– Насмотрелся я на этих батюшек, – говорит отец Алексей. – Лоснящихся от жира среди них не сыщешь. А вот больных, измученных, притихших – сколько угодно. Да и как здоровье сохранить, когда человек всю жизнь на восстановление храма положил, приход поднял, а тебя епископ вызывает и вручает бумагу о переводе на другой приход, где разруха и впереди ещё двадцать лет каторжного труда. У кого от такой перспективы давление не подскочит? А им деваться некуда – терпят отцы, смиряются, копят рубцы на сердце. Знаешь, как сами священники прозвали батюшек, которых владыка гоняет с прихода на приход?

– Как?
– «Отцы-передвижники», – улыбается батюшка. – Хотя смешного тут мало.

Мы сидим с отцом Алексеем в трапезной маленького монастыря и говорим о проблеме, которую в Церкви обсуждать вслух не принято, но обсуждают все – и миряне, и священники. То, что перевод батюшек на новые приходы часто сопровождается колоссальной несправедливостью, знают тоже все. Хорошо, если место отцов, которые кровью и потом поднимали храмы в девяностые, занимают опытные священники. Но ведь приходят и случайные, и даже «блатные» пастыри. А прежних нередко высылают, куда Макар телят не гонял, где порой даже жилья для нового настоятеля нет. Но кого это волнует? Мавр сделал своё дело – мавр может уходить. Тем более на перспективные приходы у многих владык свои планы имеются.

Ослушаться архиерея не принято. В Церкви нет контрактов, нет отдела кадров, нет трудовой инспекции. Самому уйти нельзя, если дорожишь священническим званием. Вот и бредут по Руси «отцы-передвижники», а за ними часто уезжают и наиболее преданные прихожане. Но страшно даже не то, что у храма появился «чужой» настоятель, страшно, когда при переводе опытного священника разрушается вся любовно им выстроенная духовная жизнь прихода. Бывает, что приход и не принимает нового пастыря. Воцаряются формальность и лицемерие, а это для жизни Церкви едва ли не самое смертельное.

Отец Алексей – иеромонах. Раньше служил в одном из епархиальных управлений, помогал секретарю – правой руке владыки. Потом годы дали знать, и батюшка попросился в какой-нибудь монастырь, что потише. Секретарь замолвил словечко, и епископ отпустил отца Алексея. Но насмотрелся батюшка на церковную бюрократию с избытком. Наверное, потому и захотел уйти подальше от бумаг и поближе к молитве.

– Самое неприятное – когда указы о переводе священников в другой приход или почислении за штат вручались батюшке в день его именин, в большой церковный или престольный праздник, – вспоминает отец Алексей. – Вот эту вещь я так и не смог до конца понять – зачем именно так делать, это же настоящее издевательство. У всех радость, прихожане поздравляют батюшку с праздником, а из епархии вдруг приходит вот такой «подарочек».

Отцы рассказывали мне, что знали владыку, который никакого роздыху не давал одному батюшке – постоянно перемещал его с прихода на приход. Редкий был год, когда священник просидел спокойно на одном месте. А у него дети малые, болезни, неустроенность… Закончилось всё тем, что зимой во время одного из таких переездов один из детей священника простыл, заболел и умер. Так бедному батюшке владыка даже соболезнований не прислал!

Но именно после этой истории я понял всю истину выражения «Господь долго терпит, зато потом сильно бьёт». Самодура-епископа вскоре самого перевели, потом он тяжко заболел, и его отправили на покой доживать свой век в монастыре. А всё же рассказать тебе хочу историю, после которой я немного пересмотрел своё отношение к владыкам.

Наш архипастырь тоже любил все эти штучки с внезапными назначениями и переводами. Снять на Пасху каких-нибудь священников и назначить других – для него дело обычное. Так случилось и в тот день.

Какой праздник был, уже не помню, Пасха, а может, и Троица. На большой епархиальный крестный ход собрались практически все батюшки крупных приходов со всей области. Участвовал и отец Иоанн – худой пожилой священник одного из больших храмов. Нельзя сказать, что приход отца Иоанна преуспевал – как раз этот батюшка не слыл крепким хозяйственником. Зато службы вёл так, что даже случайный человек, зашедший в храм, заслушивался. В общине царил подлинно христианский дух. Все очень любили отца Иоанна. Но в тот день на батюшку я не мог смотреть без содрогания.

И без того худой отец Иоанн ещё больше осунулся. Его фелонь теребил ветер, и казалось, батюшка вот-вот упадёт – я видел, как на глазах его блестели слёзы. Секретарь епархии, отец Николай, сообщил мне накануне, что владыка неожиданно подписал указ о переводе отца Иоанна в какую-то глухомань. Перед праздником батюшке сообщили, что после крестного хода и всех торжеств он должен зайти в управление, получить документ и отправиться собирать пожитки, оставляя общину, которой отдал четверть века.

Как и полагается на архиерейском крестном ходе, владыка степенно шествовал посередине, а отцы окружали его со всех сторон. За ними двигались миряне. И вдруг крестный ход прервал порывистый лай.

Свора собак преградила дорогу аккурат перед шествием, они преследовали бездомную кошку, пытались прижать её к заборам. Но та заметалась и неожиданно бросилась прямо под ноги крестоходцев. Псы лаяли, но не решались приблизиться к людям. Батюшки поглядывали вниз, приподнимали золочёные одеяния – то из-под одного, то из-под другого священника вылетала зашуганная серая тень. И вдруг владыка зычным басом попросил секретаря: «Отец Николай, скажи, чтобы остановились». Крестный ход встал. Архиерей передал посох батюшке, нагнулся, приподнял мантию, и стоявшие рядом отцы с удивлением увидели серую ободранную котейку.

Кошка дрожала от страха и прижималась к ногам владыки. Владыка взял её на руки и несколько секунд пристально рассматривал облезлое создание. Киса почему-то мурчала – видимо, чувствовала, что неминуемая гибель больше не грозит. Затем епископ подозвал к себе кого-то из алтарников или иподьяконов и передал им спасённую тварь дрожащую: «Отнеси в управление, скажи, чтоб в трапезной покормили».

Мальчик кивнул и умчался с кошкой в руках.

На следующее утро, как и было велено, отец Иоанн сидел в приёмной секретаря, дожидаясь указа о новом назначении. «Я хотел передать ему бумагу, а указа нигде не нахожу, – рассказывал мне отец Николай. – Странно, ведь помню прекрасно, как вечером сам его положил в папку документов, подписанных владыкой. Первый раз такое со мной – обычно держу строгий порядок на столе. Всё перерыл – указа нет! Попросил батюшку немного подождать, вышел в коридор, отправился в соседний корпус, где располагается кабинет нашего архиерея. Постучался, вошёл, объяснил проблему.

– Я забрал указ, – пояснил владыка. – Надо кое-что подкорректировать.
– А что мне сказать отцу Иоанну?
– Скажи, пусть зайдёт завтра в это же время.

На следующее утро всё повторилось. Пришёл отец Иоанн – сам не свой, лица на нём нет. Я ему очень сочувствовал. Такой с ним разворот вышел – никому не пожелаешь! Да ещё епископ что-то мудрит, мучает ожиданием. Видно, невзлюбил отца Иоанна крепко. Увы, и такое тоже случается.

Снова я обыскал стол – нет указа. Спросил наших канцелярских работников: может, владыка им бумагу передал? Но никто бумаги не видел.

Что делать? Снова отправился к архиерею. Постучался, получил разрешение войти. Заметил, что вид у владыки какой-то всклокоченный – видно, работал всю ночь, даже в покои не удалялся. Потом служащие рассказывали, что архипастырь выходил во двор, гулял – охранники видели. На работе он иногда задерживался допоздна, бывало, что и ночевал, но ночных прогулок по территории епархиального управления никто не припомнит.

– Владыка, благословите, – склонился я. – Отец Иоанн снова сидит в приёмной. Как вы и распорядились вчера, ждёт вручения вашего указа.

– Скажи ему, что указа не будет, – огорошил меня архипастырь. – Пусть возвращается к себе на приход и служит.

Выходя от владыки, я заметил клочки разорванной бумаги в мусорном ведре под его столом и сразу понял, что это такое.

До сих пор помню глаза батюшки Иоанна, когда сообщил ему эту новость. Говорят, бывают моменты в жизни человека, когда всё, что внутри него происходит, выплёскивается наружу. Вот именно это я и заметил во взгляде священника. Глаза его сначала широко распахнулись, и мне показалось, что я увидел там всю его жизнь, в один момент промелькнувшую в этих двух маленьких васильковых полях. Отец Иоанн, видно, не сразу поверил в то, что услышал. А потом принялся повторять: «Спаси Бог… Спаси Бог…» Мы с батюшкой обнялись, расцеловались и расстались особенно тепло. А ещё я приметил, что с тех пор владыка гораздо реже стал снимать батюшек с приходов, а если и доводилось это делать, то и поводы находились очень весомые, и с плеча больше архипастырь не рубил.

Однажды, спустя пару лет после инцидента с отцом Иоанном, владыка пребывал после воскресной службы в особенно благостном расположении духа. Он взял меня под локоть и доверительно поинтересовался:
– Ну что, твоё высокопреподобие, как там отец Иоанн? Служит хорошо, силы ещё есть?
– Служит, владыка, всё слава Богу, – ответил я. – Силы вроде есть, хотя, конечно, постарел.
– Это хорошо, – кивнул владыка. – Мне этого батюшку сам Господь послал. И глаза мне открыл вовремя.

Я не знал, что и ответить, – владыка редко так откровенничал.

– Если б ты только знал, какой мы крест несём, – вздохнул владыка. – Вот вы отвечаете только за паству. А я отвечаю и за вас, и за вашу паству. Отвечаю за всех: за умных, работящих, праздных, непригодных, дураков. И спросит Господь с меня за всех. Так что если не любить вас всех, эта власть, – тут архиерей показал на свой посох, – не имеет никакого значения.