– Вы родились на Урале, у вас биография работяги, рукастого человека, честного труженика. Вы – настоящий русский мужик. А не обидно ли для вас звучит грубоватое слово «мужик»? Сейчас в Москве некоторые обижаются.
– Я действительно появился на свет на Урале, рос в Свердловске, состоялся как личность именно там. «Мужик» – хорошее слово, определяющее мужское начало в человеке. В сёлах ведь всё хозяйство именно на таких тружениках и держалось. Как на это можно обижаться? У меня в жизни происходило всякое, я был разносторонним пацаном. Теперешнее поколение никогда не переживёт того, через что прошёл я в первые двадцать лет. Учился в радиотехникуме, работал. Когда исполнилось восемнадцать, стал начальником – главным энергетиком свердловского Центрального стадиона. Случайно вышел на сцену в радиотехникуме и понял, что это моё призвание и что буду служить искусству до конца своих дней. Всё ради искусства оставил, даже спорт, а ведь я был хорошим боксёром, лёгкой атлетикой занимался. Как-то успевал, а между тем ещё и первая любовь была, сумасшедшая!

– Вы окончили один из лучших актёрских вузов России – ГИТИС. Чем, на ваш взгляд, отличается ваше поколение выпускников от сегодняшней актёрской молодёжи? Например, этот вуз окончил главная звезда экрана Александр Петров. Могли бы вы на его примере показать разницу между вашими поколениями?
– Это кто такой? Меня от слова «звезда» слегка подташнивает. Сегодня «светит», а завтра о нём забыли. Евстигнеева, Папанова, Самойлова, Крючкова никогда не забудут. Понимаете, уровень исполнительского мастерства резко упал, как и уровень режиссуры. Где вы сейчас найдёте такого артиста, как Андрей Миронов?

Мы, студенты, тогда росли на великих примерах. Чтобы попасть в Ленинград на спектакль БДТ «Идиот», мы из Москвы ехали на перекладных, нас даже высаживали с поездов. Но я всё-таки попал на этот спектакль! Вы знаете, до сих пор вижу Смоктуновского в роли Мышкина – вот прямо стоит перед глазами.

– К моменту развала Советского Союза вы оказались артистом минского театра. Почему вы уехали в Минск? Неужели в восьмидесятые годы не смогли устроиться ни в один театр Москвы или Ленинграда, с вашей-то известностью?
– После окончания ГИТИСа у меня очень трудно складывалась жизнь. Я не смог никуда устроиться, ушёл в армию, служил в Таманской дивизии. После этого сложно было найти место в Москве. Взяли только в Театр Советской армии на должность мебельщика-реквизитора с обещанием, если кто-нибудь уйдёт, перевести в труппу. Так продолжалось пять лет. Помог случай – заболел актёр. Режиссёр Борис Морозов договорился с тогдашним руководством, чтобы меня взяли на одну из главных ролей в спектакле «Неизвестный солдат» по Рыбакову. Ну, сыграл очень успешно старшину Бокарёва, и меня заметили на «Мосфильме». Пригласили на роль Алексея Красильникова в фильм Василия Ордынского «Хождение по мукам». Так я начал сниматься. Слухи обо мне дошли до Ларисы Шепитько, которая запустила тогда своё кино «Сотников» по повести белорусского писателя Василя Быкова. Прекрасный был сценарий и гениальный режиссёр. Эта тяжелейшая работа дала мне путёвку в большую кинематографическую жизнь. В окончательном варианте фильм назывался «Восхождение».

– К сожалению, месяц назад ушёл из жизни ваш партнёр по «Восхождению» Борис Плотников.
– Как?! Когда?! Если честно, я не знал. Вы меня просто оглушили этой новостью! Это очень и очень печально. Не могу сказать, что мы шли по жизни вместе. Но я так хорошо работал с ним на площадке, как и с Владом Галкиным, например. Сама история Бори очень интересная. Удивительно, как его нашли! Художник-постановщик Юрий Ракша рисовал эскизы к фильму «Восхождение». Написал портрет, как он представляет себе персонажа Сотникова. А у нас ведь тогда были потрясающие ассистенты режиссёра по актёрам. Они искали и находили таких звёзд, как Янковский, Саша Михайлов. Могли на улице встретить человека, как вот Бурляева, и привести его на студию.

Так вот, для Ларисы Шепитько это была очень важная картина. Поиск персонажей оказался трудным. Ассистенты колесили по городам, по всем театрам, смотрели спектакли. И вот одна из помощниц режиссёра приехала в Свердловск, а Боря работал в местном ТЮЗе – играл зайчиков, мышек и прочих медвежат. В фойе, естественно, висел его портрет. Ассистент увидела и поняла – один к одному эскиз Юрия Ракши. Она забрала фотографию и привезла Ларисе, та сказала: «Срочно сюда его!» Боря приехал.

Ему было очень тяжело. У меня-то имелся хоть какой-то опыт в кино, а у него это вообще первая картина. Да ещё такая роль! И он сильно волновался. Я всячески пытался ему помочь. Потом пришёл гениальный Анатолий Солоницын, который тоже старался поддержать начинающего актёра. Боря нам всем очень понравился. Он был искренний. Видно было, как напуган всем происходящим: «Мосфильм», знаменитая Лариса Шепитько, Солоницын.



За неделю до начала съёмок Лариса привезла нас в Муром, где мы репетировали. И вот мы в костюмах – Боря в шинельке, я в своём тулупе – ходили по городу, и все смотрели на нас как на идиотов. А мы привыкали друг к другу, обхаживали эти наряды. Вместе с Ларисой Шепитько всё обсуждали. Боря становился перед ней на колени и смотрел как на богиню. В общем-то, мы все были влюблены в неё. Статная, красивая. И ещё в ней чувствовались сила и уверенность, и они передавались нам. Мы с Борей не играли, а проживали судьбы своих героев. Боря обжёг глаза, я отморозил уши и получил хронический бронхит. Для нас это не кино, а целый кусок жизни. Я себе сказал тогда: «Умру, но сделаю».

Потом была такая печальная история. Голос Бори не подходил. Слишком интеллигентный и трогательный. Не хватало мужского начала, какой-то особой силы. Поэтому она стала искать другой тембр. Пробовался Олег Даль. Увидел материал, был потрясён. И от волнения никак не мог попасть, найти голос Сотникова. Появился Демьяненко, который считался мастером дубляжа на «Ленфильме». И он, конечно, нашёл характер и блистательно озвучил роль. Однако для Бори это оказалась страшная драма. Он страдал, в суд хотел на Ларису подавать. И я его понимаю, ведь это его детище, он столько пережил на съёмках! Потом, конечно, Боря успокоился. Но всё-таки, мне кажется, в глубине души обида осталась.

– Насколько изменилась ваша жизнь после «Восхождения»?
– У меня появились очень интересные предложения. Георгий Товстоногов звал на главную роль в БДТ. Сильно обиделся на меня, когда я отказался из-за нехватки времени. И больше, конечно, ко мне не обращался. Звонили из «Современника», Театра Пушкина, «Моссовета», МХАТа. При желании можно было устроиться в любой московский театр. Но я отдал предпочтение кинематографу. А потом были фильмы «Старшина», «Случайные пассажиры», «Охота на лис». Началась очень интересная жизнь. Теперь не меня выбирали, а я выбирал.

– А как же при такой популярности вы оказались в Минске?
– На съёмках безумно влюбился в гримёра «Беларусьфильма». Из-за неё расстался с семьёй в Москве. Очень сложно, но честно. И перебрался в Минск – в никуда, в новую жизнь. (Светлана – третья жена В. Гостюхина; брак распался в 2000 году. Четвёртая супруга – артистка минского Театра-студии киноактёра Алла Пропич. – Ред.)

– Как вас приняла Советская Белоруссия?
– Для меня Советский Союз – величайшая страна, и гибель нашей державы я переживал очень тяжело. В Советской Белоруссии меня приняли прекрасно. При киностудии «Беларусьфильм» открыли Театр-студию киноактёра, и мне сразу предложили главную роль, в первом же спектакле. Сыграл двадцать-тридцать постановок, и опять кино меня увело. В театр я вернулся только в паскудные девяностые годы, когда всё рушилось, погибал кинематограф. Я снялся, наверное, в последнем советском фильме – «Урга». Тогда на «Мосфильме» велось производство трёх картин, в двух из которых я был задействован. И после этого главный киноконцерн страны превратился в кладбище. Я ходил по нему со слезами, страшно было смотреть на эту разруху. Место, которое я очень любил, где был счастлив, – просто умерло. То же самое постигло и блестящую киностудию «Беларусьфильм». Сейчас там раскол, вообще непонятно, что происходит. А при Советском Союзе все студии республик процветали, выпускали интересное, своеобразное кино: «Грузия-фильм», «Молдова-фильм», «Таджикфильм», «Казахфильм», «Киргизфильм». И везде были свои гении, свои шедевры.

– Даже спустя тридцать лет после конца СССР люди продолжают любить советское кино. Как вы объясняете эту зрительскую симпатию к старым фильмам?
– Советские фильмы – это величайшее мировое кино! Современный кинематограф никогда даже близко не дотянется до того уровня! Вся тогдашняя система была нацелена на то, чтобы искать талантливых мастеров. И важно, что это было режиссёрское кино. Режиссёр был личностью, вокруг которой собиралась блестящая актёрская труппа.

– С каждым годом люди в России, Белоруссии и других бывших республиках СССР всё с большей теплотой вспоминают времена социализма. А ведь тридцать лет все ругали Брежнева, застой… Почему сейчас вдруг у людей в головах всё поменялось?
– Если бы стало лучше, то никто бы, может, и не вспоминал те времена. В Советском Союзе, конечно, не всё было гладко и радужно. Я, например, какое­то время находился во внутренней эмиграции, потому что отрицал многие вещи. Я не был грубым антисоветчиком, наоборот, поддерживал социализм. Для меня данное понятие означает справедливое отношение к людям. И я говорил об этом открыто, за что в армии получил пятнадцать суток ареста. Дай бог здоровья полковнику Воинову, начальнику политотдела Таманской дивизии, который помог мне, поверив моей исповеди. Когда он вызвал меня с гауптвахты, я откровенно рассказал ему, что думал о сложившейся ситуации. А я всегда был неравнодушен к тому, что вокруг меня происходит. Так меня воспитал отец – настоящий коммунист, ветеран, инвалид войны. Родители у меня были честнейшими, прекраснейшими русскими людьми, тружениками. Батя прошёл войну. Те, кто выстоял в то время, – это вообще сверхлюди, для меня они все святые, все! Я рос в очень хорошей семье. С детства в меня было заложено, что справедливость – главная ценность. И когда в армии случился произвол, я выступил против. Конечно, крепко получил по мозгам.

Когда стал известным, выступал на встречах со зрителями, где резко высказывался о состоянии советской экономики. На меня писали доносы, потом вызывали в КГБ, предупреждали: «Мы понимаем, что вы не враг. Но тем не менее так говорить не нужно». Несмотря на это, я получал звания и награды, ко мне относились уважительно, и я очень счастливо существовал в кино, работал с блистательными режиссёрами! Снимался в серьёзных фильмах, а потом мог поиграться – выбрать для себя какую-нибудь киноигрушку вроде «Лунной радуги», где играл американского космонавта. Или был как-то раз шотландцем Мак-Наббсом у Говорухина в картине «В поисках капитана Гранта». Однако когда рухнул советский кинематограф, я застрял в Белоруссии, в Театре-студии киноактёра. В итоге занялся режиссурой, стал сам снимать кино.

– Родственные отношения между российским и белорусским народами – наверное, последний осколок великой страны СССР. Но сейчас и эта дружба под угрозой. Что, на ваш взгляд, происходит сегодня в Белоруссии?
– В Белоруссии произошла попытка государственного переворота. Это проявление местного национализма. Эта так называемая «оппозиция» меня всегда ненавидела и сейчас терпеть не может. В девяностые годы я вообще был приговорён к смерти. «Нацики» говорили: «Когда мы придём к власти, то первым повесим Гостюхина». А ещё обещали казнить вместе со мной выдающегося актёра Николая Ерёменко-старшего и художника Михаила Савицкого.

Конечно, в белорусском обществе есть элементы застоя. Но я доволен тем, что после распада СССР Александр Лукашенко спас страну от гибели, сохранил эту маленькую землю, сберёг в ней жизнь. И тем не менее в одном интервью я прямо сказал, что Александр Григорьевич немного забронзовел. И в нашей киносфере чувствуется застой, нет движения, обновления. Не хватает свежего воздуха. Но я не специалист, от меня мало что зависит. Просто высказываю свои ощущения.



– Если говорить о руководителях, то вспоминается ваш герой в сериале «Оттепель» Валерия Тодоровского. Вы играете директора «Мосфильма» и показали его как очень жёсткого, но обаятельного человека, который хорошо знает своё дело. Честно говоря, сегодня нечасто встретишь такого способного руководителя. А вы встречались с подобными начальниками?
– Когда-то советским кино руководил Борис Владимирович Павленок. Он тоже из Белоруссии, бывший партизан, позднее – зампред Госкино. Тоже очень строгий человек, но справедливый. Мог раздербанить, уволить разгильдяя. Он понимал, кто талантлив, кто гений, а кто – ну, так себе. Вот меня спрашивают: а кого ты играл? Скорее всего, Павленка. Вот такого руководителя я мечтал бы видеть во главе любого дела.

– В «Оттепели» у вас большая сложная роль. Но есть фильмы, где вы запомнились зрителям по одному эпизоду, как, например, в картине Балабанова «Война». Ваш герой объясняет сыну (Алексей Чадов), что всё в жизни держится на мужике. Вы с этим согласны? Как вообще оцениваете работу с Балабановым?
– Я там нахожусь в кадре всего минут пять. Но вы обратили внимание, что Балабанов в титрах поставил мою фамилию не в эпизодах, а в числе исполнителей главных ролей? Это его оценка моей работы! Алексей дал мне полную свободу. Я ведь сразу понял, что от меня требуется. Иногда режиссёр что-нибудь объясняет, а я просто затыкаю уши, потому что уже знаю, чего надо, а он может сбить с толку. Мне главное – привести свой организм и психофизическую систему в то состояние, в котором существует мой герой. Это очень сложный процесс. А теперешняя система кинопроизводства кошмарна. Часто говорят: «Всё, давайте снимать». Отвечаю: «Что снимать? Ещё всё сыро, нужно репетировать». Я всегда требую прогонов, потому что в меня ещё не вошёл мой персонаж, его нет ни в руках, ни в голове, ни в ногах, ни в сердце. Необходимо репетировать. А сейчас режиссёрам надо быстрее, бегом. Камеру туда, потом сюда. Поэтому и кино смотреть невозможно.

– Владимир Васильевич, с наступающим Новым годом! Как готовитесь к празднику и где собираетесь отмечать?
– Да я у себя на фазенде всегда встречаю. Сижу уже почти год тут один. Сейчас ведь пандемия, все мои проекты полетели. У меня шикарное место, где я прячусь от всяких коронавирусов. Поэтому в Новый год буду один. А вот на Рождество ко мне съедутся все. Этот праздник мы отмечаем с топотом и свистом!