Она изменяла, и я буду
13.05.2021 00:00
Убей один раз, но не мучай каждый день

Она изменяла– О свадьбе заикаешься, а уверен, что невеста тебя любит? – спросила меня мать после телефонного разговора с моей тогдашней девушкой.
– Любит – не любит, какая разница? – огрызнулся я. – Главное, что у меня к ней чувства, поживём, стерпится-слюбится.

Мать посмотрела на меня с тревогой.

– Как это – какая разница? Запомни: семья стоит на женских ногах, не будет жена любить – и рухнет всё при первом же ветре. А влюблённая женщина преодолеет любые трудности, все трещины склеит. Расскажу тебе две истории.

У моего отца было три брата и четыре сестры. Старший, Лукьян, вернулся с войны, но жена его и на порог не пустила, выставила вещи во двор.

– Живи где хочешь и детям на глаза не показывайся.

Село ахнуло, виданное ли это дело – жена не пустила мужа только потому, что тот не отправил с фронта ни одной посылки с трофейными вещами, платьями, цветными карандашами, тетрадками в красивых обложках. Одни только письма, но их на себя и детей не наденешь. Соседке Зюме муж Андрей прислал семь кофточек, три платка и какую-то диковинную штучку – говорят, её на волосы цепляют. Она целый год щеголяла в них перед бабами и любовником.

– У нас в Карелии больших боёв не было, немецких вещей никто в глаза не видел, – оправдывался Лукьян.

Но всё напрасно, у жены один ответ:
– Думал бы обо мне и детях, что-нибудь да прислал бы. Так мы тебе, значит, нужны. Уходи.

Делать нечего, взял Лукьян узелки и пришёл в наш дом. В семье четыре женщины и ни одного мужчины. Крыша и сарай завалились, мужские руки ох как нужны. Несколько лет прожил Лукьян с нами, спасибо дядьке, хоть как-то подправил дом.

Его собственный дом тоже покосился, в соломенной крыше зияли дыры. Шестеро детей зябли от холода. Всех мать настроила против отца, кроме Насти, старшей дочери.

Лукьян пришёл к жене с предложением:
– Дом скоро завалится. Детей жалко, где им жить? Настя вон красавицей выросла, женихов полон двор, а своего угла, считай, нет. Я могу построить новый дом или подновить старый.

Два года его семья жила у родственников, и два года Лукьян каждый вечер после работы в колхозе ремонтировал и укреплял старый дом. Кроме Насти, ему никто не помогал. Дом получился как новенький, но отца в него не позвали. Так он к нам и вернулся.

Настя уехала учиться в районный центр, там вскоре вышла замуж за известного художника. Из деревенской грязи переехала в большой прекрасный дом с белыми чехлами на креслах.

Однажды по колхозным делам Лукьян приехал на телеге в райцентр и завернул в гости к дочери. Настя посадила отца за стол, на белоснежной скатерти серебряные ложки и вилки, у каждого отдельные тарелочки.

Лукьян заёрзал на мягком стуле и попросил деревянную ложку и большую миску – ему так сподручнее.

О винегрете, который подали в фаянсовой салатнице, никто в родном селе и не слышал. Лукьян попробовал городской пищи – и удивился:
– Вроде все овощи знакомые, а вкусно-то как! Ты, Настюха, запиши на бумажке, что в этот вигрет класть. Дома Маня почитает, дети сейчас грамотные, и нам такое же накрошит.
Вечером дядька вынул записку и крикнул мне:
– Маня, почитай и сделай всё, как в бумажке написано. Да побольше.
– Миски хватит? – спрашиваю.
– Пожалуй, мало будет. Тащи чугун, весь съем!

Отварили мы овощи, почистили лук – намешали винегрет, заправили маслом.

– Неужели всё съешь, Лукьян?
– Съем. Ну, конечно, и вам попробовать оставлю.

Как ни тужился дядька, но чугун салата одолеть не смог, даже после стакана самогонки.

Новость о Лукьяновом салате быстро облетела село. К концу года ни одна свадьба не обходилась без винегрета. Правда, не все могли выговорить заморское слово, винегрет прозвали Лукьяновой кашей.

Прошло время, и жена одного из братьев Лукьяна сосватала ему бездетную женщину из соседней деревни. Они прожили вместе несколько лет, но потом женщина заболела и умерла, и Лукьян, оставшись один, протянул недолго. Мы в это время уже жили в Харькове. Его первая жена даже на похороны не пришла. Жила одиноко – дети выросли и разлетелись кто куда.

А всё потому, что замуж её родители выдали по своему выбору, за нелюбимого. Не стерпелось и не слюбилось. Что жадновата и завистлива по характеру – это да, но была бы любовь, с этим бы уж как-нибудь справились.

Не лучше сложилось и у Андрея с Зюмой, наших соседей по улице. Соседку ещё незамужней девушкой за необычную красоту прозвали Изюминкой, или Зюмой, для краткости. До войны она жила у свекрови с двумя детьми, недалеко от нас.

Мужа Андрея забрали на фронт, а Зюма загуляла с дезертиром Федькой Коршаком, который два года держал в страхе всё село. У Федьки была ещё одна любовница, тоже красавица. Они часто гуляли и веселились втроём – придут в чей-нибудь дом, Федька наставит на хозяев обрез:
– Решили зайти к вам в гости. Сало и самогон есть?

Хозяева вздохнут и придвинут ближе к бутылке пахучий кус, завёрнутый в просоленную холстину. А что делать, с Коршаком шутки плохи.

Федьку потом убили в перестрелке приехавшие из района милиционеры.

Андрей мужик хоть куда: красивый, рукастый, предприимчивый, копейка всегда водилась за душой. Вернулся – и сразу к жене с подарками. А та вымученно улыбается, бросилась мужу на грудь, а сама глаза отводит. Лишь на следующий день в родительском доме сестра поведала Андрею, как жена два года ему изменяла. О проделках Зюмы родители сыну по понятным причинам не писали.

Жену Андрей не бросил – очень любил, но с тех пор часто и сильно избивал.

– Лучше убей один раз, но не мучай каждый день, – умоляла Зюма.
– Хочешь легко отделаться? – в бешенстве рычал Андрей. – Буду бить до последнего твоего вздоха за всё, что ты творила без меня. Нет тебе прощения.

К рукоприкладству Андрея село относилось с пониманием:
– За дело бьёт. Так ей, сучке, и надо!

Как-то раз Андрей перестраивал дом и за то, что супруга уронила перед ним кирпич, вытащил Зюму за косу на край двора, к яме с известью, и набил ею рот жены.

От смерти несчастную спасла младшая сестра – утащила обезумевшую от боли Зюму к себе в дом и долго промывала водой рот сестры. Со временем волдыри сошли, но шрамы вокруг губ остались на всю жизнь.

Побоями месть не ограничилась. Сорокалетний Андрей завёл двадцатилетнюю любовницу. Вместе ходили по улице, танцевали под гармошку, обнявшись, смотрели кино в колхозном клубе.

– Она мне изменяла, и я буду. Пусть прочувствует мою боль и стыд, – оправдывался Андрей перед сельчанами.

Вскоре девушка забеременела, Андрей отказался жениться на любовнице. В отчаянии она пошла к повитухе и умерла от кровотечения после неудачного аборта.

Вскоре семья Андрея переехала в райцентр – подальше от позора и укоризненных взглядов. Зюма часто приезжала в село навестить родителей, а заодно продать сельчанам нужные в хозяйстве вещи – резиновые сапоги, керосиновые лампы, клеёнки, цветастые женские платки. Оправдать поездку, как тогда говорили.

К тому времени я жила в Харькове, но родственники писали – Андрей бил жену по-прежнему, если не сильнее.

– Умру я от побоев, – жаловалась Зюма, – хотя к боли уже и привыкла.

Так и случилось. Кто-то из сельских рассказал Андрюхе, как его жена, продав товар, часами сидит у Марьиного овражка – места необозначенного захоронения Федьки Коршака. И очередной приступ мужниной ревности стал для Зюмы последним.

Так что, сынок, если нет любви у женщины в семье, она почти всегда ищет её на стороне, сколько бы горя это ни принесло и другим, и ей самой.

Александр ПШЕНИЧНЫЙ,
г. Харьков, Украина
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №17, май 2021 года