«Ну вот, и здесь забор завалился». Ивановна просыпается рано. Хотя живность давно не держит, утро начинает с обхода двора. И в былые-то времена хозяйственные постройки не отличались ухоженностью, а после смерти мужа вовсе обветшали. Дети разъехались, обзавелись семьями. Мать навещали часто, но однообразно: приезжая в родимый дом, устраивали бурные выходные с пивом, музыкой и шашлыками, а потом спали до обеда. Ивановна не жаловалась: хорошо, что вообще приезжают, с внуками видеться дают. Пусть к себе не очень зовут, но внимание уделяют.

«Калитку совсем перекосило, трава в палисаднике по пояс». Ивановна подняла глаза и ещё горше вздохнула. Крыша… Шифер почернел и потрескался. Кажется, перекрывали сразу после рождения старшего сына. Она пошевелила губами, вычисляя год. Ох, да и только.

Зато дом напротив, через дорогу, хорошел с каждым днём. Пока там жили старики, ничего не менялось. Но стариков не стало, невестка с сыном перебрались в родовое гнездо и активно облагораживали подворье. Построили новый гараж для двух автомобилей, новую веранду размером почти с дом. Железный зелёный забор недавно выпятил грудь в сторону проходивших и проезжающих: не пущу, моё! И, презрительно косясь на старенький забор Ивановны, впускал и выпускал только нужных людей.

Пока ставили железный забор, Ивановна смотрела и тихонько завидовала. Но соседи привезли рабочих, и те под руководством Николаича, хозяина, бывшего майора милиции, начали возводить новенькую красную железную крышу.

Зависть сразу выросла в размерах. Теперь ежедневно, заняв наблюдательную позицию на скамеечке у калитки, Ивановна изучала все перемены в соседском доме, все «омолаживающие процедуры».

Поработав на грядках, умывшись холодной водой, наскоро перекусив, ещё достаточно статная и миловидная хозяйка спешила на свой наблюдательный пункт. Вечером, перед сном, выходила и снова смотрела. А потом, лёжа на диване под стареньким одеялом, представляла, как её собственный дом чудесным образом накрывается новой крышей.

Ивановна уже привыкла наблюдать, как ловко работают мужики, слушать ругань и споры хозяев, мечтать. Как вдруг:
– Ах ты, калоша старая, сучка, ишь, что удумала! Сидит, глазки строит, совесть потеряла на старости лет! На чужое заришься, шлюха?

Ивановна не сразу поняла, что обращаются к ней. У калитки напротив махала руками и истошно вопила соседка Катерина, за маленький рост и особый талант к скандалам прозванная Моськой.

– Вырядилась, вызвездилась, проститутка!

На вопли выскочил Николаич, попытался вразумить супругу, но та и слушать не стала.

– Ага, защитник нашёлся! Я давно заметила, как вы переглядываетесь: он, значит, на крыше, а эта «красотуля» облезлая на лавочке. Я вас выведу на чистую воду!

Дальше Катерина произнесла длинный текст с многочисленным упоминанием интимных частей человеческого тела. Забывшая за долгие годы вдовства о сексуальной стороне жизни Ивановна то краснела, то бледнела. Не выдержав лживых обвинений, забежала во двор и юркнула в дом. Но и там визгливая брань раздосадованной соседки ещё минут десять резала слух.

Стемнело, но Ивановна не включала свет. Думала: господи, до чего я дожила, стыд-то какой! А если дети узнают? Что соседи уже в курсе случившегося, она не сомневалась.

Михаила Николаевича, который моложе неё на три года, она никогда не рассматривала как потенциального жениха, мужа или друга. Ни когда он, первый гармонист на селе, вернулся из армии, ни тем более теперь, когда седина и морщины сгладили их разницу в возрасте, а главной её мечтой стали домашний уют и покой. «Как я завтра на людях покажусь?» С этой мыслью Ивановна полночи прокрутилась на диване без сна.

Впервые за много лет она решила отменить утренний обход двора. Хотя украдкой из-за шторки несколько раз всё же взглянула на соседскую крышу. День стоял погожий, домашние заботы вытеснили смятённые чувства и притупили бдительность. Но, выпуская за калитку свою дворняжку Дусю, Ивановна опять подверглась «обстрелу» со стороны ревнивой соседки. Создалось впечатление, что Катерина намеренно с утра сидела в георгинах, выжидая момент. Кончилось тем, что Михаил, схватив шумную супругу за руки, затащил её в дом. Та билась в истерике и стучала кулаком в оконное стекло, продолжая выкрикивать угрозы. В этот день Ивановна на улицу больше не выходила.

Однако назавтра ей понадобилось купить хлеба. Ивановна тихонько прокралась через задний двор между картофельных грядок на тропинку, идущую мимо бывшего детского сада, и ступила на дорогу.
– Ага, ты тут! Б…, п…, старая калоша, ведьма! Это ты на моего мужика порчу наводишь, подклады готовишь!

Моська с мужем, как назло, тоже оказались в магазине. О том, что у Ивановны, такой тихони, шуры-муры с соседом, узнали все, кто пришёл в этот час за продуктами, в том числе дети, покупавшие мороженое. Дёрнулся в постели от воплей ревнивицы лежачий сват Ивановны в своём доме на другой стороне улицы. От неожиданности уронила в колодец в соседнем дворе полное ведро воды библиотекарша Вера. Услышали собаки, сидевшие перед магазином в ожидании хозяев, и дружно разбежались. Стайка воробьёв подхватилась с орешника. Не факт, что Моськины вопли не услышал лётчик, в этот момент пролетавший над деревней.

Ивановна, не помня себя, добежала до дома и закрылась на все замки. «Всё, закончилась моя тихая жизнь. Съест меня соседка». Немного поразмыслив, она решила, не провоцируя ревнивицу, приготовиться к обороне. До субботы просидела дома, как в осаде.

Конечно, Катерина дебоширить не прекратила. Даже периодически швыряла камни в сторону «разлучницы». Похоже, Николаичу надоело оправдываться перед супругой, и он пустил всё на самотёк, уйдя с головой в домашние дела. И тогда Моська совсем расхрабрилась, схватила палку, перебежала через дорогу и долго стучала по старенькому забору и по калитке Ивановны, кроя «ведьму» на чём свет. Соседи были благодарны за бесплатные концерты. Старенькой Герасимовне внуки даже специально стульчик к калитке вынесли – не только слышать, но и видеть.

Когда в субботу приехал внук-студент, Ивановна на радостях выбежала за калитку и бросилась в объятия здоровенного молодца, будущего учителя физкультуры.

– Ну, ты обнаглела, шлюха! Выперлась всё же, калоша облезлая!

Катерина, воинственно подбоченившись, тут же начала очередной «обстрел». Вытирая слёзы платком и краснея, бабушка кратко объяснила внуку поведение соседки. Все это время из-за железного забора сыпалась отборная брань. Серёга молча достал телефон и кому-то позвонил. Они с бабушкой сели на лавочку, обливаемые словесными помоями скандалистки, которая теперь взялась мыть кости сыновьям и невесткам Ивановны.

«Скорая» приехала быстро. Друзья ведь всегда готовы прийти на выручку, и у Серёги их было достаточно – этого скандалистка не учла. Хотя авторитет бывшего майора милиции не позволил приехавшим войти во двор, предупреждение хозяйке о возможном переселении под присмотр врачей возымело действие.

С тех пор крики ревнивицы сменились змеиным шипением, которого уже никто, кроме Николаича, не слышал. Только лохматый волкодав громким лаем поддерживал страдания хозяйки. Ещё с неделю Ивановна скрывалась на заднем дворе.

Дом с новенькой крышей… Как-то эта мечта сошла на нет. Ивановна привычно оглядывает свой дом, но уже с теплотой. «Будем с тобой так доживать, нам не привыкать. Лишь бы никто не мешал».