«Вот и до нас дошёл прогресс», – радостно подумала Катерина, когда новая маршрутка плавно отъехала от остановки.

Поначалу она даже растерялась, когда вместо тесной кабины с изношенными чехлами ей легко удалось занять свободное место у прохода. Грубые руки водителя успевали одновременно вести машину, переключать шипящее радио и отсчитывать сдачу пассажирам.

– Доченька, передай, пожалуйста, – услышала Катерина позади себя и ощутила, как костлявый кулак старушки коснулся плеча.

Передав денежную эстафету рыжеволосой даме, сидевшей впереди, девушка надела наушники и погрузилась в свои мысли. Маршрутка мягко катилась по дороге, поездка заняла всего четверть часа.

Райцентр, где жила девушка, всё ближе подбирался современными постройками к самобытной деревне Яблоньке с бревенчатыми домами, украшенными резьбой, грунтовыми дорогами, плывущими чернозёмом в дождливую погоду, и вытоптанными тропинками в траве.

Жизнь в деревне текла размеренно и очень отличалась от той, к которой привыкла Катерина. Здесь можно было услышать крик петуха, журчание родника в балке, увидеть коров, выискивающих свежую траву среди колючек чертополоха и горькой полыни. Но вскоре и сюда доберётся прогресс и, заходя в школу, ей не придётся протирать влажной салфеткой свои новые лаковые туфли, а учеников в классе станет значительно больше.

«Ничего, – подбадривала себя Катерина, – поработаю здесь немного, наберусь опыта и начну преподавать в городе».

Дверь маршрутки пропищала и автоматически открылась. Пропустив старушку и дождавшись, когда освободится выход, Катерина вышла на песчаный пустырь.

Она прошла мимо местного магазина – старого вагончика с распахнутой дверью, полупустыми прилавками, неприметным продавцом, – и строгого здания администрации с российским флагом на крыше и свежевыкрашенным палисадником.

Шумные загорелые ребятишки резвились перед школой, наслаждаясь, возможно, последним тёплым днём перед хмурым и ветреным октябрём. Словно пышные банты первоклассниц, на клумбах цвели яркие бархатцы, землю застилала опавшая берёзовая листва.

Уроки для Катерины тянулись так же долго, как и для учеников, и, радостно покидая светлый кабинет после обеда, она, как обычно, спешила обратно в город.

Сонная тишина мягко разлилась по солнечным коридорам школы, строгие учителя одиноко сидели в кабинетах, проверяя домашние задания. Из актового зала зазвучал баян, а со спортивной площадки послышались короткие удары по мячу и громкие возгласы учеников.

«Хорошо, что я не преподаю русский или математику, – подумала Катерина, ужаснувшись завалам папок и тетрадей на столах коллег. – С другой стороны, им не поручили вести патриотический кружок дважды в неделю».

Она вытащила из кармана пригласительный билет на концерт ко Дню пожилого человека для яблоневского ветерана, одиноко живущего в конце улицы, и вышла из школы. Признаться, Катерина откладывала эту встречу уже пару дней, боялась увидеть немощного старика в кровати, бормочущего сквозь послеобеденную дремоту о войне, и сама же стыдилась своего страха.

«Ты у нас новенькая, сходи, познакомься», – вспомнились ей слова директора.

Она прошла мимо пустой остановки и свернула на уходящую вниз, к зарастающей реке, просёлочную дорогу. Дома казались пустыми, пока голосистая дворняжка не подбегала к калитке, гремя цепью.

Так Катерина добралась до крайнего дома с ветхими постройками во дворе и сухими торчащими зонтиками укропа в пустом огороде.

Она быстро поверх забора оглядела двор – с детства боялась чужих собак. Заметила небольшую будку со старым тряпьём внутри и тут же стала искать глазами мелкую собачонку. Тишина. Кажется, никто не желал её облаять и укусить. Но спешить не хотелось, и, вытащив из петли накидной крючок, она робко толкнула калитку.

«Да уж, надёжный замок», – поразилась Катерина, в два счёта оказавшись в чужом дворе. – Странно, что нет собаки».

Она ещё раз огляделась и поспешила к бревенчатому дому. Возле двери снова замерла: постучаться потихоньку – вдруг ветеран спит, – или громко, чтобы наверняка услышал?

Терзаясь сомнениями, девушка неожиданно услышала звук щеколды и увидела на пороге семижильного старика в поношенном трико и клетчатой фланелевой рубашке на угловатых, слегка подающихся вперёд плечах.

– Здравствуйте, – произнесла Катерина растерянно. – Я к Афанасию Петровичу.

Ветеран приподнял густые седые брови и внимательно посмотрел на незнакомую девушку подслеповатыми глазами.

– Здравствуйте. Не ждал сегодня гостей.
– Меня зовут Катерина. Я новая учительница истории, а ещё веду патриотический кружок.
– Это получается, ты вместо Зинаиды Петровны трудишься, – пробормотал он скорее для себя. – Хорошая женщина, стольких ребятишек вырастила. Жаль вот, заболела.

Катерина вежливо выдержала паузу, а потом как ни в чём не бывало продолжила:
– Мы с ребятами подготовили пару номеров ко Дню пожилого человека и покажем их послезавтра на концерте. Я принесла вам пригласительный.

Афанасий Петрович взял простенький билет из рук девушки, аккуратно положил его в карман и твёрдо произнёс:
– Жив буду – приду.
– Обязательно приходите! – выпалила девушка, словно смерть можно отложить или запланировать. Прикусив губу, она тут же поспешила исправиться: – Ну, в смысле, мы будем рады вас видеть.
– Не суетись. Мы, старики, неизбежно принимаем судьбу. Мне в этом году девяносто пять стукнуло. Войну прошёл, детей, внуков вырастил, жену похоронил.
– Соболезную.
– Что это мы с тобой всё на улице болтаем? Заходи в дом, раз пришла. Чаем напою, там и познакомимся.
– Спасибо, но мне…
– Никаких возражений, – в голосе ветерана внезапно возникли командирские нотки. – Я сейчас воды наберу, а ты пока располагайся.

Он схватил морщинистыми руками вёдра и пошёл к старому колодцу.

Катерина отодвинула старую тюлевую занавеску, висевшую в дверном проёме, и проскользнула в тёмную сырую прихожую, куда солнечный свет едва проникал через маленькое пыльное оконце. Сняла туфли, аккуратно поставила их у входа и по пёстрой ковровой дорожке прошла в душную комнату, пахнувшую сердечными каплями.

– А ты не из деревни, – подметил Афанасий Петрович, подойдя к плите.
– Я из Никольского.
– Это хорошо, что ты в нашу школу пришла работать, – Афанасий Петрович зашаркал по спичечному коробку. – Молодёжи-то у нас совсем не осталось, все уезжают, одни старики доживают свой век.

Катерина улыбнулась, словно её тоже радовало, что она оказалась здесь, и достала из сумки пакет с большими красными яблоками.

– Это вам.
– Вот ещё удумала, – ветеран расплылся в улыбке.
– Импортные, они вкусные. И сорт мягкий, – нахваливала Катерина.

Афанасий Петрович положил пакет на стол и сухо поблагодарил девушку.

– Это ты наших яблок не пробовала. Наши сады на весь край славились, потому деревню Яблонькой и назвали. Ни одни заграничные с ними не сравнятся. Моя маменька до войны такие яблочные пироги пекла... А какие компоты варила!
– А после войны? – поинтересовалась Катерина.

Ветеран задумчиво опустился на продавленный диван и уставился в пол. На стене позади него висел лоснившийся ковёр с большерогими оленями и серый фотопортрет нескладного паренька в гимнастёрке.

– Отец и я уже были на фронте, когда фашисты вошли в деревню. В нашем доме обосновались четверо, а мама и моя младшая сестра Даша ушли в закутки, чтобы на глаза им не показываться. Дров в доме не было, а сбережённое для коровы сено те кинули в печь в тот же вечер. Потом добрались и до наших яблонек, пилили и топили по-чёрному. Долго они не пробыли и, уходя к Никольскому, стали дома жечь. Маменька с Дашей спрятались в разорённых садах, сидели тихонько, чтобы их никто не приметил. Даше всего год был, так даже она чувствовала опасность, за всю ночь ни разу не пискнула. Чтобы не замёрзнуть – а уже ударили первые морозы, – маменька крепко прижимала её к себе, накрыв старым отцовским полушубком. Там же встретила кого-то из соседей, так и просидели они в саду до утра, видя, как догорает родная деревня.

Комнату пронзил свист чайника. Ветеран поспешил к плите.

– Вот и чаёк подоспел.
– Давайте помогу, – Катерина схватила чайник прихваткой и налила кипятку в две фарфоровые чашечки. Отнесла их на круглый стол, где стояли сахарница и стеклянная вазочка с сушками. Афанасий Петрович сел на прежнее место, Катерина – на скрипящий стул напротив.
– Теперь понятно, почему сады такие, – робко сказала Катерина, – я мимо них каждый день проезжаю, так из земли один сухостой торчит, – война.
– Нет, – категорически заявил ветеран. – После Победы мы потихоньку деревню отстроили и сад восстановили. Ухаживали за ним все вместе, ведь, если подумать, мы ему жизнью обязаны. Первые урожаи были скромными, но с каждым годом плоды становились всё слаще. Посадили ещё один сад неподалёку, начали возить наши яблочки в посёлок, на рынке продавать – так о них и узнали во всей области. А сейчас, – ветеран отодвинул чашку и снова уставился в пол, – до них никому дела нет, как и до всей деревни. Умирает потихоньку Яблонька вместе с нами, кто память о ней бережёт. И войны не надо.

Катерине стало жалко старика, и, решив больше не терзать его воспоминаниями, она засобиралась домой.

– Будем рады видеть вас на концерте, – сказала она с улыбкой у дверей. – И спасибо за чай.
– Липовый! – с гордостью произнёс Афанасий Петрович. – Каждое лето соцветия собираю, высушиваю. Душисто получается.

У калитки заскулила собака.

– А-а, Журка, нагулялась.

Тёмная кудрявая болонка с забавно высунутым языком юрко пролезла под забором и, радостно подбежав к старику, запрыгнула на него грязными лапами.

– Опять где-то измазалась, – отругал он любимицу. – Стой тут, сейчас лапы мыть будем.

Катерина молча оставила старика, захлопотавшего над Журкой, и отправилась на остановку.

Словно потревоженные чаинки, кружились, собираясь в стаи, птицы. Полупустая маршрутка уже стояла, дожидаясь отправления. Водитель лениво курил в окно, молодые пассажиры молчали, уставившись в телефоны, и лишь на секунду отвлеклись на вошедшую девушку.

Катерина села к окну, чтобы никого не было рядом, и, вытащив по привычке наушники, тут же положила их в карман.

Маршрутка резко тронулась. Потемневшие деревенские дома и дворы быстро исчезли, сменились широкой полосой яблоневых садов. Яркий экскаватор всё ещё ездил между длинными рядами яблонь, безжалостно разверзая тёплую землю лязгающей металлической рукой. Деревья, оголяя корявые корни, валились в пожелтевшие сорняки. С громким хрустом ломались стволы и ветви, монотонно верещала бездушная пила.

«И войны не надо», – вспомнились девушке слова ветерана.

Ещё утром она представляла на этом месте красивые пригородные дома, а сейчас тихо плакала, проезжая мимо.