К Любе вечно дети липли, где бы она ни появлялась. Дианка вообще командовала и звала Лялей вместо положенной тёти Любы. Лялей её называла только бабушка, которой уже семь лет как не стало, и дом превратился в дачу, куда и приезжала Люба по выходным. А Дианка жила через забор, точнее, через обвисшую сетку, разделявшую огороды. «Ляля! Ляля!» – кричала Дианка, заметив Любу, и мать передавала её Любе через сетку подержать на руках. Это когда она ещё не ходила, а потом сама прибегала. «Возьми меня!» – требовала Дианка, и Люба перетаскивала её в свой огород.

Когда-то и Люба бегала к соседям, только ни заборов, ни сетки между огородами не было, и опасностей не было, одна природа. Хотя природа и сейчас остаётся прежней, её даже прибавилось. На огородах вместо картошки с капустой травы колосятся, ромашка кое-где, у соседей мак одинокий расцвёл, как выжил, непонятно. Люди вроде тоже прежними остаются. Только вот почему-то Любиной бабушке не надо было точно знать, где находится пятилетняя Люба средь бела дня, а Дианкиной маме Наташе подобная информация о пятилетней дочке необходима. Ведь ребёнок станет невидимым, если на него не будет смотреть взрослый.

Люба не боялась потерять Дианку из виду. У неё всего два выходных, не смотреть же два дня на соседскую девчонку. Но Дианка не исчезает, даже когда они играют в прятки. Она и прятаться толком не умеет, выглядывает отовсюду, чтобы найтись поскорей, не интересуют её тайные потёмки. Вот Люба в детстве рекорд поставила, четыре часа найти не могли, а всего-навсего за деревом сидела. Она вообще была незаметной и усидчивой. Она бы и дольше просидела, если б соседский Бим не прибежал дерево метить. У соседей и сейчас Бим, они всех собак Бимами называют. Только этот новый, или уже новейший, вообще со двора не выходит, его даже не привязывают, а на ночь в дом забирают, чтобы от росы не простудился.

Дианкин отец, Миша, говорит, что собаки в деревне вообще не нужны, когда есть видеонаблюдение. Он мастер по установке всего, что можно установить. Помешан на кондиционерах, охранной сигнализации, умных замках. Говорит, могу хоть Эйфелеву башню во дворе установить, если клиент пожелает. Любе он стиралку установил и замки новые установил после рабочих, которые ремонт делали. Сказал, что это на всякий случай, а вообще-то обязательно, мало ли что, какие у рабочих интересы после работы. А ещё на калитке установил звонок с «Лунной сонатой», совмещённый с тремя разноцветными лампочками. Миша говорит, теперь хоть к тебе в гости можно зайти цивилизованно, а то шарахаешься, как медведь в лесу, без электричества. Я, говорит, тебе и видеонаблюдение поставлю, знаешь, как интересно станет, из дома вообще не захочешь выходить.

Насчёт видео Люба обещала подумать, а то ей все говорят, что после ремонта опасно, как будто кто-нибудь заберётся и украдет её ремонт. Лучше бы контейнер для мусора поставили на улице, думала Люба.

После ремонта ей пришлось грузовик заказывать, чтобы вывезти весь хлам. Хотелось ей в доме всё новое, но кое-что на память оставила бабушкино. Из мебели – круглый стол, зеркало во весь рост на маленькой тумбочке, буфет – такой и у соседей остался, три крепких стула, ножную швейную машинку – для красоты, нижняя часть у неё с загогулинами. Картина, вышитая бабушкой, сохранилась – девочка сидит, рядом с ней ёжик, она руку держит над ним, будто хочет погладить. Люба картину в новой рамке повесила.

С этой рамки всё и началось, Дианка на неё сразу внимание обратила. Вообще-то у них существовало правило – гулять во дворе, а в дом не заходить, нечего там делать. Это правило и в Любином детстве существовало, не сидели дети по домам, тем более летом. Вот и Наташа отпускала Дианку к Любе, чтобы на воздухе побыла, а то дома всю неделю мультики смотрит, в сад не ходит. На улицу вообще малышей перестали выпускать, в лучшем случае во дворе гуляют. Говорят, что опасно, машин стало больше, чем людей. На их улицу и правда с трассы сворачивают, пробку объезжают. Там теперь постоянно пробка – дорогу расширяют, даже ночью движение не прекращается – в доме слышно.

Так вот, в тот день дождь как ливанул, и электричество отключили. Люба с Дианкой в дом забежали. Стала Люба Наташе звонить, а они с Мишей в городе, кухню новую заказывают. Дома только Наташины мать с отцом. Наташа как услышала, что электричества нет, взмолилась, говорит, ради бога, пусть у тебя Дианка побудет, бабка с дедом не справятся с ней без электричества. Люба сразу не поняла, а потом дошло – ни компьютер, ни телик не включишь. Ладно, думает, посижу с Дианкой, в прятки поиграем.

– Проходи, – говорит Люба, – будь как дома.
– Я и так дома, – кряхтит Дианка, расстёгивая сандалики.
– Прячься скорей, я считать начинаю, – поторапливает Люба.
– Ой, какое всё новое, – удивляется Дианка, заходя в комнату.
– Я же ремонт сделала.
– Ляля, а почему ты со мной не посоветовалась? – строго спрашивает Дианка.
– С тобой?.. – растерялась Люба. – Папа твой кое-что советовал.
– Спросить надо было. – Дианка уставилась на «Девочку с ёжиком». – Рамку старую куда дела?
– Выбросила, – виновато произнесла Люба.
– Руки оторвать тебе за это, – пробурчала Дианка, подошла к столу и подняла скатерть. – На месте, – прошептала девочка, или Любе это послышалось.

Потом она ещё долго разглядывала буфет, открывала ящики и что-то там нюхала. Внутри буфета и правда сохранился запах старого, как Люба ни тёрла.

– А петушки где? – спохватилась Дианка.

Сколько Люба себя помнила, петушки всегда стояли на буфете.

– Так они в спальне, я их на тумбочку к зеркалу поставила, – стала оправдываться Люба.

Дианка, мрачно взглянув на Любу, прошла в спальню проверять петушков.

– Пыль протирать надо, Ляля, не когда она появится, а когда она ещё не появилась, – пригвоздила Дианка.
– Я так всегда и делаю, – насторожённо произнесла Люба.
– Это ты, Ляля, молодец. И кровать, смотрю, новую купила, – Дианка забралась на кровать и стала прыгать, как это делают дети. – А давай в прятки играть!

Люба обрадовалась, что Дианка снова вернулась в детство.

– Прятки в комнатах я запрещаю, – объявила Дианка, резко сменив возрастную категорию. – И на кровати прыгать запрещаю тебе.
– А я и не прыгаю, я даже почти не ворочаюсь, когда сплю, – призналась Люба. – Я и диван новый берегу, покрывало набросила.

Дианка слезла с кровати и пошла в другую комнату проверять диван.

– Лягу, отдохну, – объявила она.

Люба робко села на краешек дивана.

– Ляля, газету дай мне, – скомандовала Дианка.

Люба аж подскочила. Хорошо хоть «Мою Семью» захватила с собой в дорогу, а то где бы ей газету взять. Правда, в деревне сейчас тоже пытаются в почтовый ящик рекламы напихать. Миша – первый со своими кондиционерами, и так все знают, что он Эйфелеву башню может установить.

Вон и в газете – кот на Эйфелеву башню залез. Дианка разглядывает, заголовки читает, увлеклась. Потом вдруг как спохватится:
– Что же я без очков читаю! Ляля, очки принеси!

Люба бросилась к сумочке за своими солнцезащитными очками: вот, думает, наконец-то девочка играть начала.

– А мои очки где? – недоумённо спрашивает Дианка.
– Твои дома, наверное, где же ещё, – удивляется Люба.
– Голову мне не морочь, Ляля, они в тумбочке, под зеркалом.
– Выбросила, – с ужасом прошептала Люба. – Давай я тебе сама почитаю! – она выхватила газету у Дианки и стала читать про кота-верхолаза.

Бабушкины очки так и крутились у Любы в голове до поздней ночи, пока не заснула, а может быть, и ночью крутились, потому как утром она первым делом выдвинула верхний ящик тумбочки – нету, выбросила. Бабушка в этом ящике ещё и кошелёк держала, но кошелёк Люба точно не выбрасывала, его там просто не было. Она сколько себя помнила, столько и этот кошелёк коричневый, с металлической застёжкой вверху в виде двух маленьких шариков. Да раньше такие у всех были. Бабушке, наверное, и в голову не приходило купить новый кошелёк. У неё и из украшений ничего не было, кроме брошки, приросшей к единственному праздничному тёмно-синему платью. Бабушка в нём и на похороны ходила, из-за цвета, что ли.

В детстве эту брошку Люба вообще пуговицей считала, потом уже рассмотрела замочек. Вот и сейчас она её как пуговицу использует, кардиган застёгивает, смотрится отлично. На работе все девчонки внимание обратили, каждая подошла, покрутила. Даже главбух Тамара Семёновна поменяться предлагала на что хочешь, но в пределах разумного, а она вообще барыня известная, ничем не удивишь. Отстала, только когда узнала, что бабушкина брошка. Говорит, память предков ворошить не будем, а то, не дай бог, бабушка явится, потребует вернуть назад, в семью, в литературе не один такой случай описан, предки – они упёртые, с того света своё возьмут, лучше не связываться.

В следующие выходные, только Люба во двор зашла, и Дианку привели, то есть не её привели, а она маму Наташу привела и сразу же домой отправила. Говорит, дела у нас с Любой, уборкой займёмся. Наташа глаза вытаращила, Дианка игрушки-то свои отродясь не убирала. А Люба сразу поняла – Дианка в дом метит. Только Наташа ушла, она рванула и на диван улеглась. Говорит, отдохну часок, а ты, Ляля, уборку начинай.

Люба постояла, подумала, может, и правда, пыль погонять, пока Дианка не мешает. Воды налила, стала пыль протирать сначала влажной тряпочкой, потом сухой, как бабушка требовала. Зеркало протёрла, буфет, подоконники. Думала пылесос включить, но Дианка лежит с закрытыми глазами, то ли спит, то ли притворяется, хитрюга; решила шваброй пройтись. Увлеклась, плинтуса вручную протирает – по бабушкиной инструкции действует.

Вдруг слышит:
– Ляля! Ты загогулины не протёрла! – Дианка у швейной машинки стоит, пальцем возит по загогулинам.

Люба и забыла о них, там же всегда пыль скапливается. Выхватила Дианка у Любы тряпку, сама взялась протирать, сопит, старается. Деловая, видела б её мама Наташа.

– Смотри, Ляля! – Дианка вынырнула из-под машинки, а в руках у неё кошелёк, ну такой, как раньше у всех были, бабушкин. И тут Люба вспомнила, было же там потайное местечко, слева, под столешницей, бабушка туда пенсию клала. Ещё говорила, что воры сразу по шкафам шарят, а туда ни за что не додумаются нос сунуть. А потом, значит, и кошелёк стала туда класть.

Открыла Дианка кошелёк.

– Деньги себе бери, Ляля, а кошелёк я возьму, он тебе всё равно не нужен, у тебя свой есть, а я копить в нём буду на новую собачку, – распорядилась она по-хозяйски. – А то Биму скучно одному, папа ему специальные кости покупает для грызения, чтобы не скучал, но костей ему только на три часа хватает, а потом он опять скучает.

Отдала Люба ей кошелёк, пусть копит.

Через пару недель приехала Люба, стала калитку открывать – тявкает кто-то. У соседей, что ли. Через пять минут Миша с Дианкой идут, щенка принесли показать, белый, в чёрное пятнышко. У бабушки такая Альма была, только длинношёрстная, может, и этот длинношёрстный будет, ушки пушистые.

– В огороде у тебя бегал, – объяснил Миша, – Дианка пристала – давай себе возьмём.
– Откуда же он взялся, такой пятнистый, тут и собак похожих ни у кого нету поблизости.
– Подбросил кто-то. Говорю же тебе, надо видеонаблюдение установить, а то ходит не пойми кто, в калитку заглядывает.
– Кто же ко мне в калитку заглядывает?
– Старушка какая-то тут вертелась.
– Какая ещё старушка?
– Да обыкновенная, из прошлой жизни, в платочке, типа твоей бабуси. Наташка говорит – завтра родительская, а мы на кладбище в этом году не были. Только ехать сегодня надо, а то завтра у мелкой день рождения. Не мешать же всё в кучу.

Действительно, зачем мешать, подумала Люба, когда и так всё перемешалось само собой.

На день рождения к Дианке Люба пришла с розовым дельфином из местного магазина, нагнулась поздравить и чмокнуть, а Дианка схватилась за брошку на кардигане.

– Отдай, отдай, – заскулила она.

Куда деваться, подарила ей Люба брошку, на всякий случай, чтобы не связываться, а то ещё явится кто-нибудь, как говорила Тамара Семёновна.

Да пусть даже и явится – не страшно, чужой не явится – у нас тут все свои.