Самое начало восьмидесятых. Я одна воспитывала дочь, жила с родителями, работала на  крупнейшем заводе города, являлась членом партии, председателем профсоюзного комитета цеха, в котором трудилось более двухсот человек. Жильё от предприятия строили медленно, а в тот период вообще приостановили.

Жилищный вопрос стоял для меня остро, с нами ещё жил мой пьющий старший брат. И решилась перейти в какую-нибудь организацию, где жильё можно получить быстрее. Отпускали с трудом, со мной беседовал директор, я со слезами на глазах обещала ему вернуться после получения жилья.

Так я оказалась в ПМК – передвижной механизированной колонне, занимавшейся мелиорацией, то есть осушением земель. В то время на эту мелиорацию выделялись огромные деньги, в том числе на строительство жилья для сотрудников.

Многоэтажки росли как грибы после дождя, и немало сотрудников (да и блатные тоже) успевали поменять по две-три квартиры. Работа, конечно, не из лёгких: и в жару, и в дождь, и в мороз прокладывали мелиоративные системы в совхозных полях, окультуривали их, избавляли от мелколесья, ровняли. Короче говоря, и людям, и технике хватало работы.

Я пришла туда – только бы взяли! – работать кладовщицей по строительным и горюче-смазочным материалам. Основное рабочее место находилось на базе в городе, а стройматериалы были раскиданы по всему городу и району, хотя до выписки на объект числились на мне. Понимала, что работа не из лёгких, но уже закладывался фундамент очередного жилого дома, и была надежда получить в нём жильё. Вот я и решилась. Правда, пожалела об этом очень скоро, но оказалось поздно.

Начальником в той организации работал очень расчётливый и подлый самодур. За допущенную ошибку опытный прораб или старший мастер могли за один вечер стать простыми трактористами и сесть на самые разбитые машины, не говоря уже о наказаниях для рядовых работников. Мужики терпели, потому что всем нужно было жильё.

Скоро и я попала в очень непростую ситуацию. Материальная ответственность на мне, так что за мной числилось всё, что привозили в ПМК и разгружали под открытым небом по всему району и городу. И в любой момент, то есть когда захотел начальник, я должна была знать, сколько, где и чего есть в достатке, хотя это уже давно могли увезти на объект, не отметившись у меня. Могли «забыть», да и просто украсть, ведь трубы и кольца очень ценились для дачных колодцев.

В общем, каждая утренняя планёрка начиналась со страшной ругани в мой адрес. Я сидела, повесив голову, и не оправдывалась, потому что ситуация и так всем была ясна, а каждое моё слово вызывало новую бурю гнева и издевательств начальника. Он прекрасно знал, для чего я пришла в ПМК, и поскольку это доставляло ему огромное удовольствие, «имел» меня каждый день по полной программе. Конечно, не меньше меня доставалось и мастерам, и прорабам.

Вскоре состоялось партийное собрание, грозившее мне увольнением за «несоответствие занимаемой должности».

Я выше писала, что отвечала ещё за горюче-смазочные материалы. С талонами на топливо всё было нормально, с маслом тоже. Но у нас ещё работали самосвалы «ЗИЛ», развозившие в те давние времена торф на совхозные поля, а бензин тогда был в большом дефиците.

Однажды наш снабженец раздобыл бензовоз с 2,5 тоннами бензина. Но поскольку у нас не имелось заправочного оборудования, начальники договорились слить бензин в совхозную заправку. Заливать его должна была совхозная заправщица. А числилось топливо, естественно, на мне. И когда по моим документам оставалась еще тонна бензина, в действительности он уже закончился. И вот за этот бензин, который я видела только по бумагам, начальник решил от меня избавиться по подходящей статье закона. И собрал партком из трёх человек.

А дом-то уже возводили под крышу! Представляете моё состояние? Я сидела ни жива ни мертва. Но Бог есть! И один человек, который в роковой вечер решил мою судьбу, тоже нашёлся. Пожилой солидный начальник отдела кадров проголосовал против, и я осталась на работе. Его уже нет в живых, но я до сих пор очень ему благодарна.

Однако издевательства надо мной продолжились. И квартиру я получила только благодаря расширенному заседанию месткома, парткома и всех мастеров и прорабов, которые каждый день видели мою адову работу и отношение начальника ко мне.

Потом-то я поняла его подлый расчёт. Я проработала полтора года, прежде чем с таким трудом получила жильё. А если бы он меня перед этим уволил, то можно было бы отдать эту квартиру только что пришедшему «блатному».

После моего ухода – в декрет, а потом и навсегда – из того ада на моё место приходило ещё несколько человек, но выдерживали они издевательства этого самодура недолго, хотя было построено ещё две многоэтажки.

С моим увольнением из этой организации была связана ещё более мерзкая история, но родная партия мне и в этот раз помогла.

Впрочем, хватит на сегодня негативных воспоминаний. Если достанет сил, напишу об этом в другой раз.