Недавно в соцсетях случайно наткнулась на фотографию сына своей знакомой, парень был запечатлён с симпатичной девушкой. Я просмотрела все фото, но в снимках девушки чувствовалось что-то подозрительное. Сразу даже и не поняла. И только спустя некоторое время до меня дошло: если у молодого человека везде живое лицо, с эмоциями, то она – как манекен: заученные позы, неискреннее выражение лица. В общем, работа на публику. Сейчас это очень распространено – отлакированные фото для всеобщего обозрения, а зачастую в жизни у человека всё совершенно по-другому.

Мне же вспомнились случаи из детства и нашей молодости, связанные с фотографиями.

В те времена не было таких продвинутых технологий, как сейчас, снимки делались редко, от случая к случаю. В молодые годы нам с подружками эти фотокарточки часто не нравились: начинали критиковать себя и друг друга – и выражение лица не такое, и волосы торчат, и платье надо было надеть другое. В результате фото засовывали в дальний альбом и забывали о нём на долгие годы.

Зато сейчас, по прошествии времени, когда смотрю на эти снимки – ха, так мы в молодости были очень даже ничего! Жаль, что оценили это лишь спустя много лет. И совсем неважно, что на фотографии причёска не в порядке, зато какие живые, дорогие, неповторимые, любимые лица.

Я тоже не любила свои снимки. Только однажды понравилась собственная фотография в подростковом возрасте, лет в 14: на ней я с длинными волосами, которые потом остригла. Уже не помню, по какому случаю в школе нам велели принести свои фотокарточки определённого формата. У кого-то они были, у кого-то нет. Тех, кому требовалось сфотографироваться, оказалось шесть человек – трое мальчишек и три девчонки, я в их числе.

Мы тогда жили в посёлке, дорога к нам была плохая, рейсовые автобусы ходили как им вздумается, да и жители уже давно на них не надеялись и добирались до города и соседних посёлков на перекладных. Вот и мы, шестеро одноклассников, отправились в город пешком: для сельских подростков пройти каких-то семь километров не проблема.

Стояла зима. Мы добрались до фотоателье, сфотографировались и так же пешочком вернулись в посёлок. Снимки надо было забрать через неделю. Наш одноклассник Лёня сказал, что договорился с каким-то совхозным шофёром и съездит за ними. Однако пока прошла неделя, в школе что-то поменялось и фото оказались нужны только к следующей осени.

И вот Лёня привёз из города снимки и отдал нам, трём девчонкам, только по три карточки вместо шести. Мы возмутились: где остальные? На это одноклассник ответил, что все мальчишки взяли себе на память по одной фотографии каждой одноклассницы. И, как мы ни возмущались, так и не смогли вытребовать у мальчишек снимки.

Две свои фотографии я подарила ближайшим подругам, одну оставила себе. Она так и лежала у меня в альбоме, но спустя какое-то время пропала. Всё обыскала, нигде нет. Пытала всех родственников – никто ничего не знал. И только когда мне исполнилось уже 25 лет, однажды, перебирая фотографии, я снова высказала сожаление по поводу пропавшей карточки.

Тут мой младший брат, только что отслуживший в армии, выдал:
– Так я ещё в тот же год, когда ты сфотографировалась, поменял её на насос.

Я остолбенела от такого признания.

– На какой насос?
– Велосипедный.

И рассказал, что один мой одноклассник долго просил у него моё фото, но брат упёрся – и ни в какую. Тогда Олег пообещал ему за фотографию новенький велосипедный насос. Ну, против насоса братец не устоял.

В те времена фотографировались редко. Фотоаппаратов практически ни у кого не было. Чтобы сделать групповой снимок класса, руководство школы приглашало мастера из города. А ещё фотографировали лучших учеников для Доски почёта. Поскольку я училась хорошо, меня на эту Доску фотографировали ежегодно. Вот только каждый год происходила одна и та же история: повисев на доске недели три-четыре, мой снимок бесследно исчезал, оставалась только бумажка с именем, фамилией и классом. И так на протяжении четырёх лет. Директор школы очень сердился – снова испортили стенд с фото лучших учеников.

Одноклассница Зина, славившаяся на всю школу ехидным характером, после очередной пропажи заявила мне:
– Это кому же ты так на хвост наступила, что твою фотку ежегодно отдирают от доски? Наверное, прилепят её где-нибудь на забор и стреляют по ней из рогатки. Но не расстраивайся, на доске осталась твоя фамилия, а мы друг друга в школе и без фотографий знаем.

Я обсудила ситуацию с самой близкой подружкой Любаней, и мы пришли к выводу, что это работа нашего одноклассника Кольки, хотя он не сознавался. Его родители с моими дружили семьями, а мы с ним часто дрались, когда были маленькими. Потом драться перестали, хотя мелкие стычки иногда случались. Однако когда меня задирали другие мальчишки, он яростно заступался.

У меня есть одна фотография, где мне лет 12. Приехавший тогда в школу фотограф сделал отдельные снимки всех моих одноклассников. Когда фотографировал меня, намучился, заставляя улыбаться, но потом снял уж как получилось. Те, кто потом видел эту карточку, говорили, что я на ней какая-то как больная: и лицо грустное, и губы в ниточку. А просто когда фотограф настраивал свою аппаратуру, Колька за его спиной строил мне рожи, и я старалась не засмеяться, поэтому сжимала изо всех сил губы.

История с фотографиями, пропавшими со школьного стенда, имела продолжение. Когда мы отправились на зимние каникулы, нас предупредили, что с января потребуется ещё один учебник, за время каникул его необходимо приобрести. Значит, надо идти в город или в соседний посёлок – там в магазине был небольшой книжный отдел.

И вот мы собрались компанией, семь-восемь человек, и отправились в посёлок за учебниками, а это 8 километров пешком. Мы были уже немаленькие, по 15 лет, и пройти 8 километров для нас являлось обычным делом. Туда дошли быстро, купили учебники, немножко погрелись в магазине – и в обратный путь.

Когда шли назад, стало холодать. Чтобы согреться, мы то бежали, то толкались, то валяли друг друга в снегу. Но вот и наш посёлок. А надо сказать, у нас лет пять как отстроили новый Дом культуры, там были хорошая библиотека, музыкальная школа и большой кинозал. Мы, дети и подростки, не пропускали ни одного фильма. Вот и в тот раз решили, не заходя домой, дождаться начала киносеанса. Вдруг на улице нам повстречался одноклассник Витя. Оглядев нашу ватагу, он присвистнул:
– Это откуда же такие снеговики явились? На вас только сосулек не хватает. Дуйте домой сушиться, ведь заболеете.

Мы объяснили ему, что если пойдём домой, родители загонят сушиться и ни в какое кино уже не отпустят. Витя тут же предложил:
– Тогда пошли ко мне. Родители ещё на работе, я затопил печку, за час до начала фильма немного обсушитесь и согреетесь.

И мы всей толпой ввалились к нему в небольшую квартиру. Развесили на кухне пальтишки, уселись сушиться у печки. Тут Витя увидел мои обледенелые рукавички и сказал:
– Танюха, пойдём в комнату, я включу тебе калорифер, повесишь на него варежки, они быстро высохнут. Когда пойдёшь домой, рукам будет сухо и тепло.

Он повёл меня в комнату, включил обогреватель, я начала пристраивать на него свои рукавички. Тут Витю позвал кто-то из ребят, и он вернулся в кухню, оставив меня одну. Я огляделась. Обычная комната: кровати, шкаф, письменный стол с книгами. Я решила посмотреть, что читает мой одноклассник, подошла. В те времена почти у всех на столах лежало стекло, что очень удобно: на нём делали школьные задания, под него клали расписание уроков, у нас дома тоже было такое.

И тут под стеклом я увидела свои фотографии – те самые, с Доски почёта, – за все четыре года. Я была поражена. Вернулась в кухню к ребятам, притворилась, что ничего не видела, и об этих фото никому не сказала. И, похоже, кроме меня об этих снимках так никто и не узнал.

А через пять месяцев мы с родителями переехали в другое место, довольно далеко. И о судьбе Вити я ничего не знаю. Надеюсь, всё у него в жизни сложилось хорошо.