Окончив наш областной педагогический институт, поехала по направлению, а также по своему горячему желанию «за туманом и за запахом тайги» в самую глубинку Новосибирской области – нести сельским жителям культуру и свет знаний. С собой везла целый короб художественной литературы и методических пособий.

Мне тогда исполнился 21 год, серьёзных отношений с молодыми людьми в моей жизни ещё не было – просто не хватало на это времени. Училась, много читала, а досуг проводила с подругами, такими же невинными и наивными девушками в розовых очках. Мы ходили в театры, консерваторию, на выставки, участвовали в диспутах и научно-практических конференциях.

Итак, прибыла я в Сибирь. Там климат холодный, жизнь непростая. Но в молодости всё нипочём: мёрзли, порой недоедали, но устали не знали – думали, мы вечные. Местные парни, конечно, ухаживали за нами своеобразно: то трубу печную на крыше стеклом накроют, то тыкву к окну на верёвке подвесят, чтобы стучала в ставню, пугала… Шутники! Но всё же они нам помогали чистить снег, колоть дрова, носить из проруби воду.

Удобства у нас, конечно, располагались во дворе, зимой не выбежишь лишний раз, пользовались ведром. Бывало, с нетерпением ждали, пока гости мужского пола уйдут, при них-то никак. Кавалеры – ребята простые, без комплексов, выходя от нас, останавливались на крыльце закурить и с интересом прислушивались, как мы, захлопнув дверь и задвинув щеколду, доставали из-под табурета наше ведро и «бурили» по очереди в него. Парни смеялись, вслух угадывали – чья зазноба сейчас присела.

Ещё во дворе бельевая верёвка привязана была так высоко, что развешанное на ней бельишко виднелось из-за дворового забора, и проходившие сельчане прикидывали – какие трусики постираны и сохнут, а какие на нас сегодня надеты. К счастью, мы об этом тогда ничего не знали, такие детали мне уже потом муж-сибиряк рассказывал. А то умерли бы от стыда.

Подхожу к тому случаю, из-за которого решила написать в газету. Уже много лет прошло с того дня, а помню все подробности. Отгуляв летом первый отпуск, к 1 сентября возвратилась я в свою школу. Соседки мои по общежитию, тоже учительницы, ещё не вернулись. Приехала только Таня, работавшая пионервожатой в соседнем совхозе. В тот вечер в клубе, расположенном в здании бывшей церкви, крутили кино. Непременно хотелось пойти туда, предварительно нарядившись.

В августе в Сибири ходили уже в пальто и сапогах. Я крутилась перед зеркалом, надевая шапочку, – в новых, безумно модных тогда сапогах-чулках и пальто джерси, купленных на собственные отпускные. Вдруг без стука открывается дверь, входит колхозный парторг Андрей Робертович. С порога сказал Тане: «Выйди!» Она удивлённо подняла брови, но выскочила из комнаты.

А он двинулся ко мне, подтолкнул к одной из кроватей, бросил на неё и навалился сверху. Мужик здоровый, килограммов под сто. Я кричала соседке, чтобы вернулась, но бесполезно. Парторг начал расстёгивать на мне пальто, хватал за грудь, пытался целовать – и так крепко!

Я в ужасе умоляла его оставить меня в покое, говорила – мол, брошусь в речку. Он с усмешкой бормотал: «Небось не бросишься». Осознав, что дело моё совсем плохо, выложила свой последний довод:
– Андрей Робертович, вы не можете так поступить, вы же партийный!

Тут, как говорится, всё у него сразу упало. Он громко засмеялся, прямо заржал как конь. Встал с меня и, гогоча, пошёл к выходу.

В комнату вернулась Таня, с интересом спросила:
– Чем это ты его так развеселила?

Вся красная, всклокоченная, в поту, с негодованием стала упрекать её за то, что она послушалась парторга и вышла. Она спокойно ответила:
– Да я просто не хотела вам мешать.

Я в ужасе закричала:
– Таня, он же мог меня обесчестить!

Она искренне удивилась:
– Да в чём проблема-то? Эка невидаль! Он женщин любит, никого не пропускает – ни разведёнок, ни молодых вдов, ни учителек, ни медичек. И уж точно ни одну приезжую. Нравятся ему новенькие. Ну а что – ему тридцать лет, он холостой, красавчик, весёлый, бабы сами его любят, никто из них не в обиде, ещё и соперничают между собой за его внимание. Тебе-то – жалко, что ли? Неужели он тебе не нравится?

Рассердившись, объяснила ей: мол, при чём тут – нравится или нет, я ведь порядочная девушка, замужем не была. Татьяна уставилась на меня в недоумении:
– Неужели ты ни с кем не встречалась?
– Конечно, встречалась. Даже целовалась. Но честь-то нужно беречь до свадьбы!

Она улыбнулась, присвистнула от удивления. И деловито спросила:
– Ну, раз всё обошлось и честь при тебе осталась, пойдём уже в клуб?

Я отрицательно помотала головой – показала на свои губы, распухшие от поцелуев парторга, и покраснела от стыда. Но Таня убедила, что в темноте кинозала никто ничего не увидит. И мы пошли, посмотрели хорошее кино.

Уже потом, будучи замужем и приобретя определённый житейский опыт, поняла, чем так рассмешила Андрея Робертовича: своей наивностью, привитой с детства святой верой в порядочность, чувство долга, совесть и честь партийного человека. И, видимо, всё-таки потом ему стало стыдно, больше он ко мне не приставал. Так что фактически вера в коммунистические идеалы спасла мою девичью честь.

Да, в годы нашей молодости потеря этой самой чести считалась верхом бесстыдства и падения, позором несмываемым. А сейчас, когда мне уже за семьдесят, добрачные связи в порядке вещей. Ну что ж, «О времена! О нравы!».