Чтобы неорганизованный щенок превратился в воспитанную собаку, исполняющую команды хозяина, понимающую, как нужно себя вести в квартире и на прогулке, муж пошёл с ней на специальные курсы.

С той же целью я ежедневно рассказывала ей, какой умной была наша Дюна. Каждый раз из моей баллады о Дюне выходило, что та являлась идеальной собакой, а вот Ирма – и бестолковая, и непослушная, и ленивая. Свою речь я завершала угрозой, что если Ирма не исправится, отправим её служить в армию.

Угроза была невыполнимой. Это необучаемое существо только внешне выглядело как шикарная немецкая овчарка, а характером оказалась избалованным и капризным ребёнком. Да её из армии турнули бы на следующий же день, обратно к нам.

Ирма настолько привыкла к моим россказням, что, провинившись, обречённо усаживалась передо мной, изображая внимание и готовность в сотый раз безропотно выслушать рассказ о хорошей собаке. Нет, она не была глупее Дюны, просто они разные. Обе старались предугадать, чего изволит хозяин, но Дюна, поняв, чего от неё ждут, моментально бросалась исполнить команду. Ирмин же мозг начинал придумывать причину, чтобы её в принципе не донимали подобными просьбами. Ну как заставить собаку работать, когда она настолько устала, что срочно уснула или закатила глаза якобы в предобморочном состоянии?

Возвращаясь с ней после обучающих занятий, муж рассказывал, что прочие собаки уже давно опередили нашу в плане послушания. Причём она прекрасно знала все команды, но исполняла их только по настроению, и то крайне неохотно, будто оказывала одолжение.

Отправляясь на занятия, муж тащил Ирму в машину на руках. Собака упорно сопротивлялась, визжала о нарушении её прав, требовала свободы выбора между прогулкой и учёбой, упиралась всеми лапами в двери машины в надежде, что у хозяина проснётся совесть и он передумает везти её на занятия.

После того как мы всё-таки усаживали Ирму, она выкладывала свой «козырь» – содержимое желудка оказывалось на сиденье. Дважды – на моей спине, за шиворотом, так как я сидела перед ней. И я уверена, что это было не случайно, а намеренно, такая вот месть за то, что её насильно везли на учёбу.

Свозили Ирму в ветлечебницу. Ветеринар прочитал нам лекцию о том, что у нашей собаки проблемы с вестибулярным аппаратом, вот её и тошнит в машине, такое и с людьми бывает. Прописал какие-то таблетки. Меня же терзали сомнения, что диагноз поставлен правильно, я-то видела хитрый прищур Ирминых глаз и ехидную победную улыбку после того, как она «отработала» мне за шиворот.

И ведь верными оказались мои сомнения! Через пару месяцев мы на лето перебрались за город, а там начали ездить на речку, в лес. Ирма с удовольствием плавала в реке и гуляла по лесу. И вот после нескольких таких прогулок мы начали собираться за покупками в магазин. Раскинув своим собачьим умом, Ирма решила, что хозяева задумали отправиться на природу без неё. Мы и не заметили, в какой момент она пробралась в машину, а обнаружив её там, не смогли вытащить. Она верещала и доказывала нам, что имеет такое же право на поездки в машине, как прочие члены семьи.

Меня осенило. Спросила мужа:
– Ты давал ей таблетку от тошноты?
– Какую таблетку? Как переехали за город, я о них и забыл.

И тут до него дошло, что проблемы с собачьим вестибулярным аппаратом закончились. Счастливый, с воплем: «Ирмочка, ты выздоровела!» – он кинулся её обнимать.

Ага, выздоровела. Выздоравливают больные, а наша была здорова как конь, и болезнь её называлась просто: хитрость. Если ей предстояло ехать на учёбу, Ирма срочно заболевала. Когда же целью поездки был отдых на природе, она вскачь неслась к машине, чтобы её невзначай не забыли. Типичная симулянтка.

Высказав эти доводы вслух, я услышала от мужа:
– Вот не любишь ты собачку. Не можешь просто порадоваться за неё, обижаешь несправедливыми подозрениями.

Собачка согласно кивала, на меня смотрела с осуждением, на мужа с обожанием. Вдруг дошло: если продолжу обличать симулянтку, в машине вместо меня поедет Ирма.

Я молча села в авто. И тут увидела, что Ирма с победоносным видом от выигранной битвы за своё место под солнцем устраивается на сиденье рядом со мной.

Ну всё, моё терпение лопнуло. Сейчас буду и ей, и мужу рассказывать очередную сагу о хорошей Дюне, о том, как она понимала субординацию и место собаки в доме. Расскажу это не раз, а все двадцать пять, и буду неутомима.

Муж завёл машину, а я – шарманку с мемуарами о Дюне.

Вступив в подростковый период, Дюна попыталась занять место альфы в нашей стае-семье. Спала она на коврике возле дивана сына. Однажды вечером сын сказал, что Дюна решила: коврик ей не по статусу, а её настоящее место на его диване. Она взгромоздилась на диван и на все уговоры слезть не обращала внимания. Ситуация-то понятная: выросла во взрослую собаку и посчитала, что достойна большего, чем коврик на полу.

Мы с мужем встали на пороге комнаты сына и залюбовались вальяжно развалившейся на диване собакой. Увидев, что к сыну пришла подмога, Дюна демонстративно отвернулась от нас к стенке. Я поняла: это осознанный бунт против несправедливого распределения спальных мест, и без боя она не сдастся.

Тогда я тихонько предложила сыну лечь на её коврик – как собака к этому отнесётся?

Дюна продолжала презрительно игнорировать наше присутствие. Но чувствовалось, что напряжена в ожидании карательных мер. Затем, не выдержав нашего бездействия, она с любопытством оглянулась. Не увидев того, чьё место заняла, забеспокоилась. Перевернулась на другой бок и оглядела комнату. И тут в поле зрения Дюны попал сын, старательно делавший вид, что уснул на её коврике.

Реакция нашей питомицы убедила меня, что собаки не только разумны, но и наделены чувством юмора.

Дюне стало смешно, она начала повизгивать и взлаивать с интонацией, напоминающей человеческий смех, и при этом перекатывалась с боку на бок. Затем без уговоров слезла с дивана, подошла к сыну и легла на коврик.

И всё. Как будто бабушка отговорила её от последующих притязаний на какие-либо дополнительные вольности. А уж чтобы ей пришло в голову улечься на диван или кровать… Такого больше никогда не было.

А Ирма обладала одним достоинством – яркой, огненно-рыжей красотой. Надо было видеть, как она с истинно арийским высокомерием принимала восхищённые взгляды и восторги окружающих. А как при этом вышагивала! Не шагала – плыла, красавицам на подиуме могла бы давать уроки величавой походки.

Но вся невозмутимость слетала с неё, лишь только в поле зрения появлялся какой-нибудь представитель кошачьего племени. Она тут же превращалась в обыкновенную дворняжку и рвалась с поводка к котофею с явным намерением разорвать.

Самое интересное, если ей удавалось вырваться, она, догнав кота, тормозила перед ним с явным недоумением: «А на кой он мне нужен и что теперь с ним делать?» Таких случаев было немало, а вот по-настоящему агрессивного поведения – никогда, ни один кот не может пожаловаться, что Ирма запустила зубы в его шкуру.

Из-за того, что в подобных случаях она забывала все правила приличного поведения, мне с ней было не справиться. Вообще прогулки совершались по маршруту, выбранному Ирмой, а не мной. Собака таскала меня за собой на поводке, куда хотела и сколько хотела. Мои возмущённые возгласы до её сознания доходили лишь после того, как она, набегавшись, усаживалась передо мной слушать очередную порцию нравоучений.

По этой причине обычно её выгуливал муж. Ирма бы и с ним желала проделывать те же фокусы, но он был сильнее. Однако картина оказывалась не для слабонервных: выгнув грудь, Ирма изо всех собачьих сил волокла на поводке мужа. Он же изо всех своих человечьих сил пытался её удержать, при этом беспрерывно давал команды, которым его – не Ирму! – научили на собачьей учёбе. Ирма не обращала на них никакого внимания.

В этом отношении Дюна действительно была идеальной собакой. Стоило ей услышать команду «рядом!», она, как и положено, всю прогулку шла у ноги хозяина, на полкорпуса впереди. Ни кошки, ни голуби, ни другие раздражители не могли её отвлечь.

Зато с какой гордостью муж, вернувшись с прогулки, пересказывал мне комплименты в адрес Ирмы! Вот уж не думала, что он такой тщеславный. По этой причине они с внуком с удовольствием посещали выставки собак.

К сожалению, с Дюной такой возможности не было. Во-первых, без документа, подтверждающего её породу, она могла участвовать только в выставках дворняжек. Во-вторых, после того, как мы сказали организатору такой выставки о желании выставить свою собаку, он, оглядев Дюну, серьёзным тоном сообщил, что мы обратились не по адресу. Такую собаку нужно показывать на ВДНХ. Как же мы были горды! И я, восприняв его совет как оценку Дюниных достоинств, спросила:
– Вы тоже считаете её неотразимой? И куда там, на ВДНХ, надо обратиться?

Ответ меня убил.

– Обратитесь в павильон домашних животных, и там будете делиться опытом, как собаку раскормить в поросёнка.

То есть он послал нас так далеко и в такой завуалированной форме, что я сначала обманулась и приняла его совет за комплимент Дюне.

– И с чего это вы решили, что собака толстовата? – возмутилась я. – Да, она любит поесть, но при этом находится в отличной форме.
– У собаки должны быть видны рёбра. А у вашей?
– Ну, не видно. Зато, если её погладить, можно рукой прощупать.
– Вот и я об этом. Перекормили вы свою собаку.

Страсть к обжорству – единственный недостаток Дюны. Но разве среди человеческих особей это редкость? Однако же мы не отправляем их на ВДНХ в отдел животноводства.

Кстати, о еде – наши собаки очень отличались и в этом отношении.

Дюна ревностно относилась к своим мискам. Коту не разрешалось не то что к ним подойти, даже посмотреть в их сторону. Ела она всегда быстро, с жадностью. Иногда при этом на всякий случай грозно порыкивала, дабы пресечь на корню всяческие поползновения на ее пайку. Мы в это время старались в её сторону даже не смотреть.

А Ирма, аристократка, какая бы ни была голодная, ни за что не обнаруживала жадности к еде. Со стола никогда не выпрашивала, это ниже её достоинства. Конечно, когда её угощали, от вкусненького не отказывалась. Но всё крайне деликатно, вежливо – вы, мол, сами меня угостили, я не попрошайничала. Ела не спеша, очень опрятно. Мне всё время казалось, что ей не хватает салфетки за воротник и столовых приборов.

Однажды я увидела, как мой двухлетний внук вытаскивал у неё из пасти косточку. Ужаснувшись тем, что, по всей вероятности, должно было за этим последовать, я осела на землю, хрипло призывая собаку к благоразумию:
– Ирма, Ирма...

Та, не обращая на меня внимания, спокойно выплюнула косточку и начала с любопытством наблюдать за внуком: что же он будет делать с этой добычей?

Ирма росла и со временем превращалась в красивейшую овчарку. Как правило, муж приносил с выставок очередное тому доказательство – кубок или медаль. В загородном доме он разместил собачьи регалии на полке на видном месте и с гордостью их демонстрировал друзьям и соседям.