Вокруг Поднебесного за последние десять лет целый город вырос – микрорайон Поднебесный. Мало того что поля-луга от села оттяпали, возмущалась Елена, да ещё и название присвоили, такое название святое заслужить надо. Село Поднебесное автоматом включили в новый микрорайон для удобства работы воднепотребтранса, стройбездорога, облэнергосбоя, местнетритуала и других жизненно важных организаций.

Это у них там микрорайон, а у нас – микрорай, говорила Елена, и односельчане, не знавшие другого рая, одобрительно кивали. Некоторые сёла за последние годы вообще с землёй сравнялись, жизнеутверждалась Елена, а наше Поднебесное на этаж поднялось, а кое-где на два. И правда, многие укрепляли свои старые дедовские дома, строили новые, ликвидируя сады-огороды. Мало кто продавал участки. Место удобное, областной центр рядом, дорога отличная, газ, водопровод, канализация давным-давно проведены. Это всё Герман организовал в девяностые, директор пивзавода. Для себя, конечно, старался в первую очередь, но и людям досталось. Даже церквушку поставил на своём участке. Батюшку привозил по воскресеньям, всех желающих пускал, да ещё и пивом угощал после службы. Мужики до сих пор вспоминают и в пример ставят как лучшее проявление демократии.

Германа в этой церквушке и отпевали потом. Коллега его какой-то застрелил, как говорили, но это только слухи, личность преступника не установлена, разборки, одним словом. Тогда даже на похоронах стрельбу устроили, батюшку тяжело ранили – выжил, слава богу. Говорили, что это Герман хотел его с собой забрать на тот свет, чтобы исповедоваться. Жена Германа потом официально передала РПЦ церквушку и участок земли в память о муже. Да все и так помнят, разве такое забудешь.

Вот Ивана-банщика тоже все помнят. Отличную баню построил, прямо у реки. Хобби у него такое было – по выходным и праздникам банщиком работать. Женщин Иван бесплатно парил, а мужиков – за деньги. К нему и из города многие приезжали со своими девчонками. А если без девчонок, Иван местных приглашал. В то время вообще пошла мода на сауны.

Погиб Иван от электричества. Незаконным проводом пользовался, чтобы не платить зря, током и ударило. Как раз на Ивана Купалу. В девяностые этот праздник возродился со страшной силой, гуляли кто во что горазд, и дрались, и тонули. В одно лето чуть баню не спалили. Как Иван погиб, праздники закончились, но баня осталась. Жена с тёщей взялись, мужские и женские дни расписали, строго по часам пускают, иван-чаем народ поят в память об Иване. Там на поляне иван-чая полно.

А футбольное поле в Поднебесном от Валеры-гонщика осталось. Скорость любил больше жизни. Считалось, что это у него от никому не известного отца. Валера на окраине Поднебесного жил, вот и присоединил себе кусок земли для гаражей сначала, а потом и футбольное поле распахал, деревянные трибуны поставил. И правильно сделал, а то бы сейчас эти земли микрорайон захватил, а так местные в футбол играют.

Сын его за полем ухаживает. Он тогда в аварии чудом выжил, машина всмятку, Валера тоже всмятку, а мальчишка трёхлетний с заднего сиденья в окно вылетел – кусты на обочине спасли. Детские кресла тогда ещё не вошли в сознание, да и вообще любые правила больше нарушались, чем соблюдались. А в тот день Валера новую машину обкатывал. Да он чуть ли не каждый день на новой. Ему и угнанные пригоняли перебить номера, перекрасить, из трёх одну собрать – дел хватало в те времена у предприимчивых граждан.

А вот тётя Шура обыкновенной женщиной была и ушла из жизни естественным образом – по возрасту. Но Елена не просто так её вспомнила в одном ряду с вышеперечисленными меценатами Поднебесного. К тёте Шуре ведь тоже перед смертью ребятишки приходили.

Обыкновенные такие ребятишки, мальчик и девочка, худенькие, белобрысые, глазастые. Девочка постарше мальчика, выше ростом, но видно, что брат и сестра. Тётя Шура так и рассказывала. Смотрит, малину у неё рвут сортовую, ещё от брата-агронома осталась, и главное, собака молчит. А у тёти Шуры, всем известно, малина необыкновенная, ягоды вытянутые-вытянутые. Гром, собака её, тоже всем известно – злой, не войдёшь, а тут лежит спокойно, а дети малину собирают беспрепятственно средь бела дня. У тёти Шуры и калитка с секретом, просто так не проникнешь, а мальчишка с девчонкой точно не местные были, чужие, откуда им знать, как калитка открывается.

Тётя Шура в первый момент, когда увидела в окно эту картину, как чудо восприняла, перекрестилась даже. Подумала, как они вошли, и собака молчит. А дальше шум подняла и за себя, и за Грома. А ребятишки не уходят, стоят молча, смотрят на неё, спокойные такие, даже печальные, так ей показалось. Пока тётя Шура из дома выбиралась, с крыльца спускалась, смотрит – нет ребятишек. За калитку вышла – не видно. В груди у неё защемило тогда, и в глазах потемнело, от удивления, что ли. Вернулась она в дом, прилегла, так больше и не вставала, но про ребятишек успела соседям рассказать, и батюшке, тому раненному на похоронах у Германа, успела рассказать.

В больницу она ехать отказалась. Попросила сразу батюшку для исповеди. Батюшка насчёт ребятишек, конечно, в курсе был. Ему тогда Герман за неделю до гибели рассказывал, что приходили к нему ребятишки – пацанёнок с девчонкой, незнакомые, горох рвали в огороде. Прогнал он их, а они не побежали, а медленно-медленно к церквушке направились. Он удивился, что это за дети такие безразличные. А они дверь открыли и в церквушку вошли. А ведь он точно помнил, что замок собственноручно повесил вечером. Побежал, смотрит – висит замок.

Вот и Иван-банщик ребятишек прогнал. Накричал он на них сильно, думал, они подглядывают, что у него в бане творится. Они к реке стали спускаться. Втемяшилось Ивану поймать их, побежал, видит, что на мостке у речки стоят, пока спустился с горки – нет ребятишек, как будто под воду ушли. Задумался тогда Иван, домой пришёл, жене всё рассказал. Так и ходил задумчивый, пока током не шарахнуло. Может, его и шарахнуло из-за невнимательности.

У Валеры-гонщика тоже история, приходили к нему детки. Рано утром разминался он на футбольном поле, мяч гонял, по воротам бил. Вдруг смотрит, в воротах девчонка с мальчишкой стоят, он и шарахнул по ним мячом, думал, разбегутся, а они как стояли, так и остались стоять. Его прямо зло взяло, что за дети, никакой реакции. Решил пенальти бить, раз, другой, – мяч строго в штангу, и дети стоят как вкопанные. У него тогда что-то щёлкнуло в башке, про ребятишек в Поднебесном все знали, просто не верилось, что вот так запросто и к тебе явиться могут. Поставил он мяч в третий раз пенальти бить, а ребятишек нет, исчезли. Когда убежать успели, непонятно. Он и матери, и жене про них рассказал, предупредил, чтобы за сыном следили, одного не выпускали во двор.

Вот и Елена не думала, что к ней явятся, жила себе незаметно, дочка с мужем в городе, внука привозят погостить, обыкновенная жизнь. Легенда про ребятишек тоже обыкновенная, привычная, передавалась из поколения в поколение. Будто бы давным-давно, ещё до советской власти, помещик деревенских детей, брата с сестрой, пристрелил, в саду рвали у него что-то. Случайно вроде бы выстрелил, тогда любили пострелять. И с тех пор стали эти детишки являться жителям Поднебесного.

В тот день Елена возвращалась из магазина. Смотрит, у неё на заборе мальчишка висит. В первый момент она даже растерялась. Такой забор высокий, а мальчик маленький, как он там повис, непонятно. Да и вообще наглость. Закричала она на него глупость какую-то банальную, нечем заняться, что ли, куда залез. Спрыгнул мальчик, стоит испуганный, молчит. Вдруг девочка подходит и за руку его берёт, в кустах пряталась, наверно. Оба белобрысые, глазастые, видно, что брат с сестрой.

Стала их Елена пытать, откуда да кто такие, а они на все вопросы – молчок, только глазами хлопают. Елену зло взяло, что за бестолочи. Где живёте, а они руками в разные стороны машут. Адрес какой, спрашивает, так девчонка еле выдавила из себя – мы ещё не запомнили адрес. А на вид ей лет десять, мальчик помладше, лет семь, а всё не запомнили. Зачем, спрашивает мальчишку, на забор полез. Ягодки, говорит, там.

У Елены кусты по забору, и малина, и смородина, и крыжовник. Какие ягодки, спрашивает, а он говорит: те, красные. А девочка подсказывает – клубника. Он повторяет, как идиот. Елена удивилась, клубника-то отошла уже. Где, спрашивает, клубника, а они ей на малину показывают. Тогда она про крыжовник решила спросить, как ягода называется. Зелёная, говорит девочка, и мальчик за ней повторяет – зелёная. У Елены внук Андрюшка в три года все ягоды знал. Что за дети такие необразованные, подумала она, из микрорайона, наверное, гуляли бы там у себя на асфальте.

Прогнала она их и делами домашними занялась, как обычно, а когда спать легла, детки эти у неё перед глазами встали и стоят. Закрутилось у неё в голове, всех вспомнила – и Германа, и Ивана, и Валеру, а с тётей Шурой вообще два года назад всё произошло. Стала Елена гнать от себя детишек, а они не уходят. Видимо, коллективный психоз действует сильнее личного здравого смысла. А ведь и правда, дети какие-то не такие, не земные, а поднебесные, думала Елена, как вот мальчишка на забор залез, на такой забор легче с небес спуститься.

Ночью ей снилась тётя Шура, вместе варенье малиновое варили. А утром Елена подумала, что надо жить осторожней, температуру померила, давление – в норме, но всё равно вместо кофе иван-чай заварила, сахар решила исключить. Ничего, неделю на постном посижу, подумала она, потом на кровь запишусь, сдам, а там видно будет, может, на МРТ направления добьюсь, живая не сдамся, не дождётесь, котятушки мои.

Три дня Елена постилась, потом решила до магазина прогуляться, Колбаска варёная – это, считай, постное, ну что в неё теперь кладут, не мясо же, успокаивала она себя, возьму двести грамм, хуже не станет, и сырку возьму, и вафли шоколадные. Подошла к магазину, а там прямо переполох, полицейская машина, толпа стоит, девушка в камуфляжной форме, как у военных, листовки раздаёт, собака рядом с ней, овчарка, сосредоточенная сидит, видно, что умная.

Взяла Елена листовку, а там они. И здесь мерещатся, подумала она в первый момент, опустила листовку, потрясла ею, желая стряхнуть видение. Снова посмотрела – точно, они, две одинаковые мордашки, мальчик и девочка. Пропали три дня назад, ушли и не вернулись домой, цвет волос – светлый, Елена шептала приметы, девочке десять, мальчику – восемь.

Потемнело у неё в глазах, она и рухнула. Очнулась, над ней девушка в камуфляже листовками машет, воды предлагает, день-то жаркий был. Вокруг люди, конечно, собрались. А Елена смотрит на всё как на должное, вот оно, думает, пришло, вот оно, значит, как бывает. Умираю я, говорит, за мной они приходили. А камуфляжная девушка успокаивает, говорит: это жара виновата, а вы без головного убора ходите.

Пока «скорая» ехала, Елене и правда лучше стало, но она всё равно твердила, что за ней пришли, пока не растолковали ей про детишек что к чему. Оказалось, они усыновлённые, пару недель назад взяли их в семью, в новом микрорайоне живут, и вот такая беда приключилась, трое суток ищут, найти не могут. Слава богу, настоящие, живые, запричитала Елена и расплакалась – живые, значит, найдутся.

Не купила она колбасы в тот день. «Скорая» её домой отвезла, укол сделали, чтобы поспала. Вечером проснулась, встала, прошлась по дому, чайник включила, кофе налила, сахара две ложки положила. На душе тихо так, спокойно, и тело лёгкое-лёгкое, прямо как на том свете, подумала Елена, но не расстроилась, пошла малину рвать, три дня не собирала, думала, полно будет, а ничего подобного. И крыжовника нет, а ему бы ещё повисеть. Смородина ободранная.

Точно, они приходили, больше некому, в полицию надо, подумала Елена, а лучше ту девушку позвать с собакой, чтобы след взяла. Только она подумала, повернулась, а они стоят перед ней, белобрысые. Не надо собаку звать, пожалуйста, собаку не зовите, заныли они в два голоса, мы больше так не будем.

Отвела их Елена домой по адресу на листовке. Они и правда адреса не знали, не запомнили ещё, заблудились, а потом вообще испугались, что дома ругать будут, прятались где придётся, к Елене вот зашли – калитка днём открыта, под жимолостью спали. У неё и коты там спать любят – куст густой.

В общем, обыкновенные дети оказались. Только как такой маленький мальчик на такой высокий забор залез? И откуда они про собаку узнали?