международной конфедерации театральных союзов, которая делает Чеховский фестиваль.



– Вы являетесь воцерковленным человеком. Расскажите, пожалуйста, о паломнических поездках.
– Мы с семьёй недавно побывали в Псково-Печерском монастыре и вернулись в полном восторге. Сразу же захотелось обратно, как только приехали. Это волшебное место, и мы там провели практически целый день. Отправились рано утром, чтоб исповедаться и причаститься, а уехали после четырёх. Много гуляли, нас сопровождал очень интересный батюшка, он много рассказывал. Ходили в пещеры, отстояли службу. Территория монастыря такая красивая, с оленятами, аистами, белками – это произвело грандиозное впечатление. И ещё у меня была возможность побывать в трапезной, разделить трапезу с монахами. Это большая честь. И вот что меня поразило. Ну, понятно, что еда всегда начинается с молитвы, но ведь трапеза шла всего двадцать минут! Причём в конце – опять молитва. Потом прозвучал звонок, все встали и ушли. То есть нет возможности спокойно посидеть за столом и поговорить. У них весь день в трудах и молитве! Пока все обедали, один из монахов читал вслух Святое Писание. Так положено: когда сам не молишься, рядом кто-нибудь стоит и молится за всех. Меня это удивило. Но дисциплина тела рождает дисциплину духа – так мне объяснил батюшка.

– Ваша вера влияет на творчество?
– Если долго переживаю, соглашаться ли на ту или иную роль, то прошу благословения у батюшки. Для меня важно то, что я исполняю и что несу зрителям.

– Ваши любимые храмы в Москве?
– Ещё с девяностых годов я полюбила Сретенский монастырь. А сама являюсь прихожанкой храма Успения Богородицы в Путинках, где служит «мой» батюшка. Это два любимых храма.



– Лена, когда вы о чём-нибудь просите, о больших чудесах, которые случились в вашей жизни, то как вы просите? Поделитесь, пожалуйста, опытом.
– Молюсь во всех храмах и всем святым. Очень люблю блаженную Матронушку, к ней всегда обращаюсь в Москве. Ксению Петербургскую стараюсь навещать в Санкт-Петербурге, когда туда приезжаю. Очень почитаю Николая Чудотворца. Можно читать молитвы, а можно просить Бога от себя, своими словами. От сердца.

– Вы очень быстро восстановились после родов, благодаря чему?
– Моя дочь на грудном вскармливании. Обожаю кормить свою малышку – может быть, поэтому. Вообще все говорят, что я в форме, но не знаю, так ли это, не мне судить.

– Так! Вы всегда выглядите юной и красивой, даже ваши поклонники в интернете пишут: «А вы меняетесь вообще?»
– Ботоксная участь меня миновала. Единственное, что я использую, – это массаж лица. И то!.. Массажистка говорит: «Лена, ну ты хотя бы раз в месяц приходила, а в идеале – раз в неделю!» Ведь я появляюсь у неё раз в три месяца.