В лесопитомнике одного из лесхозов высеяли кедровые орехи для получения сеянцев и последующей высадки их на лесокультурную площадь. Естественно, посевы сразу привлекли внимание лесных обитателей, для которых орех является основной жизнеобеспечивающей пищей. Как специалиста по проблемам кедра меня попросили оказать помощь в защите посевов.

Для наблюдения я устроился в кустах около поля. Установил видовой состав и численность вредителей, динамику и объём урона. Свирепствовали в основном бурундуки. Набив защёчные мешки орешками, они как челноки непрерывно носились в лес, прятали добычу в дупла и снова бежали за людской дармовщиной. Срабатывал инстинкт запасания, диктуемый природой. Некоторых из зверушек я бы назвал настоящими рационализаторами – они очищали орех от скорлупы ещё на поле.

Пик активности бурундуков приходился на раннее утро и вечер. Их появлялось так много, что создавалось впечатление, будто это сборище пришло со всей прилегающей территории.

Однажды я услышал бурундучий писк и гвалт за спиной. По огромному дуплистому ясеню молнией носились два бурундука. Один догонял другого и драл конкурента с яростью. Тот вопил во весь голос и как мог спасался от острых зубов собрата. Кончилось тем, что убегавший свалился с дерева бездыханным.

Потом оказалось, что хозяин дупла поймал вора прямо на месте преступления. Тот, не утруждая себя походами на поле, таскал орехи из чужого «амбара» в свой схрон.

И такая простая мысль пришла мне: а ведь у животных нет судов, прокуроров, полиции, адвокатов как у нас, благодаря чему иные матёрые воры получают условный срок или досрочно выходят на свободу, продолжая жить припеваючи. В тайге нет «дышла», которое с помощью денег можно повернуть, куда тебе хочется. В юриспруденции звери не разбираются, но суд у них скор и справедлив, каждый получает что заслужил.

Работа в тайге кочевая. Если поблизости нет избушек, ставим палатки. Все природные процессы тут же отражаются на тебе. Дождь или солнечное пекло, комарьё и утренняя роса на траве.

Но в один сезон нам повезло: на кордоне лесников нашлось сносное жильё. Главное – крыша над головой и возможность полноценно отдохнуть. В глухом распадке жило пять семей. Кормились огородами, хозяйством и тайгой.

В первый же день произошёл курьёзный случай. Пока народ обустраивался, я взял трёхлитровую банку и отправился бродить по посёлку в поисках молока. Сохнувшие на кольях изгороди банки, сарай во дворе и копна сена свидетельствовали о наличии коровы, но на стук в дверь никто не ответил.

Зайдя внутрь избы, я увидел пожилую женщину среднего роста, с коричневатым лицом и тёмными волосами. Посреди избы на крюке висел узел творога в марле со стекавшей в лохань сывороткой. В углу на полке лежала горка яиц. Я обрадовался возможности получить нормальную домашнюю еду. Попросил хозяйку продать молока, на что получил ошеломляющий ответ – нет его. Отказали и во всём остальном, включая творог и яйца.

Позже узнал, что это была семья кержаков-старообрядцев. Их вера запрещает контакты с пришедшими из «большого мира».

Круг развлечений прочих жителей кордона ограничивался церковными и государственными праздниками. Для застолья – законный повод. Пили медовуху, изготовленную из мёда и перги. Но приготовление этого напитка было сложным и кропотливым и всецело зависело от мастерства хозяев. В разных семьях крепость и вкус медовухи отличались в разы. Особенно крепкое зелье удавалось бабке Ульяне. Жила она с дедом, здесь же обитали две их взрослых дочери.

Однажды отметить праздник пригласили и меня. Стол ломился от закусок и еды на любой вкус. Горками выносилось мясо дикого зверя. Как и было здесь заведено, гулянка началась в доме стариков. Потом стихийно она перекочует в дом с медовухой послабее и через недельку в лучшем случае завершится в избе самых неумелых виноделов.

Бочка с медовухой стояла в подполье, к столу напиток подавали в эмалированном ведре. По вкусу он показался приятным, напоминал хлебный квас. Глядя на моё усердие, сосед по застолью предупредил о коварстве мёда. Это замечание я пропустил мимо ушей.

Из всех мужиков на кордоне особенно буйным нравом выделялся Михаил, муж старшей дочери Ульяны. Если у одних от медовухи отказывали ноги, то у Мишки, наоборот, заклинивала голова. Мужик обладал приличной силой, был горяч, необуздан и ревнив. В ближайшем лесу не осталось ни одного дерева, к которому он не приревновал бы свою половину. Михаил частенько поколачивал жену.

Закон перехода количества в качество сработал после нескольких выпитых вёдер медовухи. Шумная беседа переросла для Мишки в выяснение отношений. Мужики дружно навалились на драчуна, но разлетелись по сторонам. Справилась с буяном лишь бабка Ульяна. Взяв около печки полено, она сзади огрела зятька по темечку, и тот немедленно рухнул на пол. Довершили дело мужики, которые отнесли хулигана в ближний лес на перевоспитание комарами.

Под утро протрезвевший родственник приполз домой. Сурово усмирили, но действенно и просто.

В тот раз медовуха сыграла злую шутку и со мной. Почувствовав, что перебрал, я засобирался домой, ругая себя за то, что не внял совету опытного соседа. Голова соображала удивительно ясно, а вот ноги не держали. Дабы не опозориться, держась за стену, вышел на крыльцо. А потом на четвереньках, через грядки с картошкой пролез кое-как под изгородью и приполз домой.

Как-то раз внимание лесников привлёк мужик, шедший через посёлок. Появление постороннего в глуши – событие, которому необходимо найти объяснение. Тот ответил, что живёт в городе, но очень бедно. Семья, мол, большая, разрешите поохотиться в тайге ради мяса на пропитание. Мужику посочувствовали и отпустили, позволив разок добыть зверя. Но предупредили, чтобы на солонце всё было чисто. Потроха и остальные отходы следовало после охоты унести подальше и закопать, чтобы не отпугивать зверя. Но мужик доброму совету не внял.

Он решил, что разовое разрешение даёт повод для серийных походов в лес. Потом сельчане засекли его в городе – мужик торговал добытым в тайге мясом на рынке. Придя в очередной раз в лес, назад он уже не вышел. Наказание вышло быстрым и справедливым.

Завершились полевые работы, и настал долгожданный сезон охоты. Получив отпуск, я отправился в свои охотничьи угодья. Выставил капканы по путикам и через каждые два дня ходил с проверкой. Соболь – зверёк осторожный. Своё пренебрежение к охотнику он выражает самым непристойным образом: ходит по-большому на замаскированный капкан.

Поднимаясь по склону, недалеко от тропы услышал крики колготившихся ворон. Эта стайная, дружная птица неадекватно, по нашим понятиям, поступает с обнаруженной пищей. Первая же ворона поднимает крик на всю округу, созывая товарок.

Оставив котомку, я пошёл проверить причину сборища. Из опыта знал, что если вороны кричат, сидя на деревьях, значит, хозяин охраняет добычу и туда лучше не ходить. В этот раз птицы пировали на земле. Подкравшись на всякий случай с предосторожностями, увидел остатки дикой свиньи, почти наполовину съеденной тигром. Не стал забирать их, дабы не портить отношения с полосатым кошаком. Да и не голодал я в то время.

Спустя несколько дней ворон на этом месте не оказалось, было тихо. Любопытство, говорят, не порок, я отправился осмотреть место трагедии. Издалека увидел тело рыжего зверя, но по размерам это был не тигр. Оказалось – наполовину съеденная лиса. По-видимому, Патрикеевна, привлечённая криком ворон, явилась отведать тигриной добычи и сама на месте преступления попалась в лапы кошки. Скорый и праведный исход – не воруй.

В очередной раз я задумался: а как же всё это решается в разумном человеческом обществе? От сравнения на душе сразу стало горько и тоскливо. Десятки государственных органов, созданных якобы для защиты и блага людей и природы, срабатывают часто лишь во вред. Бездарные, порочные чиновники правят в соответствии со своим уровнем. А вот бурундуки и тигр дали бы совет, как отстоять своё добро.