Три грации
22.01.2020 16:45
Три грации– И куда в такую рань? Целый лишний час могли поспать.

Немного поспорили, кто где сядет. Ася Петровна, на правах старшей, – рядом с водителем. Это трон, неприкосновенное место, и никто, кроме неё, не смеет его занимать. Три с половиной часа придётся наблюдать её важно покачивающуюся курчавую шапку, похожую на папаху Хаджи-Мурата.

Самое безопасное место – за водителем. Туда юркнула хитрюшка Лялька. Практичная Кира просит шофёра Славу забросить в багажник большую сумку: при каждой оказии она возит передачу сыну со снохой.

«Ну, с богом!» Все три истово крестятся на прикреплённую к панели иконку-триптих. Счетоводши муниципального ООО по поручению отдела едут в область отмечать День бухгалтера. «Наши три грации», – напутствовал директор.

От имени коллектива они получат грамоты и ценные подарки, скажут ответное слово. На большой областной бал уже не останутся: поздно, да и пить коньяк, заедая жирным мясом с острым соусом, не позволяет здоровье. А так хоть прокатятся-проветрятся, полюбуются зимним пейзажем. А Кира, как мы помним, ещё и забросит по пути сыну увесистую сумку.

Грех обижаться: свою норму по крепкому алкоголю все три выполнили с гаком и с крышечкой. Работа нервная, вредная, материально ответственная, связанная с документами. «А в документах, – хохочет Лялька, – всё бывает в идеальном порядке, если только они фальшивые».

На того, кто не пьёт наравне с начальством, коллектив смотрит косо. А ну как затеваешь крамолу, наматываешь на ус пьяный лепет с целью передачи компромата конкурентам? Начальство откупоривает очередную царскую водку: «Ну, девушки, наложим очередной компрессик на душу?»

Душа, может, и радуется, а печень у далеко не девушек далеко не железная.

Но как быстро промелькнули здоровье и молодость: крылышками бяк-бяк. Тосты «за цветущие розы» плавно перетекли в скабрёзное «чтобы елось и пилось, чтоб хотелось и моглось» и в традиционное «за здоровьичко». На собственный юбилей Лялька вообще опрокинула сто грамм со словами: «Если что – так пускай сразу». Очень бестактно со стороны юбилярши, будто могильный холодок пронёсся над застольем.

У Ляльки нет ни мужа, ни детей. У Аси Петровны есть сын и дочь, но это то же самое, что их нет. Идёт затяжная холодная война, похлеще, чем между СССР и Америкой в семидесятые. Там хоть для дипломатии встречались на высшем уровне – а тут с сыном бойкот, с дочкой – ругательные звонки. Вот и сейчас Ася Петровна матюгнулась и с треском захлопнула телефон-раскладушку.

– Как чистой ночнушки хруст, матерок из девичьих уст, – прокомментировала заноза Лялька.
– А ты покажи доче завещание, что отписываешь квартиру церкви, – советует Кира, перегибаясь к переднему креслу. – Тряхни у неё под носом: мол, если мать не уважишь…

Каракулевая шапка окаменела, не шелохнётся. Ася Петровна угрюмо молчит. Даже если дети будут принародно катать её ногами по главной площади – она, как всякая русская мать, простит своим неблагодарным кровинушкам всё. Ничего не поделаешь с материнским сердцем.

Она уже писала лже-завещания, навлекала на головы непочтительных детей громы, молнии и проклятия. Грозилась завести компаньонку и подарить квартиру ей. Дочь отмахнулась: «Ой, я умоляю, ради бога!» Она прекрасно знает, что мать блефует.

Кира среди подруг самая молодая. «Соплюха», – называет её Ася Петровна. В 55 лет это самый желанный комплимент. Как пишет любимая Кирина писательница, «пятьдесят – прекрасный возраст. Но это понимаешь в шестьдесят».

Кира строго соблюдает ЗОЖ и следит за весом. В поясе юбки у неё всегда воткнута английская булавка, время от времени слегка покалывающая в бок. Булавка не даст проглотить лишнюю ложку деликатесного салата в застолье, тут же царапнет: «Стоп!»

Или, допустим, только усталая Кира забудется, даст слабину: согнёт плечи, выпустит животик, бдительная булавка – торк! Держи осанку! И грудь сама собой браво выпячивается, живот прилипает к позвоночнику, спина распрямляется. Любо-дорого!
Выглядеть Киру обязывает статус новобрачной: муж на тринадцать лет моложе. Он называет её «малыш» и качает на коленях, но в последнее время, как кот на сметану, начал облизываться на 35-летнюю безработную соседку Таню. Таня вечно ошивается у Киры в гостях в коротеньком халате. Часами пьёт на кухне кофе и треплется, закинув ногу на ногу – трусы видны.

Кира не отказала Тане от дома. Ещё чего, много чести, она до такого не опустится. И потом, нет опаснее врага, чем бывший друг. Слишком много женских тайн доверено ими друг другу. Не следует торопиться. Правы мексиканские сериалы: месть – это блюдо, которое следует подавать в холодном виде.

Сегодня утром Кира допустила промашку. Не проснувшись до конца, торопливо красилась перед зеркалом в ванной. А наносить макияж на возрастную кожу – это как преодолевать вражескую местность. Особенно коварна зона вокруг глаз – сплошная полоса препятствий. Воронки и ямы, бугры и кочки папиллом, выжженная земля пигментных пятен, противотанковые траншеи складок и морщин, ловчие сети «куриных лапок» в углах глаз… Попробуй проведи тончайшей кисточкой ровную, кокетливую путеводительную стрелу – нужна точность снайпера.

Приходилось смывать и начинать сражение по новой. Ну и впопыхах забыла на подзеркальнике зубной протез. Маленький такой бледно-розовый съёмный протезик с тремя влажными перламутринками зубов. И на самом видном месте, здесь муж бреется. Кира даже немножечко похолодела в первую минуту.

Звучит ужасно: вставные зубы. Моя жена носит вставные зубы. Она тщательно скрывала от мужа любые предательские детали, напоминающие о разнице в возрасте. Зубы хранились в фарфоровой чашке со свежей водой, в запираемой тумбочке. Практически в сейфе.

Вот только эта мысль и портила Кирино настроение. И ещё – что у мужа сегодня отгул, а за стенкой безработная Таня…

В остальном же всё было замечательно. Машина летела по асфальту птицей, ветер посвистывал за стеклом. Навстречу, раздваиваясь, летел по-новогоднему красивый снежный лес. А в багажнике подпрыгивала сумка с домашними вкусняшками для сына и снохи. На дне была уложена сверкающая никелевая полочка с финтифлюшками для ванной – подарок снохе. Молчун и воображала водитель Славик снизошёл, согласился завезти сумку в нужный микрорайон.

Ляля беспрерывно щебетала, всё равно не было слышно: в последнее время она намеренно перешла на шёпот. Дело в том, что она начала стремительно глохнуть – такой конфуз. Носить в ухе блямбочку слухового аппарата – это приговор. Коллегам всё чаще приходилось наклоняться и орать в самое ухо. Выражение лиц у них при этом было: «Ну, глухая тетеря».

Любой женщине эта ситуация показалась бы безвыходной, поставила бы пожизненное клеймо оглохшей старухи. Любой, кроме Ляли. Итак, вниманию дам с проблемами слуха!

Ляля перешла на шёпот, то есть буквально – едва шелестела. Во-первых, это звучало интимно, загадочно и женственно. Во-вторых, случилась перемена ролей: уже не она, а окружающие превратились в глухих тетерь. Не ей приходилось подставлять ухо, а вчерашние обидчики мучительно напрягали слух. А она мстительно шуршала: «Что это вы, голубчик (милочка), оглохли совсем? Сто раз повторять».

Славик не только довёз Киру в отдалённый район, но и играючи, как нечего делать, взнёс сумку на шестой этаж. Прошёлся по квартире: «Молодые на работе? Неплохо устроились. Своя или снимают? Кредит брали? Какой процент?» Славик недавно женился, ждал ребёнка, собирался брать ипотеку, и его живо интересовал квартирный вопрос.

Кира вытаскивала из сумки свёртки, раскладывала. Это в морозилку, это в холодильную камеру на верхнюю полку, чтобы молодые сразу заметили.

Окинула комнату придирчивым свекровьим взглядом: грязновато. По углам пушисто от пыли, на столе немытые чашки от кофе, в раковине вчерашняя сковорода с остатками яичницы. Ну и славненько, хорошая девочка. Чистюли, до стерильного блеска вылизывающие квартиру, – те ещё стервы.

Как-то на работе наткнулись на журнальный тест. Угадывался женский характер по стоптанным домашним тапкам, форме губной помады, порядку в сумочке. Кира ответила честно: в сумке бардак страшенный. Чтобы найти визитку, или пудреницу, или таблетки, приходится долго рыться или вообще вываливать содержимое на стол.

Зато Ася Петровна и Лялька задрали носы: у них-то в сумочках всё под рукой, строго разложено по отделениям, кармашкам. Шик, блеск, красота. Заглянули в ответы: оказалось, идеальный порядок выдаёт в женщине стервозность, мелочность, взбалмошность, склочность, истеричность и вздорность хозяйки. А вот сумочный творческий беспорядок говорит о милой женской рассеянности и лёгкой небрежности, от которой у мужиков сносит крышу. Вот так! У Ляльки и Аси Петровны тогда лица вытянулись.

Кира взглянула на часы: официальная часть праздника в самом разгаре. Ася Петровна подожмёт в гузочку крашеные губы, может, и наябедничает главбухше. Ничего, перетопчутся. А вот не поможет ли Славик повесить полку? Сын-аспирант не больно дружит с этими шурупами-дюбелями.

В ванной было тесно, тепло и сыро. Тяги никакой, эдак до плесени недалеко. При оказии нужно завезти вентилятор. Кира скинула кофточку, чтобы не пропотело вечернее платье. Коротенький наряд плотно обтягивал её полноватое тело, золотисто поблёскивал, держался на прозрачных силиконовых бретельках и на честном слове. С утра сомневалась, но – спасибо гимнастике и антицеллюлитному массажу – шея, плечи и руки позволяли надеть столь смелую вещь.

– Куда крепить-то?

Кира прикладывала полочку: высоко? Низко? Чуть кривовато? Из-за тесноты стояли плотно, почти впритык.

– Нету, говоришь, молодых-то дома? – сипло переспросил Славик…

Он трудился основательно и интенсивно, как включённый станок. Кира даже пожалела Славикову жену: никакой фантазии. Но потом нашла, что в монотонности, заданной размеренности – хоть с секундомером сверяй – имеется свой кайф. Не выскользни Кира – Славик бы до вчера не остановился. Пришли бы сын со снохой – и как в гоголевской сцене: «Ах, маменька, какой пассаж!»

Приводя себя в порядок, Кира недоумённо пожала плечами. Что это было? Никогда, никогда она не изменяла мужьям, даже по молодости, по дурости, ни первому, ни второму… Поправила локон, вгляделась в своё отражение в зеркале – и заговорщицки подмигнула.

В машине они не обмолвились ни словом. По Славикову заносчивому вихрастому затылку было непонятно, намерен ли он продолжить отношения. Разумеется, Кира откажет: раскатал губу, чего о себе возомнил, сыну ровесник и прочее. Или это было простое стечение обстоятельств места, времени и действия, синдром бунинского солнечного удара и ночной фиалки?

Так же впереди величественно покачивалась каракулевая папаха Аси Петровны. Лялька что-то чуяла, шевелила острым носиком, вопросительно поглядывала на Киру и Славика.

Незаметно закемарили в тёплом, тёмном, душном салоне. На въезде в город кольцевая развязка. Кира очнулась оттого, что её сильно швырнуло влево, потом вправо – насколько позволял ремень безопасности. Автомобиль крутило с бешеной скоростью, как фигуристку на льду.

В фильмах в момент аварии пассажиры визжат, орут и молятся Богу. Полнейшая фигня: в этот момент держится мёртвая тишина (не считая жуткого скрипа колёс). Остекленевшие глаза, оскаленные рты, вцепившиеся, во что пришлось, закоченевшие руки.

Потом женщины сверились: мысли у всех были примерно одинаковые. Ася Петровна: «Вот и всё». Лялька: «Это капец». Кира: «Так вот как это бывает». Слава вряд ли вообще что-либо соображал, выкручивая руль, как выкручивают руки врагу в отчаянной, смертельной борьбе.

Машину, будто игрушку-юлу, выбросило на встречку и неотвратимо несло под огромные спаренные задние колёса фуры.

В жизни всё решают не секунды, а доли секунды, не метры, а миллиметры. Хотя стёкла были закрыты, Кирино лицо опахнуло солярным жаром огромной машины. В последний момент фура с гневным рёвом промчалась – хотя водитель мог бы с полным правом остановиться, вылезти и от души выутюжить Славину пухлую мальчишескую морду. Вот тебе – уснул за рулём, вот тебе четыре трупа за раз, вот тебе поседевшие волосы, вот тебе гарантированный ранний инфаркт – не хочешь?! А их машина, как во сне, как снежинка, докручивала замедляющиеся па на пустынной ледяной дороге…

Славик вывалился, его стошнило прямо под колесо. Пьяной походкой ушёл, сел на грязный снежный бруствер на обочине.

Ася Петровна икала. Из Киры будто большой ложкой разом вычерпнули всё нутро, опустошили – осталась одна оболочка. Она выбросила наружу ноги в тонких блестящих сапогах, смотрела из распахнутой дверцы. Вот лес. Вот мирные огоньки дальней деревни. Вот морозное небо в игольчатых звёздах.

Просто – жить. Смотреть, впитывать, каждую минуту удивляться, благословлять и благодарить. А не скакать зайцем перед начальством и под юнцом, у которого молоко на губах не обсохло. Не молодиться и не кривляться перед нелюбимым мужем. Нелюбимым и не любящим – чего там скрывать от самой себя, это же ясно как день.

Надо как Агафье Лыковой. Сосны, снег, тишина. С другой стороны, если Агафья Лыкова захворает – ей тут же бригада медицины катастроф из Москвы. За Кирой с её болячками вертолётов со светилами посылать не будут.

Лялька блажила как овца:
– Девочки, это наш второй день рождения! Девочки, его каждый год надо отмечать! Девочки, мы теперь должны всю жизнь пересмотреть! Это Боженька нам пальчиком погрозил!

Больше всех Бог погрозил пальчиком Ляльке: отскочившая от панели иконка угодила ей в глаз, там стремительно набухал водянистый фиолетово-чёрный синяк.

Ася Петровна толстым трясущимся пальцем тыкала в телефон и не могла попасть. Кира отобрала, позвонила её дочке сама.

Она уже их ждала у управления. Бросилась с криком: «Мамочка моя!» Ощупывала Асю Петровну, обнимала, смеялась и плакала. Внучки тоже теребили, висли на бабушке. Перецеловавшись, погрузились в такси, уехали.

На следующий день Лялька пришла с перевязанным глазом, приподнимала белоснежный бинт и показывала синяк всем желающим. Трещала направо и налево, что Боженька её персонально отметил. И что ослепнуть от иконы – в этом даже есть некое предназначение, знак свыше. Потом спохватывалась и переходила на фирменный шёпот – как сухой песочек сыпался.

Ася Петровна бросила трубку со словами: «Ты мне больше не дочь! Господи, какое чудовище я произвела на свет!» И залпом выпила колпачок новопассита.

Кира вчера рассказала мужу, как чуть не попали в аварию. «А меня каждое утро чуть не сбивают на «зебре», – не отрываясь от телевизора, сообщил муж. За завтраком деланно-равнодушно спросила:
– Ничего в ванной не находил?
– Ты это имеешь в виду? – муж брезгливо (как ей показалось), небрежным (явно) щелчком ногтя отправил к ней по столу протез.
– Ой, как хорошо, – обрадовалась Кира, – а то Таня обыскалась. Мы с ней позавчера орехи ели. Она верхний протез оставила, нижний сняла, а надеть забыла. Склероз. Только ты ей не говори, а то она ужасно комплексует. И из-за склероза, и что молодая, а уже беззубая, как старуха.

Нет, всё-таки месть хороша в холодном виде.

Надежда НЕЛИДОВА
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №2, январь 2020 года