У любого нормального осетина всегда несколько бабушек. Кроме основных двух, со стороны мамы и папы, к бабушкам относятся все сёстры родных бабушек, принимающие участие в воспитании внуков. Да что там сёстры… Бабушкой может считаться любая пожилая родственница из села, к которой тебя отправляли летом.

Фактически запас бабушек у нас, осетин, неисчерпаем. Ведь есть ещё двоюродные и троюродные сёстры. Вот с дедушками такая фигня не катит, их может быть только двое, и то между ними всегда идёт борьба за тебя. Это как «Пепси» и «Кока-Кола», как «Мерседес» и «БМВ», Санта и Дед Мороз. Ты потребитель, за которого борются гигантские компании «Мамин Папа ЛТД» и «Папин Папа Корп».

Но вернёмся к бабушкам. У меня была бабушка Рая, которая всегда возмущалась, что я совершенно игнорирую телевизор. Она сажала меня, трёхлетнего, перед экраном и говорила:
– Смотри фильм детям.

Я убегал, и баба Рая восклицала:
– Что за ребёнок, ничего его не интересует!

Бабушка Сима закармливала меня шоколадом и, как все бабушки, обожала смотреть прогноз погоды на завтра и извещения о смерти. На всех наших региональных каналах были извещения, кое-где до сих пор остались.

И вот Сима смотрела погоду, потом извещения, причём с одним выражением лица. Скепсис. Мне кажется, она сомневалась в профессионализме метеорологов и не особо доверяла выбору Смерти.

А бабушка Дибахан, или, как её все называли, баба Диба, страстно влюбилась в видео. В восемьдесят девятом году видеомагнитофон был ещё диковинкой, и понятно, что репертуар подбирал я.

Баба Диба неплохо разбиралась в творчестве Шварценеггера, Сталлоне и Ван Дамма. Например, «Коммандо» мы посмотрели три раза, и каждый раз Дибахан по-осетински подбадривала полковника Мэтрикса и ругала злобных террористов.

А вот Джеки Чана она не любила, называла его «маймули», что в переводе с осетинского значит «обезьяна». Считала, что мужчине так прыгать не пристало.

Ещё была баба Шура. Тут надо пояснить, что у нашей бабы Раи было два мужа, поэтому у моей мамы отчество Александровна, а у тётки – Михайловна. Дед Миша был русским, я его почти не помню, только огромные руки и грохочущий голос. И вот у него была сестра, старшая. И хотя мне она по крови вообще никем не доводилась, я называл её «баба Шура».

И вот, прожив долгую и достойную жизнь, баба Шура умерла. Моей маме она тоже никем не доводилась напрямую, но тем не менее часть скорбных и печальных обязанностей мама взяла на себя. И поехали мы за гробом.

Гробы, венки и прочую похоронную атрибутику у нас продают на улице с оптимистическим названием Солнечная.

И вот моя мать ворвалась в соответствующий магазин и деловито потребовала гроб. Продавщица поинтересовалась размером.

– А они у вас по размерам? – удивилась мама.

– Ну, конечно, покойники-то разного роста. Вот ваш какой?

Мама задумалась, потом показала примерный рост бабы Шуры, Царство ей Небесное.

– Метр семьдесят за глаза хватит, – авторитетно сказала продавщица печальных товаров.
– Давайте метр восемьдесят. На всякий случай.
– На вырост, что ли? – глупо пошутила продавщица.
– Нет, вдруг на каблуках будет, – не менее глупо отбился я.

Мама укоризненно поджала губы, хотя по её глазам было видно, что отбился я ловко.

Короче говоря, с размером мы угадали. И дальше, на похоронах, всё шло как положено: вынесли, простились, взяли, понесли.

Несём. Я впереди слева, соответственно, гроб поддерживаю правой рукой. Перед нами батюшка с кадилом.

И тут у меня зазвонил телефон. Помните эти чехлы-сумочки для прежних кнопочных аппаратов? Телефон надрывался на правом боку. Живот и гроб мешали левой руке прекратить эту неуместную вакханалию.

И ладно бы он просто тренькал или играл стандартную мелодию для «Нокии», нет. В телефоне орала «Хава нагила» – мне нравилась еврейская народная музыка.

Батюшка споткнулся. Обернулся, подняв бровь, кадило зависло в воздухе. А я всё пытаюсь эту финскую гадину выцарапать из подсумка. Телефон орёт громче, очень удобно – нарастающий звонок. Особо циничные участники процессии начали ржать. Мой партнёр по гробологистике давай в такт пританцовывать. Сзади уже кто-то подпевал. Похоронный оркестр, который практически упаковался, снова распаковался и стал подыгрывать.

Со стороны, думаю, выглядело люто. Идёт процессия с гробом, давится смехом, толстяк, несущий гроб впереди, шарит у себя по поясу, во главе – православный батюшка, и всё это шоу под еврейскую песню радости.

Похороны заиграли неожиданными красками и стали внушать оптимизм. Встречные граждане практически аплодировали, местные алкаши кричали:
– Ой-вэй!

Батюшка, уже не таясь, матерился на старославянском и махал кадилом аки пращой.

Есть, достал!

– Алё!
– Жорик, ты?
– Нет, вы не туда попали.
– А куда я попал?
– На похороны.
– А-а-а… Я извиняюсь, брат. А кто, кстати, умер?
– Бабушка.
– О-о-о… Понял. Давай, брат, удачи. Ну, в смысле, Царствие Небесное!

Впереди замаячил автобус-катафалк. Остаток скорбного действия прошёл без эксцессов.