В юности, когда мы только начинали женихаться, со мной произошла одна поучительная история.

Я тогда работал на механическом заводе в отделе снабжения. Простенькая должность называлась «техник по материалам», однако это не подразумевало безделье, а совсем даже наоборот – частые и утомительные командировки. Для любознательного юноши, у которого впереди вся жизнь, мотаться по нашей необъятной стране одно удовольствие.

Однажды в Москве мы с водителем дядей Володей Чурбановым зашли в комиссионный магазин одежды, и там я увидел кожаный пиджак. Выглядел он добротно, несмотря на небольшие потёртости.
– Твой размер, – сказал дядя Володя, окинув меня беглым взглядом. – Примерь.
– Зачем? – не понял я.
– Будешь в нём перед девками форсить, им нравятся модники.

Я надел непривычную для деревенского паренька вещь и взглянул на себя в зеркало. Передо мной стоял высокий нарядный франт с едва пробившимися тёмными усиками и длинными волнистыми волосами до плеч. Я даже не сразу узнал себя.

Дядя Володя одобрил:
– Фасон что надо. Тут и думать нечего, бери.

Пиджак стоил дорого, половину моей скромной зарплаты, таких денег у меня с собой не было. Вернее деньги были, но чужие. Дело в том, что всякий раз, когда я оформлял командировочное удостоверение в столицу, обходя кабинеты, начальники старались подсунуть мне длинные списки продуктов, которые нужно купить, и давали на это деньги.
– Я тебе одолжу, но не всю сумму, у самого впритык, – сказал дядя Володя. – Могу подсказать, где взять остальные, – у твоей Марьванны. А то ишь, взяли моду, возите им из Москвы продукты, которые и у нас продаются. Нам заниматься больше нечем, как колесить на грузовой машине по магазинам.

Его можно понять. Но пойти на откровенный обман своей начальницы? У меня не укладывалось в голове, хотя и расстаться с пиджаком уже не было сил. Столько лет прошло, а мне и сейчас стыдно за тот подлог: сливочное масло, колбасу и кое-что ещё из продуктов я купил по приезде в Тамбове, заняв деньги у знакомых.
– Уж больно хорошее масло мне привёз Михаил, – рассказывала потом всем в заводоуправлении Мария Ивановна. – Ни в какое сравнение с нашим не идёт, мягкое, на вкус приятное и при жарке не горит.

В общежитии, как известно, принято всем делиться – продуктами, привезёнными из дома, личными вещами и даже последней мелочью. Вот и мой стильный пиджак сразу стал как бы общим достоянием, но уж точно не моей личной собственностью.
– Мишань, – ставил меня в известность длинный Жорка, – у тебя пока девчонки нет, перебьёшься в моей куртке, а мне пиджак нужен позарез, сегодня свидание с Катькой. Она девка привередливая, просто так до себя не допустит.

Я знал эту Катьку. Она работала продавщицей в винном отделе, куда мы наведывались за портвейном. У неё вечно был унылый вид, как у Пьеро из сказки, это особенно подчёркивали дешёвые тени, от пота расползавшиеся под глазами синими кругами. А ещё у Катьки были обгрызенные ногти и вечно несвежий халат.

И вот в начале сентября мы небольшой дружной компанией отправились в отдалённую деревню провожать в армию Борюсика, нашего товарища. Это был высокий увалень с густой копной жёстких волос, широконосый и губастый, и если бы не светлый цвет кожи, его запросто можно было принять за негра.

Теперь точно оторвусь – мечтал я по дороге, предвкушая встречу с местными девчонками.

До поворота на малую родину Борюсика мы добрались на междугородном автобусе. Там нас ждал трактор «Беларусь», мы залезли в телегу и поехали по раскисшей от дождей дороге. Я аккуратно свернул пиджак и весь долгий путь бережно прижимал к груди, чтобы случайно не испачкать.

У дома призывника суетились многочисленные родственники, соседи и просто зеваки. Рьяно играл уже поддатый гармонист. Стайка местных девчонок в разноцветных платьях со скучающим видом пританцовывала. Увидев нас, они оживились и захихикали, переглядываясь между собой. Всё как я и предвидел.

Я надел пиджак, ловко спрыгнул прямо через борт на землю и приосанился.

Проводы прошли достойно – шумно, со скандалом и, как принято в деревне, с пьяной дракой.

На меня быстро запала сестра Борюсика, тонконогая Верка, из всех девчонок она была самая симпатичная. Сильно же Верка удивилась, когда я неожиданно отдал предпочтение её подруге, рыжей миниатюрной Лидочке. Дело в том, что природный рыжий цвет волос притягивает меня словно магнит, а уж если у девушки ещё и веснушки… А тут сразу и веснушки, и зелёные смеющиеся глаза. В общем, я потерял голову и отправился провожать Лидочку.

Мы медленно шли по улице, болтая о всякой чепухе. Приобняв за талию, я осторожно опускал руку всё ниже и ниже, пока не почувствовал под ладонью парочку аккуратных упругих полушарий. Лидочка покосилась на меня, но промолчала. Я загадал: проходим деревянный мостик, и поцелую её. Миновав журчащий внизу ручей, я собрался с духом и повернул девушку к себе лицом. В блёклом свете луны увидел её прикрытые глаза и подрагивавшие в ожидании губы.
– Не понял, – услышали мы хриплый голос. – Бирюк думает, ты Веркиного брата в армию провожаешь, а ты, оказывается, крутишь шашни с городским.

Перед нами стояли два подвыпивших парня, направлявшихся на «пятачок» – было слышно, как в той стороне звучала музыка.
– Обсмеяться, – дерзко ответила Лидочка: – Ха-ха-ха.
– Ребята, шли бы вы своей дорогой, – сказал я дружелюбно.
– А тебя, фраер городской, никто не спрашивает, – обронил второй парень и без замаха снизу ударил мне в челюсть так, что лязгнули зубы.

Драка оказалась короткой, но ожесточённой, всё-таки не зря я три года занимался боксом. У меня были до крови сбиты костяшки пальцев, у парней не знаю что, они быстро скрылись в темноте, грязно матерясь и обещая урыть, если не оставлю в покое Бирюкову бабу.
– Миш, тебе правда лучше уйти, – жалобно попросила Лидочка. – Он такой придурок, этот Бирюк.
– Парень твой? – спросил я, осторожно трогая челюсть.
– Да так, – смутилась она, – пару раз провожал.
– Пару раз не считается, – заявил я самодовольно, ободрённый недавней победой. Тем более что ещё даже ни разу не успел её поцеловать.

Возле своего дома Лидочка всё-таки настояла, чтобы вернулся. Я долго не соглашался, пока она не разрешила себя поцеловать. Мы долго и жарко обнимались, и лишь потом я отправился в обратный путь.
– Иди прямо и никуда не сворачивай, – напутствовала Лидочка, считая меня уже близким человеком, – как раз выйдешь к дому Борюсика.

Я бодро шагал по улице, улыбаясь самому себе, вспоминая её горячие губы и ласковые бархатные ручки.

У крайних домов услышал позади топот копыт. Мы в селе тоже по ночам угоняли колхозных лошадей и всю ночь катались верхом без седла, поэтому я ничуть не испугался, а только сошёл с дороги, чтобы случайно не затоптали. Но всадники, поравнявшись, остановились, окружили меня с четырёх сторон.
– Это ты, что ль, к моей Лидке клинья подбиваешь? – спросил один из них, наезжая на меня конём.
– Он самый, – злорадно выкрикнул уже знакомый голос другого всадника. – Мочи его, Бирюк!

Бирюк взмахнул рукой, и короткий кнут, описав круг, со свистом обрушился сверху. Я едва успел повернуться спиной, как туго сплетённый из конского хвоста хлыстик ожёг меня. Наверное, в этой деревне принято начинать драку без долгих разговоров.
Тягаться с всадниками я не мог, поэтому сиганул через ограду и понёсся по чужому палисаднику за дом, где стояли сараи. Там, громыхнув цепью, грозно зарычал огромный пёс, и я вылетел на огороды. Всадники легко перемахнули через штакетник и теперь неслись за мной. Бежать по плетям картошки неудобно, я в них путался, падал. Улюлюкая, звонко хлопая кнутами, всадники брали меня в клещи.

Моё преимущество состояло в том, что стояла ночь и на скаку не сразу разберёшь, где беглец. Я затаился возле приземистой копны сена. Когда последний всадник поравнялся с ней, выскочил, схватил его за ногу, чтобы скинуть с коня и самому лихо ускакать, но наездник попался опытный, вцепился в гриву, протащил меня несколько метров, и я, запутавшись ногами в плетях, упал в борозду. Хорошо, что лошадь с испугу не лягнула.

Быстро поднявшись, я прыжками преодолел небольшой участок с жёлтыми тыквами и нырнул в спасительные прибрежные кусты. По деревне выли собаки, переполошив спавших людей. Потом раздался ружейный выстрел и пьяный мужской голос громко пообещал перестрелять всадников как куропаток, если они потопчут его картошку. Вскоре наступила тишина.

Я долго плутал в ночи по незнакомой чужой деревне, пока не забрезжил рассвет. Только тут сообразил, что вновь вышел к дому Лидочки.

Снял и рассмотрел свой пиджак, точнее то, что недавно называлось этим благородным словом. Через всю спину, словно глубокая рана, шёл ровный след от кнута, рассёкшего кожу, оторванный рукав держался на тонкой полоске, болтались вырванные с корнем карманы, две уцелевшие пуговицы висели на нитках.

Возвращаться к Борюсику в затрапезном пиджаке нечего было и думать. Тут я увидел в огороде у Лидочки одинокое пугало с дырявым глиняным горшком вместо головы. Перелез через ограду и нарядил пугало в свой пиджак, оставив девушке память о себе…

Потом у меня было много пиджаков, но помню только этот. Не довелось мне долго щеголять в нём, возмездие за обман не заставило себя ждать.