– Тёть Ир, а к чему снится синий цвет? – спросила Настя.

Ольга с Машей переглянулись, а однокурсница Насти Снежана довольно громко буркнула: «Начинается!» И только Ирина Николаевна отставила чашку с чаем и подпёрла голову рукой.

– В общем-то, синий цвет – к мужскому вниманию. А что снилось?
– Снилось, что я иду по синей ковровой дорожке, – с воодушевлением заговорила Настя. – А дорожка длинная-длинная. Вокруг люди, все на меня смотрят…
– Опять понавыдумывала себе всякой фигни, типа стала знаменитой артисткой. Вот тебе и привиделось, будто за «Оскаром» чешешь, – глумливо бросила Снежана.
– Тогда была бы красная дорожка, – задумчиво сказала Настя.
– Ладно, хватит балаболить. Мы на перекур, а ты тарелки сполосни, – распорядилась Мария.

Когда Настя Шведова вернулась, Ирина Николаевна, разгадывавшая кроссворд, хмуро спросила:
– Насть, а почему только ты посуду за всеми моешь?
– Так вы ведь устаёте сильно. У меня после шести часов рабочего дня и то спина ломит. А вы по восемь работаете и норму перевыполнять умудряетесь.
– Снежана такая же практикантка, как и ты, но никогда даже чашки за собой не сполоснёт.
– Ей, наверное, не хочется.
– А тебе хочется? – рассердилась Ирина Николаевна.
– А мне нетрудно, – улыбнулась Шведова. – Тёть Ир, у вас запасных иголок нет? А то в моей машинке какая-то кривая стоит. Дыры бьёт, просто ужас!
– Пошли поищем, – тяжело встала швея.

Студентки текстильного колледжа месяц назад пришли на практику в цех машинной вышивки швейного предприятия. Мягкая улыбчивая Настя сразу всем понравилась, а резкую, в «готском» прикиде и агрессивном макияже Снежану Митрохину встретили с плохо скрытым неодобрением. Снежке на чужое мнение начхать. Но когда ей начали ставить Настю в пример – мол, и вежливая она, и старательная, и работает хорошо, – Митрохина взорвалась.

– Поздравляю! Вы тоже на Настькины приёмчики купились.
– Какие приёмчики?
– Няшные! Одному улыбнётся, другому в глазки заглянет, третьего поблагодарит за науку – дело сделано! Все препы в колледже в пример её ставят. Вот, типа, девочка-ванилька, ми-ми-мишечка. Будьте все как Шведова. А то, что она без мыла куда угодно влезет, никто не замечает!
– Какой смысл ей к нам влезать? – возразила Ольга. – Мы обычные тётки, не богачи, не начальство.
– А это Шведовой виднее. Она ж в простоте ничего не делает. А врёт как! Вы ещё услышите.

Швеи неопределённо пожали плечами. Им, женщинам взрослым, семейным, обременённым детьми и кредитами, эти девичьи дрязги не очень-то интересны. Не приплачивай колледж денежку за наставничество, они бы в сторону студенток и не глянули. А так приходилось учить уму-разуму. Впрочем, вся учёба сводилась к принципу «делай как я» да беседам в обеденный перерыв. Сидя в темноватом закуточке мастерской, что пышно именовался комнатой отдыха, они, бывало, делились опытом работы с разными тканями и узорами. Но чаще слушали Настю, которая развлекала наставниц своими снами или приключениями, что сваливались на неё регулярно. То она лисицу в центре города встретит, то цыганки ей бесплатно погадают и споют, то со старушкой графиней познакомится и даже побывает у неё дома.

Через пару дней после «синей дорожки» Шведова едва успела к началу смены. Ирина Николаевна только собралась сделать замечание, как увидела, что девушка сильно хромает, джинсы в крови, а сквозь дыру светится залитая зелёнкой коленка.

– Настя, что случилось?
– Конец света, – жалобно ответила практикантка. – Перехожу дорогу на светофоре. Когда уже была посредине, загорелся жёлтый. Я припустила, чтоб успеть. И тут каблук на босоножке хрясь, я на землю бу-бух, сумка прямо под колёса – тресь! От ужаса заорала, народ сбежался, водители из машин повыскакивали. Я кричу: «Сумку из-под колёс достаньте!» – а людям слышится – руку. Вопят: «Скорую» вызывайте, у девушки рука под машиной!» В общем, подняли меня, на тротуар оттащили, боевые раны промыли. Жить буду.
– А хромаешь почему?
– Так каблук где-то на дороге остался, – Настя подняла ногу, чтобы продемонстрировать искалеченную обувь. – Вот и ковыляю. Снежечка, открой, пожалуйста, мою сумку. А то я даже заглянуть в неё боюсь.
– Задолбала! – процедила Митрохина, но из-за машинки встала.

Покрутила голубую сумочку, на которой красовался чёрный след от протектора, и злорадно сообщила:
– Замочек в хлам!

Рванула клапан и высыпала на раскройный стол обломки телефона, расчёски, губной помады, и всё это в жирных крошках от раздавленного бутерброда.

– Да, подруга, влетела ты не на одну штуку, – присвистнула Ольга. – Сумка, мобилка, джинсы… Ты хоть догадалась с водилы бабок слупить?
– Ой, что вы! Он и так меня с проезжей части на руках вынес, всю аптечку на меня извёл и до работы довёз.
– Блаженная, блин, – буркнула Митрохина.
– Что значит молодая-интересная, – вздохнула Мария. – На руках носят, на работу подвозят. А я как-то зимой на гололёде лбом об машину приложилась, помните, месяц с шишкой ходила? Так шоферюга за мной два квартала гнался, требовал рихтовку оплатить, будто я не головой в его тачку врезалась, а «КамАЗом».
– Тачка хоть хорошая? – поинтересовалась Оля.
– Я не разбираюсь. Чёрненькая такая, – неуверенно произнесла Настя и зашипела от боли, слегка задев коленку.

К обеду Шведовой стало совсем нехорошо. Колено распухло, поднялась температура.

– Тёть Ир, сходите к мастеру, пусть Настьку отпустят. А то загнётся тут, а нас за неоказание помощи притянут, – процедила Митрохина, глядя на раскрасневшуюся однокурсницу.
– Настюша, ты как? До травмопункта доберёшься?
– Надеюсь, – слабым голосом пролепетала та. – Поликлиника рядом с остановкой.

Хромающую девушку вывели за проходную, усадили в маршрутку. И до конца практики она больше не появилась. Документы за неё подписывала, брюзжа и чертыхаясь, Снежана.

Прошёл ровно год, и Ирину Николаевну вызвал мастер.

– Помнишь, практикантки у нас в прошлом году были?
– Помню.
– Одна, – мастер заглянул в бумаги, – Митрохина её фамилия, на работу к нам просится.
– Снежана? – с некоторым разочарованием произнесла швея. – Я бы лучше Шведову взяла.
– От Шведовой заявлений не поступало. От текстильного колледжа только Митрохина пришла. А объёмы растут. А работать некому.
– Ну, если растут, тогда берём. Её хоть с нуля учить не придётся.

Через три дня в маленький цех машинной вышивки вошла Снежана с тем же угрожающим угольно-чёрным макияжем и теми же шипованными браслетами, только в правом ухе прибавились серёжки с болтающимися черепами, а на руках – пара новых татуировок.

– Ну что, подруга, с присоединением тебя к рабочему классу, – насмешливо приветствовала её Ольга. – С тебя поляна.
– С получки накрою, – буркнула Митрохина.

Получила от мастера задание, села за машину, сделала несколько пробных стежков, заправила ткань в пяльцы и углубилась в работу. В швейном цеху сильно не поболтаешь, потому все разговоры отложили на обеденный перерыв.

– Ну, как вы тут? – спросила Снежана, когда нехитрая снедь была съедена.
– А-а, всё как всегда. Нормы вот повысили. Зимой был большой заказ на совсем простенький рисунок в две нитки. Начальство глянуло: «Да тут делать нечего». И задрало выработку. Но потом-то опять пошли цветы и птички.
– А зверюшки на детских комбинезончиках? – негодующе напомнила Оля.
– И зверюшки с градиентом. Мы к мастеру: «Возвращай старую норму!» Куда там! Горбатимся как проклятые.
– Да, на «Харлей» я тут себе не заработаю, – резюмировала Митрохина.
– Куда там! Только на прокорм и хватает. У меня унитаз развалился. Веришь, в кредит пришлось влезть, чтобы новый купить и установку оплатить, – пожаловалась Маша.

Швеи ещё долго мыли кости жадному начальству, а когда тему исчерпали, Ирина Николаевна поинтересовалась:
– Снеж, а что ж ты сама? Мы думали, вы вместе с Настей к нам работать придёте.
– А я Настьку замуж выпихала, – спокойно сообщила Снежана, помешивая ложечкой в чашке.
– Ты?! – воскликнули хором швеи.
– Ну да. А что тут такого? Ой, да это ж типа здесь всё начиналось.
– Что начиналось?
– Помните, Шведова коленку разбила, и вы её с обеда отпустили?
– Да, было дело.
– Ну вот. Вышла я после смены, зырк, возле проходной «Мерседес»-«кубик» стоит. А я за время практики все тачки возле фабрики выучила, где чья. К тому же за рулём сидит чужой чувачок и во всех выходящих девчонок глазами просто впивается. Подхожу, спрашиваю: не меня, типа, высматриваешь? Тут Настя у вас на практике, говорит. Светленькая такая. – «А, детепешник хренов! Это из-за тебя моя однокурсница всего имущества лишилась?» Он сразу на измену: «Да я её на руках вынес, раны промывал». – «А для начала, говорю, на сумочку её наехал, и всё в ней в труху! И мобилка, и косметика, и сама сумка не копеечная.

Швеи переглянулись.

– Да знаю, что у неё была торба дешманская. Но надо ж было его на чём-то развести. Тем более мужики в этом не сильно разбираются. Настька, говорю, бедная студентка, отца нет, мать-инвалид, ещё и младшего брательника тащит. Думаешь, зря она с её талантами на фабрику пошла? А теперь ей три месяца корячиться, чтоб новую мобилу купить.
– Взяла ты парня в оборот! – рассмеялась Ольга.
– А с ними по-другому нельзя, – убеждённо воскликнула Митрохина. – Я ему не Настька блаженная, которая в сумку даже посмотреть побоялась. К тому же рожа у него простецкая. Явно не для «Мерса». Наверняка хозяина возит, а они водилам неплохо башляют. Вот и наехала на него не по-детски. «Я с перепугу назад подал, когда она ко мне чуть не под колёса влетела, – гундосит. – Вот и помял слегка её сумочку». «С перепугу, не с перепугу, а по совести, надо б компенсировать». Короче, прыгнула в его тачку, и поехали мы телефон покупать. Докатили до центра, смотрю, он пытается возле магазина айфонов припарковаться. Не, думаю, не айс. Откуда у бедной студентки колледжа крутой айфон? Погнала его в другой магазин. Выбрали мы нормальную мобилу. Достал он карточку расплатиться, и я обомлела.
– Рассрочку оформил? – понимающе усмехнулась Мария.
– Фигушки, Маша. Не рассрочку. Карточка у него чёрненькая такая, с маленькой золотой короной.
– И что это значит? – удивилась Ирина Николаевна.
– Ой, деревня! – рассмеялась Ольга. – Это виповская карточка. Чтоб такую дали, надо на счету от пятидесяти тысяч баксов иметь. А то и больше.
– Выходит, под жирного бобра Настька сумку закинула? – восхитилась Мария.
– А то! Короче, выходим из магазина, Лёха – мы уже успели познакомиться – спрашивает, где сумки продаются. А вот сумку, говорю, и косметику будешь с ней вместе покупать. У нас со Шведовой вкусы разные. Прикатили мы к ней домой. Открывает Настька, Лёха ей сразу букет и коробку с мобилой.
– А букет откуда? Сам догадался?
– Ага, мужики догадаются! Я подсказала. Настька глазами луп-луп, с места двинуться не может. У неё сильный ушиб оказался. Она ещё две недели еле ковыляла. В общем, сгрузила я ей Лёху и умотала, чтоб типа не быть третьей лишней.
– Как же ты искалеченную девочку на чужого парня бросила? – возмутилась Ирина Николаевна.
– Здрасьте, тёть Ир! Я ж сказала: у неё мать-инвалид, из дому не выходит. Да и не тот Лёшка человек, чтоб внаглую лезть. В этом вся и проблема.
– В чём? – не поняли швеи.
– А это я вам в курилке расскажу, – встала Митрохина.
– Сядь! – приказала Ирина Николаевна. – Я же с вами травиться не пойду. А мне тоже интересно.

Снежана нехотя опустилась на диванчик.

– Проблема в том, что Настька, хоть вроде бы и не дура, училась норм, рисует классно, но в отношении мужиков у неё мозгов – чайную ложку не наскребёшь. И Лёха такой, что будет до посинения телиться. Приехала к ней через несколько дней. Вся хата в цветах, соки, фрукты ящиками стоят. Короче, отрабатывает пацан своё ДТП по полной программе. Как оно вообще, спрашиваю. «Ой, Лёшенька такой заботливый! Мне прямо неудобно». Ну не дура? – перебила сама себя девушка. – Клюнул парень, так действуй, окучивай! А она ему: «Ах, зачем это всё? Мне ничего не нужно». И на пианинах ему играет. А кто он, что он, спрашиваю. «Не знаю, – лопочет. – В какой-то компании работает». – «А ты знаешь, что его фамилия Апостолов, а машина на Виноградскую М.В. записана? Я уже успела по базе пробить». – «Ах, какая разница».
– То есть он не хозяина, а хозяйку возит? Может, и ещё какие услуги оказывает? – игриво подмигнула Ольга. – Некоторые специально для этого шофёров нанимают.
– Вот и я напряглась, – звякнула Митрохина серёжками с черепами. – Но Настьке это растолковывать не стала. Она ж у нас в облаках витает. Ей такое даже в голову не придёт. Но я-то должна знать, кого своими руками однокурснице подсунула. Весь интернет перерыла – ноль. Пришлось выходить на знающих людей, пошептаться кое с кем. Короче, выяснила. Виноградская – это Лёшкина мачеха. Мать его умерла, отец второй раз женился. И эта Марина Викторовна вдруг резко в гору пошла. Из зачуханного филиала её в центральный офис перевели, годик в замах походила, главбухом назначили. А ещё через несколько лет финансовым директором сделали. Причём никакой волосатой лапы у тётки не было. Всего своими мозгами достигла.
– Ты смотри, бывает же! – удивлённо покрутили головами швеи.
– Конечно, у многих от такой карьеры крышу не слабо срывает. Ещё вчера маломерная трёшка в панельке, затрюханный «Жигуль» в гараже, от зарплаты до аванса еле дотягивают, а тут вдруг полный шоколад. Но тётка оказалась не из таких. Само собой, хату с полным фаршем купила, тачку. Но мужа с падчериком, или как там его?..
– Пасынком, – подсказали швеи.
– Ага, с пасынком, не бросила, помоложе искать не стала. Видно, помнит, как он её, простую бухгалтершу с прицепом, из комнатухи в общаге взял.
– Слушай, так это повезло как Настёне! – воскликнула Маша.
– А ты думаешь, она это понимает? – заорала Снежка. – Эта блаженная такого себе понапридумывала, кому сказать, не поверят. Настька решила, что у Лёхи из-за того дурацкого случая типа чувство вины, а этим грех пользоваться.
– Точно, что блаженная, – цокнула Ольга. – Я бы такого кавалера в тот же день на себя затянула.
– Ну, зачем вы так, – примиряюще сказала Ирина Николаевна. – Просто порядочная девушка. Действительно, не годится парня на этом подлавливать.
– Значит, пусть его другая на чём-нибудь подловит? – взъярилась Митрохина. – Этот Апостолов простой, как двери в погреб. Знаете, говорят: «Если у тебя в детстве не было велосипеда, а потом ты заработал на «Бентли», то всё равно у тебя не было в детстве велосипеда». У Лёшки сейчас и «кубик», и карточка виповская, а понятия оттуда, из сиротского детства остались. Когда мать его заболела, отец по шабашкам начал мотаться, чтоб на лечение заработать. А когда умерла, он уезжал, уже чтобы долги раздать. А малого на два-три месяца к родне пристраивал. Близких-то у него нету, так, двоюродные, троюродные. И отношение к пацану всякое было. Своих детей отбивнушками кормят, а Лёшке суп на завтрак, обед и ужин.
– А отец что ж молчал? – вытерла набежавшую слезу Ирина Николаевна.
– А что ему оставалось? Спасибо, что согласились присмотреть, пока он вкалывает.

– И как же у них всё-таки сладилось? – нетерпеливо спросила Оля.
– Ой, сладится у них! Если б не я, до сих пор сидели бы, за ручки держались. И мамаша у Шведовой такая же размазня. Короче, подстерегла я Лёху, когда он от Настьки уезжал, и взяла за горло. Ты что, говорю, себе думаешь? Ждёшь, когда её другой кто-нибудь перехватит? Может, тебе кажется, что барышня не из козырных, желающих много не будет? Так имей в виду. Головастый чувак сразу сообразит, что таких, как Настька, – одна на миллион. А все остальные – такие, как я!
Швеи дружно расхохотались.
– Ну, чё вы ржёте? – обиделась слегка Митрохина. – Она ж точно как из старого времени. Белоснежка, блин. Короче, Лёшка чуть из машины не вывалился. А у неё есть кто-нибудь, спрашивает. «Пока нет, но не сегодня завтра может появиться, пока ты клювом щёлкаешь. Ты вообще понимаешь, в каком ты положении, говорю. Любая тёлка не за тебя замуж пойдёт, а за твой «Мерс», за мачехины бабки. А Настька до сих пор уверена, что ты простой водила. Но по этому поводу не парится, носом не крутит». – «Я тоже нормально зарабатываю». – «А по сравнению с мачехиной зарплатой?» – «Поменьше, конечно». – «Вот и не равняй! Боженька не зря Настьке каблук прямо перед твоей тачкой сломал». – «Так что, она специально перед моей машиной рухнула?» «Идиот! – ору. – Конечно же, случайно. Только случайности тоже разные бывают. Вот у меня одна знакомая в гололёд на машину упала. Так водила не то что не помог, он даже с неё бабки на ремонт содрал».
– Ага, так я ему и заплатила! – подскочила Маша.
– Это я так, для прикола, – отмахнулась Митрохина. – И совесть, объясняю, не зря тебя заела. Хотя ты ни в чём не виноват. Наоборот, первую помощь оказал, на работу подвёз. «Она мне понравилась». – «А потом разонравилась?» – «Не, ещё больше нравится. Но другие девчонки как-то показывают, что запали, а Настенька дистанцию держит. Сунусь к ней, а она бортанёт». Я уже было воздуху набрала, чтобы всё этому придурку высказать, а потом подумала: чёрт его знает, что там тараканы в Настькиной голове шуршат.

– Вот-вот, – поспешила согласиться Ирина Николаевна.
– Так надо было прямо ей сказать: не зевай, подруга. Богатый жених сам в руки идёт, – посоветовала Маша.
– Плохо вы Шведову знаете. Для неё ресурсный чувак хуже верёвки с мылом. А вдруг решит, что она на тугрики его нацелилась? Тут по-умному надо было. Короче, ломанулась я к Настьке. Ты что, говорю, над парнем издеваешься? Он уже на три кило похудел. Того и гляди стихи о несчастной любви писать начнёт. «А Лёша разве влюблён?» – мямлит. Я её чуть не прибила, честное слово! – стукнула ладонью по столу Снежана. – «Ты ещё спроси: в кого?» – «Почему же он ничего не говорит?» – «Знака ждёт. Намёка. Подбодри пацана как-нибудь» – «А как? Я не зна-а-а-ю». Не, я понимаю, домашнее воспитание, с детства за больной матерью ухаживает. Настька, по-моему, ни в одном месте круче школьной дискотеки и не была никогда. Но нельзя же быть такой совсем никакушечной!..

– Самое смешное, что Лёхины предки её нормально приняли. Батя так вообще млеет.
– А мачеха?
– А что ей до мужниного сына? У неё свой есть. Вот уж где дырка в голове! Я было запала на этого Игорька, но быстро обломалась. Для него простая швея даже не третий сорт, а грязь под ногами. Он всё по ночным клубам шарится, топ-модель себе выискивает.
– А ведь у парня тоже небогатое детство было, – задумчиво произнесла Ирина Николаевна.
– Было, – жёстко ответила Снежана. – Вот он понтами и компенсирует. Короче. Крутилась я между этими двумя голубками, Настей и Лёхой, чуть не полгода. Наконец-то раздуплились. Звонит мне Шведова. «Снежечка, мне Лёшенька предложение сделал! Ты у меня свидетельницей будешь. Не отказывай, пожалуйста!»
– Свидетельницей? – ахнули швеи.
– Вот и я со стула рухнула, когда услышала. Какая из меня, на фиг, свидетельница? Я платье уже забыла, когда надевала. Но раз уж я сама всё это сварганила, пришлось соглашаться. Настька мне красивую модель нарисовала с длинными рукавами, чтобы татухи не было видно, ткань вместе выбрали, а я сшила. Зацените фотки.

Митрохина включила телефон и принялась показывать свадебные снимки. Настенька выглядела ангелом, простоватый Алексей в дорогом костюме тоже не подкачал, и Снежана, смывшая чёрные «стрелки» с глаз и отказавшаяся от фиолетовой помады, была хороша.

– Ой, а хотите прикол? Помните, Шведова рассказывала, что с бабулей-графиней познакомилась и дома у неё побывала? Мы ещё ржали, почему не сразу с английской королевой. Была эта графиня у неё на свадьбе. Сто два года бабке, а спинка прямая, голова ясная, тост на французском языке сказала и статуэтку старинную молодым подарила.
– И что у Насти сейчас? Уже ребёночка ждёт?
– Не, в академию поступила на дизайнера. Муж платит, чего не учиться? Она лучше всех в колледже рисовала.
– Слышь, Снеж, а ведь Лёшка и в самом деле простой парень, – сказала вдруг Ольга, досмотрев фотографии. – Ты могла его и сама уболтать.
– Так я и уболтала, – непонимающе уставилась на неё Митрохина.
– Не для Насти, а для себя, – подмигнула Ольга.
– А Настьку куда девать? Не-е, её пристроила, за неё спокойна. Теперь жду, когда и мне синяя дорожка приснится.