За окном сияет месяц. В печке горит огонь. Но мороз за стенами дома крепчает, и тепла почти не прибавляется. Поэтому перед сном я укрываюсь двумя одеялами, а на ноги кладу старую дублёнку. И одета вовсе не в кружевную сорочку, а в спортивный костюм и шерстяные носки. Пёс Джим свернулся большим чёрным клубком в кресле. На полу он мёрзнет. Гаснет лампа, минуту царит тишина. Даже слышно, как в подполе скребёт единственная уцелевшая мышь.

И вдруг во мраке загораются двадцать глаз. Это встают со своих мест десять кошек. Как будто днём я мешала им быть собой! До вечера они дремали, но едва стемнело, вышли на поиски добычи. Звякнуло на столе – это энергичный Дружок открывает мою кастрюлю. Слышу, как упал стакан, что-то мерно бренчит. Значит, на столе ещё кто-то – проверяют, не осталось ли вкусненькое. Делаю несколько окриков. Дружку это безразлично. Я встаю, включаю свет и застаю на столе трёх котов. Убегает диковатый Волчок, неохотно спрыгивает Зефир, а Дружок идёт мне навстречу и восклицает:
– Ми-ки-кик!

Он так мяукает. Спрятав кастрюлю, ложусь спать.

Иногда я раздаю котам на ночь куриные головы, и тогда из темноты слышится многоголосый вой, словно в фильме ужасов. Каждый охраняет свою долю.

На полу, где стоит поднос с кашей, кто-то чавкает. В темноте у кошек разгорается аппетит, как будто при свете они стесняются уминать за обе щёки. Наверное, это у них от Кисандры. Некапризная в еде старая кошка ест не только кашу и кефир, но и тыкву, кабачки, в особенный экстаз её повергает дыня. Если летом я её не покупаю, Кисандра приносит с дороги обгрызенные корки и утробно мяучет, приглашая своих детей отведать деликатес.

Слышится шуршанье на полке шкафа, где стоят коробки с лекарственными травами. Что нужно котам? Ах, ведь там есть валериана! Вот что-то падает. Я снова встаю и включаю свет. Рубильник находится над головой Джима. Он поднимает на меня суровый взгляд. У собаки свой режим – Джим засыпает в десять вечера и храпит до четырёх утра. На полу я обнаруживаю коробку с валерианой и до кучи – другие упаковки: чабрец, ромашка. Несколько пакетиков лижут довольные коты. Опять ложусь спать.

Джим вскакивает и рявкает. Включаю свет. Оказывается, простодушный рыжий Моня зашёл в комнату пса и проверяет его миску. Застигнутый на месте преступления, кот прячется за шкаф. Джим, удостоверившись, что миска всё равно пуста, возвращается в кресло. И тут в темноте раздаётся:
– Ми-ки-кик!

Это Дружок просится гулять. Дабы убедить меня, что причина серьёзная, он помечает занавеску. Дружок совершает постоянный обход участка улицы, который считает своим. Чтобы он не пометил ещё и компьютер, приходится открыть дверь. Ещё несколько кошек изъявляют желание выйти. Волчок поднимается на чердак, Моня садится на пороге, Хорошка идёт к соседнему пустующему дому за мышами.

В огородах перекликаются совы. Помню, пять лет назад огромная сова повадилась сидеть возле дома на столбе. Словно выслеживала моего тайского кота. Думаю, это плохая примета – весной кот умер. С тех пор этих птиц вблизи я не видела.

Через некоторое время просыпаюсь и думаю: а как же кошки? Выхожу на улицу. Моня с заиндевевшими усами возвращается в дом. Потом является Волчок. За ним Дружок. Хорошка исчезает до утра.

Огонь в печи догорел, тлеют угли. Кошки с остывающей лежанки перемещаются на кровать. Я не против – это живые грелки. Большинство ложится на дублёнку в ногах. А на подушку вступает Зефирчик. Из-за белой шубы у неё репутация кристально чистой. Я сплю на боку и чувствую, что мне на плечо навалился кто-то большой и плюшевый. Это задремал смиренный Шеба. Я изображаю, что хриплю, и прошу:
– Шеба, не души меня!

Но он не понимает и сонно мурлычет. Если в темноте сесть и потрогать дублёнку, прикрывающую ноги, то найдёшь пушистую груду, из которой торчит множество ушек. Кошки спят, положив морды друг на друга. Летом они рассредоточиваются по подоконникам и тумбочке.

Я и ложусь, и встаю поздно. За окнами вовсю светит солнце. Джим тихо попискивает. На полу пустой лоток из-под куриной печёнки. Вспоминаю, что он находился в пакете и был полным. Я собиралась сварить из него кашу для кошек и собак. Вчера каша была с менее привлекательным продуктом – костным фаршем. К ней животные почти не прикоснулись, зато ночью кто-то из них порвал пакет, висевший на гвозде, печёнка упала на пол, и кошки её съели.

Почему Джим не пресёк этот произвол лаем? Обычно из пакетов ворует Дружок, а Джим с ним очень дружен и покрывает его грехи. Вот и сейчас собака пищит от умиления: как ловок Дружок!

Кошки переместились на тумбочку и глядят на меня – множество ушек и круглых глаз.
– Дружок? Это ты своровал?

Он охотно откликается, словно поясняет:
– Ми-ки-кик! – мол, воровал один, но ели вместе.

На чердаке слышны кошачьи вопли. Заглядываю в кладовку, откуда ведёт лестница на чердак. Вверх бросается кто-то большой и лохматый. Это соседский Пушок пришёл навестить кошек и узнать, не готов ли кто-нибудь из них слиться с ним воедино, как пишут в любовных романах. Но получил нагоняй от вздорной Хорошки, которая вернулась домой через чердак и застала там визитёра.

Итак, кошки в сборе. Они укладываются спать, чтобы, едва стемнеет, открыть двадцать горящих глаз.