СВЕЖИЙ НОМЕР ТОЛЬКО В МОЕЙ СЕМЬЕ Родня Казак сказал – казак сделал
Казак сказал – казак сделал
20.11.2020 22:46
Это имело катастрофические последствия

Казак сказалЗдравствуйте, дорогая редакция! Мои родители прожили долгую жизнь в браке – пятьдесят лет вместе. Но это была не скучная семейная рутина, а просто бразильские сериальные страсти.

Периодически поднимался вопрос социального происхождения: мама крестьянка, папа из рабочего класса. Если мама выражалась неграмотно, папа обзывал её деревенским лаптем, а та, в свою очередь, величала его городским чувяком. Никаких обид, просто такой своеобразный семейный ритуал.

Простота и искренность у мамы проявлялись во всём. Она обладала редкой чертой – никогда не ругала молодёжь. Не понимала, что значит «гопник», – для неё это были бедно одетые, плохо накормленные мальчишки, обделённые материнской заботой. В автобусе, прося такого мальчика передать деньги за билет, она говорила ему «деточка» и прибавляла «пожалуйста». В эти слова было вложено столько, что деточка бежал к водителю сам и приносил билет. Может, она права, доброе слово и гопнику приятно, вдруг он за всю жизнь не слышал такого, но очень хотел.

Хотя происходили и курьёзные случаи, запомнившиеся навсегда. Как-то раз мне надо было поехать в Воронеж, но предстояла пересадка в городе Георгиу-Деж, теперь он называется Лиски. Мама сказала, что купит билеты сама, а меня отправила на кладбище прибрать могилки.

Возвращаюсь я с погоста с чувством выполненного долга, а дома какое-то странное возбуждение. Мама пришла без билета и сказала, что ей в кассе объяснили: билеты туда продают только через Министерство иностранных дел. На папин вопрос, куда она покупала билет, мама простодушно ответила: в Бангладеш (на самом-то деле Георгиу-Деж). И ещё кассирше, оказывается, сказала, что у неё там дочка учится.

Слово «бангладеш» в нашей семье укоренилось навсегда как обозначение вопиющей безграмотности.

Но мама читала газеты и журналы, интересовалась окружающим миром. Однажды сестра сказала ей, что Вселенная бесконечна, чем повергла в шок. Этот вопрос не давал маме покоя несколько дней, доведя её до приступа мигрени.
Впрочем, она была идеальной хозяйкой, мастерицей на все руки, всегда весёлая, доброжелательная, а бесконечность Вселенной и географические познания для семейного уюта не особо важны.

С маминой роднёй мы общались нечасто, потому что жили они далеко, да и война прошлась по ним без пощады, многих просто не стало, и это было печально и больно.

А родня отца жила близко, и среди них имелся уникальный индивидуум по имени Трофим. С ним вечно случались всякие курьёзы, кстати, как и со мной, меня так и звали – Трофимовна, хотя я была с этим не согласна, потому что Трофим сам создавал себе проблемы, а у меня они возникали без моего активного участия.

На первый взгляд Трофим обладал спокойным нравом, но это обманчивое впечатление. На самом деле – шкодливый и упрямый большой ребёнок, от которого можно ожидать какого угодно подвоха. Домом и всем хозяйством управляли его жена и подросшие дети, два сына и дочь. Если Трофим что-нибудь делал по дому, о чём его, кстати, не просили, это могло повлечь катастрофические последствия.

В его доме помимо газовой плиты стояла небольшая дровяная печь, гордость хозяйки. В ней в холодное время года пекли всякие вкусности, она была выложена хорошими изразцами – как говорится, дорого и богато. Какой бес нашептал Трофиму почистить её нафталином, остаётся тайной, но положить в растопленную печь надо было полтаблетки.

Трофим решил не мелочиться и вбухал целую пачку больших таблеток. Нафталин рванул, чугунная плита треснула пополам, все заслонки из печи вырвало, а изразцы разнесло по дому. Окна тоже выбило. Вся сажа из печи равномерно распределилась по дому. А Трофиму хоть бы что, только весь сажей покрылся. Дело было зимой, дом стал непригоден для проживания, поэтому вся семья перекочевала в небольшую времянку. Там, конечно, жить можно было, но без комфорта и в тесноте.

Всю зиму Трофим слушал комментарии про жизнь в семье и его роль в ней. Старший сын так и сказал, чтобы батя больше ничего в доме не делал. На что Трофим возмутился и ответил, что он хозяин и имеет право. Все долго смеялись. Он был совершенно неисправим.

Когда у них умер старый добрый пёс, член семьи и товарищ по играм для детей, Трофим отреагировал, как всегда, по-своему. Решил завести нового щенка. Раньше он жил в предгорьях Кавказа и был специалистом по наладке, установке и ремонту гидронасосов – они качали воду для скота из горных рек там, где нет доступа к берегам. И вот наш местный пастух тоже попросил Трофима поставить ему такой насос для личного пользования. Тот выполнил работу за умеренную плату и выпросил в подарок маленького серого щенка.

Довольный собой, принёс домой нового пёсика и заверил всех, что тот вырастет маленьким. Родня, конечно, усомнилась, но спорить не стала – ну принёс, и ладно. За серый окрас щенка назвали Волчком. Этот Волчок оказался породистым, из волкодавов. Размеры его поражали, и он не гавкал, а бухал на всю округу, но вырос покладистым и спокойным. Правда, первое знакомство Волчка с маленьким внуком оказалось не очень удачным: он понюхал лицо ребёнка, и мальчонка описался. Но потом они славно подружились.

По мнению мамы, был ещё случай, выходящий из ряда вон. В нём оказался замешан Трофим. Папа отправился к нему в гости на несколько дней, что уже само по себе содержало определённую опасность, потому как у Трофима специфические понятия о гостеприимстве – он активно спаивал гостей буквально до упада. Что касается моего отца, он хотя и был косая сажень в плечах и вырос на Кавказе, но алкоголь переносил плохо, быстро пьянел. Захмелев, пел одну и ту же песню – «Тёмную ночь», причём никогда не допевал до конца, начинал заново.

Погостив немного у Трофима, папа решил, что пора домой, гостеприимство хозяина его порядком утомило. Перед отъездом отправил телеграмму жене, каким поездом приедет, это было очень важно. Мама постоянно тревожилась, и если кто-нибудь из домочадцев задерживался, она волновалась и придумывала себе всякие ужасы. Перед посадкой гостя в вагон Трофим не мог угомониться, и папе пришлось принять и на посошок, и стремянную – всё это на старые дрожжи.

В поезде его сморило, и он проспал до конечной, проехав мимо нашей станции. Мама встречала папу, но не дождалась, и это вызвало у неё панику. Когда отца растолкали и попросили на выход, он понял: случилось страшное. Представил, что теперь творится в доме.

Ближайший поезд в обратном направлении отправлялся не скоро, и папа придумал весьма рискованный план. Разузнав у местных железнодорожников, в какую сторону едут товарняки с пустыми вагонами, решил воспользоваться тем, что поезда перед крупными станциями замедляют ход: залезть в пустой вагон и спрыгнуть возле своего города.

Казак решил – казак сделал. Нашёл подходящий состав и пустой вагон, залез в него, и вскоре застучали колёса. Поезд шёл на среднем ходу, и всё вроде бы складывалось отлично, но перед въездом в город состав набрал такой бешеный ход, что вопрос, спрыгивать или нет, отпал сам собой, осталось только ручкой помахать.

Не скупясь на выражения, папа проехал мимо. Впрочем, не очень далеко. Состав остановился на маленькой, но важной для железной дороги станции. Рядом были хутора, дачный посёлок и огромный лесной массив.

Отец покинул вагон и вошёл в станционное здание. Там находился только один пассажир – дачник, поругавшийся с тёщей и женой. Поскольку папа был явно не местный, его опросили железнодорожники, кто такой и куда держит путь. Папа всё рассказал без утайки, чем очень их развеселил. Ближайшая электричка прибывала только утром, так что ему предстояло ночевать на станции.

Но тут подъехал пожилой казак – сын привёз его на тракторе. Казак направлялся в город к дочке – погостить и проведать внучат. Конечно, нагружённый гостинцами и всякой снедью, не с пустыми же руками ехать. Мешки, коробки, корзины, узлы, бутыли… Как он собирался всё это заносить в электричку, непонятно. Но увидев двоих мужчин на станции – папу и того, обиженного тёщей, – обрадовался. Сын тоже попросил их помочь бате.

Началось с устного знакомства. Потом, как водится, встречу потребовалось обмыть. Папа попытался отказаться, поведав о своих злоключениях, связанных с возлияниями у Трофима. Казак смеялся до слёз и сказал, что это тоже обязательно надо обмыть. Ну, обмыть так обмыть, благо всё нужное под рукой, в дедовой поклаже.

Сначала все разговоры, к удовольствию дачника, сводились к тёщиному произволу, потом оказалось, что все трое фронтовики. Время до утра промелькнуло незаметно, мужики погрузили дедовы пожитки в вагон, дачник попрощался и отправился мириться с женой и тёщей.

На городском вокзале казака уже ждала родня. У них была своя машина, и они подвезли папу прямо к дому. Мама встретила отца со слезами радости. Похудевший и заросший, он испытал облегчение, потому что супруга не ругалась. На рассказ о его приключениях мама заявила, что Трофим – опасный злыдень, но поскольку он родня, она его прощает.

Из письма Нини Умбаровой
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №45, ноябрь 2020 года