Наконец-то над Москвой засветило яркое летнее солнышко, кончились ливни, и разрешили прогулки. Да здравствует свобода! Но с непривычки, после долгого заточения в квартире, свободой распоряжаться не так-то просто.

Наши бунтари-подростки, отчаянно рвавшиеся на улицу ещё пару месяцев назад, когда был жёсткий карантин, эти гениальные стратеги, от которых приходилось во избежание побега прятать ключи, уличную обувь и куртки, – со временем приросли к своим кроватям и диванам, пустили корни, и теперь выкорчевать их стоит больших усилий.

Днём они впадали в спячку, зашторив окна, прятались от солнечного света, как вампиры, и выходили на тропу «интернет – холодильник – туалет» исключительно от заката до рассвета.

Поначалу я думала, что ночной образ жизни моего сына Стёпки – персональное заболевание, но оказалось, что это массовая эпидемия.

– Неужели весь день дрыхнет? – качала головой знакомая кассирша в магазине.
– Галя, я захожу в его комнату, как в мавзолей Ленина, он спит беспробудно! – жаловалась я кассирше сквозь маску. – Что только не предпринимала: пыталась растрясти, брызгала на него из прыскалки для цветов, пела басом, отбивала чечётку – ноль реакции! Зато ночью, когда я падаю в кровать, в его «мавзолее» начинается шабаш, и меня не спасают даже беруши. Он включает комп, и с просторов интернета к нему слетаются какие-то упыри и ведьмы, они все орут, хохочут, затевают дикие игры. Кто эти ночные демоны? Откуда он их берёт?
– И не говорите! – подключилась к разговору маска в горошек, стоявшая за мной в очереди. – Вашему сколько? Моему пятнадцать. Раньше не знала, как с улицы домой загнать, а теперь не знаю, как выгнать, хоть бы в магазин сходил или мусор вынес. Запирается в комнате и ворчит: «У меня от тебя самоизоляция!» Уже тарелки с едой под дверь ставлю, как собачке, и то не берёт, спит. А ночью стрельба в его комнате, рёв нечеловеческий, говорит, что спасает мир от кровососов.
– Они сами и есть кровососы! – не выдерживает маска в цветочек, стоящая за маской в горошек. – Мой Ванька даже голоса не подаёт, только записки из-под двери вылетают с манифестами и ультиматумами. А по ночам шлепки босых ног к холодильнику…

Я пыталась выманить сына на свет разными способами, решила даже прибегнуть к старой хитрости. Как-то раз в Стёпином детстве я нарисовала на альбомном листе пиратский план с точным указанием клада, потрепала лист, подпалила с краёв для живописности и подбросила спавшему ребёнку в комнату, а сама побежала под окна дома, чтобы зарыть шкатулочку с денежкой под каким-нибудь деревом.

Реакция сына была молниеносной, не успела я разровнять землю над кладом и воткнуть пиратский флаг для ориентира, как увидела азартно пробиравшегося через палисадник Стёпку с картой в одной руке и совочком в другой. Едва успела уйти кустами…

Но понимая, что в шестнадцать лет фокус с пиратской картой уже не прокатит, решила подсунуть ему под дверь банковскую карту и предложить купить какую-нибудь гадость, вроде чипсов, сухариков или даже, прости господи, кока-колы, по поводу которой я всегда была настроена воинственно, но теперь – лишь бы вышел!

Надежду быть услышанной сыном в меня вселил его голос, доносившийся из-за двери в два часа пополудни, что само по себе удивляло, ведь обычно в это время он дрых без задних ног. Я уже собиралась подсунуть карту под запертую дверь, заготовила речь, начала робко скрестись, но меня остановил начальственный тон сына:
– Безобразие! Что вы тут шляетесь по коридору в тихий час? Быстро все по палатам!

Я испуганно затаилась. «По каким палатам? Это он мне? Всё, парень спятил!»

– Стёпочка, это я, твоя мама, – заговорила я елейным голосом, – отопри дверку, я тебе кое-что дам…
– Почему без намордника в отделении? – гневно воскликнул сын из-за двери. – Правила для всех одинаковые!
– Хорошо, я надену маску и даже перчатки, но ты немедленно откроешь дверь! – моё терпение начало иссякать.
– Если вы сейчас же не вернётесь в свою палату, я назначу вам уколы в голову! – угрожал Стёпа.
– Знаешь что, дорогой! – взревела я, борясь с замком. – Я сейчас сама тебе такие уколы поставлю!..

После неприятного случая в конце зимы, когда я самозаперлась в своей комнате и меня высверливала служба спасения, мы поменяли замки в межкомнатных дверях на защёлки без ключей, с рисочкой на ручке, которую можно повернуть отвёрткой или ложкой со стороны коридора. Банковская карта оказалась кстати, я вставила её в отверстие и попыталась повернуть замок, но не тут-то было – дверь изнутри оказалась подпёртой подставкой от синтезатора.

От бессилия я пришла в ярость и заколотила в дверь.

– Мама, ты что, с ума сошла? – услышала я вполне вменяемый голос сына.
– Стёпа, быстро открой дверь и ступай в магазин за картошкой, молоком и колбасой с хлебом! – требовала я, забыв о подкупах чипсами и газировкой. – А не то я взломаю дверь!
– Мама, что с тобой? – застонал Стёпка. – Я не могу сейчас! Я на дежурстве, я работаю в больнице, это ролевая игра онлайн: я –главврач отделения, со мной на связи несколько человек! Если уйду с дежурства, меня уволят, а мне совсем немного осталось до повышения.
– Ты врач? – меня это заинтересовало, роль достойная, всё-таки не космический упырь. – А каким отделением ты заведуешь?
– Оторлогино… оторинго… тьфу, блин!.. ну, как его? – сердился Стёпа. – Там, где уши-горло-носы…
– Оторинолар… риногия… – попыталась выговорить я. – Действительно, тьфу! Ты ЛОР, что ли?
– Да! Не мешай, пожалуйста! – умолял Стёпа. – У нас сейчас будет консилиум, и я перевожусь в заведующего отделением онкологии.
– Ужас, – вздохнула я, отходя от двери, – не дай бог попасть в вашу больницу.

Справедливости ради надо сказать, что порой мне удавалось выгнать сына в магазин, но его поход превращался в сущее мучение. Мало того что он звонил оттуда поминутно, путаясь в товарах и отделах, так ещё и ныл бесконечно: «Я еле дошёл, у меня кружится голова от этого дурацкого уличного воздуха, у меня отнялась ножка, я волочил её всю дорогу!» Ещё бы он не разучился ходить, когда самый длинный его маршрут – от комнаты до туалета.

Наконец разрешили короткие прогулки. Целых два раза я убедила сына выгулять нашего деда вокруг дома, следила за ними из окна. Восьмидесятилетний подслеповатый дед резво бежал на фоне шаркавшего подростка.

– Свой долг перед дедом я выполнил, – устало вздыхал Стёпа по возвращении, – а теперь оставь меня, я должен отдохнуть…

И снова – сонное царство.

– Я не понимаю, почему нельзя вести нормальный образ жизни? Всё, что вы делаете ночью, можно спокойно делать днём! – возмущалась я.
– Спокойно не можем! – парировал Стёпа. – Днём вы вечно ломитесь в наши комнаты с разными идиотскими вопросами и просьбами, а ночью вы спите, и весь мир – наш.
– Мы – это идиотские родители? – уточнила я. – А вы все – нормальные, да?
– Не все, Андрюха, например, вообще не собирает диван, а он у него в разложенном состоянии занимает всю комнату, и теперь мой друг может только ползать, как ящер.
– Поздравляю, такими темпами он скоро вернётся обратно в Мировой океан, – ужаснулась я. – Ты хоть понимаешь, что с этим образом жизни, с вашими дурацкими играми вы деградируете?
– Кто бы говорил! – довольно обидно ухмыльнулся Стёпка. – Наши ролевые игры хотя бы компенсируют дефицит живого общения с себе подобными, а ты вообще начала разговаривать с игрушками.

Когда я осмыслила всю глубину его высказывания – прикусила язычок. И ведь Стёпка в чём-то прав. Как и многие актёры, тоскующие без работы на самоизоляции, я стала снимать на телефон небольшие видеоролики для Ютуба. За неимением реальных артистов моими партнёрами стали игрушки, я разыгрывала с ними потешные сценки, говорила за них мультяшными голосами. Апофеозом моего творчества и причиной недоброй славы среди соседей по дому стала съёмка у подъезда с игрушечным хорьком Груней, которую я волочила по асфальту на верёвке. Ролик назывался «Прогулки с домашними животными во время карантина».

Соседи не признали меня в нелепой шляпе и очках, но их очень насторожила подозрительная тётка, выгуливавшая плюшевую игрушку, на девятом дубле они вызвали полицию. Полиция приехала незамедлительно: двое меланхоличных полицейских вышли из машины и какое-то время на безопасном расстоянии задумчиво наблюдали за моими действиями. Не догадываясь о причине их приезда, я очень обрадовалась новым персонажам и принялась снимать полицейских, тогда их терпение лопнуло, они коротенько меня допросили и вежливо порекомендовали снимать кино внутри квартиры, чтобы не оказаться внутри их опорного пункта.

Ролевые же игры Стёпы шли своим чередом. Вскоре из больницы Степан перевёлся в какую-то военную часть и стал командовать войсками и боевой техникой, а со мной разговаривал исключительно военными выражениями: «Что значит «кушать подано, несчастный», почему обращаетесь не по уставу?.. Где моя зарядка от телефона? Три наряда вне очереди!.. Какой я вам лоботряс, соблюдайте субординацию!»

Я махнула на него рукой, желая сохранить хотя бы душевное здоровье, и только оставляла еду в холодильнике.

Порой я переписывалась с давними читателями нашей газеты в социальных сетях, они интересовались: «Как там Стёпка? Соскучились по вашим рассказам о сыне. Он, наверное, совсем уже вырос, как он сейчас выглядит?»

«Не знаю, как он выглядит сейчас, – отвечала я, – давно его не видела». «Он от вас съехал?» – огорчались читатели. «Нет, к сожалению, – писала я мрачно, – но он слишком буквально понял призыв к самоизоляции и два месяца не выходит из своей комнаты». «А вы уверены, что он всё ещё там?» – пугались читатели. «Уверена! – усмехалась я зловеще. – Кто-то же орёт из комнаты по ночам и таскает из холодильника продукты. Мне бы тоже интересно было посмотреть, как он сейчас выглядит».

Случай вскоре представился. Однажды ночью на автопилоте я сонно направилась в место общего пользования, включила свет в туалете, и оттуда на меня выскочил, безумно сверкая глазами, абсолютно лысый бледный человек в трусах. Как нормальная женщина, я заорала, лысый заорал в ответ, эхом отозвался вопль разбуженного деда, не заставили себя ждать и соседи снизу, которые застучали по батарее. Им ответили батарейным стуком верхние соседи, одним словом – кошмар!

Первым пришёл в себя лысый.
– Мама, что ты так орёшь?

Если можно было ещё больше выпучить глаза, то я бы их выпучила.

– Стёпа, это ты? Что с твоей головой?
– Брил усы.
– Усы растут под носом, а не на макушке.
– Увлёкся.
– Ты в своём уме? Я отправила твои фотографии с нормальной причёской знакомому режиссёру, и он обещал взять тебя в сериал, но это фильм о студентах, а не об уголовниках!
– Ничего, наденут парик.

Я вспомнила свои зимние съёмки ещё до карантина и нервно расхохоталась.

Снималась я в одном сериале, мы с режиссёром обсуждали следующую сцену, и вдруг к нам неуверенной походкой подошла вчерашняя актриса в платье и почему-то меховой шапке. Женщина была хорошо в годах.

– Роман, – обратилась она к режиссёру, – я тут подумала над своей ролью… Можно следующую сцену я буду играть в этой шапочке?
– Люба, что за глупости? – удивился режиссёр. –  Мы снимаем сцену в офисе, какая, на фиг, шапочка!
– Хорошо, я вас поняла, – смутилась актриса и ушла.

Мы продолжили обсуждение, режиссёр был на взводе, съёмочный процесс не укладывался в график. Вскоре снова подошла та же актриса, но уже в платке, повязанном по-бабьи.

– Роман, – обратилась она к режиссёру, – я тут ещё подумала над своей ролью… Можно, я буду сниматься в платочке?
– Люба, ты обалдела? – побагровел режиссёр. – Какой, на фиг, платочек? Ты – главный экономист компании, а не доярка колхоза «Светлый Путь»! Иди причешись, как вчера, и не мешай работать!

Актриса понуро удалилась, но вслед за ней прибежала заполошная гримёрша, выражений она не выбирала.

– Рома, актриса – лысая, мать её!
– Какая актриса? – не понял Роман.
– Да эта, Люба! – шумела гримёрша. – У неё, видите ли, вчера случилась депрессия, и она, мать её, побрилась наголо!
– Как?! – взревел режиссёр. – У неё сегодня стыковая сцена! Как я её смонтирую?

И тут прибежала лысая Люба с коробкой париков и накладочек.

– Ромочка, – залепетала она, копаясь в коробке, – только не волнуйся, я нашла себе тут паричок, он точь-в-точь как мои вчерашние волосы…

Тут уж зарычала гримёрша:
– Люба, блин! Это не паричок, это – бо-ро-да!

Я пыталась себя успокоить, что волосы не зубы, отрастут, в конце концов. Стёпа сэкономит на шампуне, и карантин когда-нибудь закончится, дни станут длиннее, а ночи короче.

И вот наконец свершилось – нас выпустили на волю!

С раннего утра в этот знаменательный день я ходила под дверью сына, соблазняла его ароматами свежего кофе и малиновой шарлотки со сгущёнкой, пыталась поднять с постели доступным ему языком: «Р-р-рота-а, подъём!» – исполняла бодрящий марш физкультурников: «Ну-ка, солнце, ярче брызни, золотыми лучами обжигай! Эй, товарищ, больше жизни!..»

– Мама, только не пой! – взмолился из-за двери Стёпа. – Это самая страшная пытка из всех, у тебя же нет слуха.
– Зато у меня есть голос и напор! – сегодня я была не склонна сдаваться.

С хмурым видом Стёпа выполз из своей пещеры и поплёлся в душ. Я ещё постояла у ванной, убедилась, что вода пущена и сын зафыркал, как морской котик, и только тогда с лёгким сердцем отправилась в магазин.

По возвращении обнаружила Стёпину комнату распахнутой и совершенно пустой. Я обошла всю квартиру – сына не было нигде. Набрала его номер. «Мама, всё нормально, я встречаюсь с друзьями, расслабься!» – ответил сын.

Я была расслаблена почти до самого обеда, но потом меня охватило беспокойство – Стёпа категорически не брал трубку. Позвонила Тане, маме Стёпиного друга Вити, и спросила, где её сын. Таня радостно сообщила, что не знает, но ей всё равно где он ходит, главное, что Витя наконец проснулся утром, как человек, и вышел из дома.

Тогда я позвонила папе ящера-Андрюхи и спросила, где его сын. Папа Андрюхи столь же радостно ответил, что они с женой сейчас едут на дачу, а их Андрюха созвонился с утра со Стёпой и Витей и договаривался о встрече.

Ближе к полднику меня осенило. Стёпа думает, что обвёл меня вокруг пальца! Но я не дура, я всё поняла: пока родители Андрюхи свинтили на дачу, они все компанией собрались в пустой квартире и безнадзорно продолжили спать!

Возможно, к ужину я бы окончательно помешалась, если б к этому времени не вернулся Степан. Вид его был ужасен: в руках он держал самокат со свёрнутым рулём, штаны перепачканы и порваны, футболка мокрая, на лице ссадина.

– Мама, ты только не ругайся! – торопливо начал он. – Прости за штаны, самокат я починю, сейчас пойду помоюсь. Мы же не специально. У Витьки вообще колесо лопнуло, у Андрюхи кроссовка в дым и вот такая шишка на лбу. Это всё девка на велике, врезалась в нас, совсем велосипедисты ездить разучились…
– Девушка жива? – уточнила я.
– Даже глазом не моргнула, сбила троих и поехала дальше. Ты не будешь ругаться?
– Не буду! – я с облегчением поцеловала сына. – Слава богу, Стёпа, ты вышел из сумрака! Снова шлялся по улице, вернулся грязный, рваный, поцарапанный – жизнь продолжается!