У Людки в семье все были рыжими – мать, брат, сестра. Их так и звали – Рыжие, потому что в сёлах официальную фамилию часто заменяют прозвищами. Даже могут спросить: а он кто по-улишному? И в ответ сообщали уличный «псевдоним».

Одних почему-то зовут Ямщиковыми, других – Кошкиными, хотя и те, и другие по паспорту Поповы. Есть и личные прозвища, порой иронические. Мужика с уродливым наростом на щеке вдруг прозовут Красавчик. Или профессиональные – уж если приехал из Москвы какой учёный, то все его окликают не по имени, а Профессором.

Рыжие считались семьёй со странностями. Младшая дочь Клава была, как сейчас говорят, особенной. День и ночь шаталась по селу, говорила глупости и приставала к парням. Но к ней давно привыкли, не смеялись, а только жалели. А сын пил и однажды изнасиловал мать, тоже не совсем нормальную. Та не перенесла позора, заявлять на сына постыдилась, но и жить с ним рядом не смогла – повесилась.

А Людка, старшая дочь, казалась обычной, вела себя скромно и красила волнистые волосы в чёрный цвет – наверное, чтобы отличаться от родни. Была она миловидной, белокожей, синеглазой, стройной, как говорится, всё при ней. Поговаривали, что Рыжий брат и к сёстрам приставал, может, поэтому Людка после выпускного уехала в Тамбов. Наверное, мечтала поступить в училище. Но через несколько месяцев вернулась беременной.

– Едва за порог, сразу загуляла! – говорили в селе, где каждый готов перемыть косточки соседям. – Поучить девку некому.
– Что же ты аборт не сделала? – в глаза спрашивали нахальные бабы. – Кто такую замуж возьмёт?

У некоторых дочки вовсю развлекались в сенниках с кавалерами, но матери следили, чтобы грех не вылез наружу.

Людка молчала. Как ей жилось в доме Рыжих, неизвестно. Но в срок она родила мальчика, черноволосого – наверное, в городского отца. Назвала Вовой, а сама получила от односельчан обидное прозвище Гулёна за то, что в подоле принесла.

Но, став матерью, Людка изменилась. Уверенно обрывала нравоучения односельчан и держалась так, словно всё сделала правильно. Устроилась дояркой на ферму. Весной и летом возилась в огороде у Рыжих.

Присутствие ребёнка в доме изменило странную семью. Особенная сестра больше не бегала за парнями по улицам, а присматривала за племянником. Брат стал реже пить, и его трактор уже не простаивал неделями возле дома. А потом Людкины сестра и брат создали свои семьи. Особенная Клава расписалась с таким же мужчиной, тихим и работящим, а брат и вовсе отхватил приезжую красавицу, которая не знала о его прежних художествах.

Нагулянный ребёнок стал не позором, а силой пропащей семьи. Больше не слышалось из окон пьяных голосов, не скатывались с крыльца дерущиеся гости, не валялся вокруг мусор.

Наступили девяностые. Незаконные дети перестали считаться постыдным явлением, Людку больше не попрекали сыном. Тем более что мальчик рос умным и, когда пошёл в школу, стал очень хорошо учиться. Людка расцветала, выслушивая от учителей похвалы сыну. Вовка был смыслом её жизни, моральной опорой, надеждой, что уж у него-то всё сложится правильно, «как у людей».

После окончания школы мальчик поступил в вуз. Но больше он дома не жил, и постепенно в семье Рыжих снова наступили распад и разлад.

Сначала у особенной Клавы при пожаре погиб муж, и она вернулась домой непривычно серьёзная, в трауре. Потом жена Рыжего брата сбежала в райцентр к другому мужчине. А Людка без сына расслабилась, забросила труд и начала встречаться с местными пьяницами. Правда, всё ещё оставалась миловидной.

Теперь Вовка, приезжая домой, видел нищету и грязь. Он вырос красивым высоким брюнетом, но местные девушки сторонились парня из неблагополучной семьи.

Иногда я видела Вовку на автобусной остановке. Он стоял в стороне от других, общался с земляками мало, если слышал о матери, что та пьёт, обрывал разговор и смотрел зло. Все знали, что Вовка по-прежнему уважает и любит Людку-Гулёну.

– Хороший сын, а мать непутёвая, – качали головами односельчане.

Но однажды пошли слухи, что Вовка привозит из города наркотики и продаёт их местной молодёжи, а деньги отдаёт матери.

Теперь Людка ходила нарядная, сытая и пьяная. Ни одного упрёка от сына не слышала. Вовка говорил родным, что в городе устроился на работу с хорошей зарплатой.

Сказано в Библии: «Чти отца своего и матерь свою». И Вовка чтил, как умел: продавал смерть своим ровесникам, а выручку нёс Людке. Он-то наркоманом не был, и это особенно задевало местных: других травит, а сам не колется, не пьёт и даже не курит.

Однажды ночью в дом Рыжих нагрянула полиция, обнаружили наркотики и вывели Вовку в наручниках – он как раз приехал на каникулы. Что произошло, Людка поняла только утром, когда протрезвела. Потом был суд в райцентре, и Вовку отправили куда-то отбывать срок.

– Из-за меня всё случилось, я сына погубила. А могла ведь остановить, – убивалась Людка, но никто не утешал её, кроме сестры. – Будь прокляты те деньги!

И начала она пить по-чёрному, зная, что не увидит сына ещё несколько лет. А поскольку в семье Рыжих все рассудком не крепки, Людка стала заговариваться, и в конце концов её отправили в психиатрическую больницу в Тамбов.

Вскоре мы узнали, что Людка там выбросилась из окна. Не знаю, как ухитрилась, ведь в таких учреждениях, говорят, на окнах решётки.

В село привезли закрытый гроб, и Рыжий брат с сестрой Клавой похоронили несчастную женщину. Несколько дней все обсуждали её горькую судьбу, а потом забыли.

Прошли годы, и Вовка объявился в селе, повзрослевший и похудевший. С ним была светловолосая девушка, говорят, жена. Они наведались на могилу Людки, а потом сели в автобус и больше никогда в наших краях не появлялись. Наверное, к лучшему.

О своих корнях нужно помнить, если они здоровые, а не гнилые, иначе утянут в землю, и не вырвешься, как не вырвалась Людка.