– Вам туда! – махнул рукою водитель автобуса.
– «Туда» – это куда? – уточнила я растерянно, потому что везде было одинаково, но двери уже закрылись и автобус умчался, оставив нас в облаке выхлопных газов.

Мы побрели вдоль трассы. Окружающий пейзаж напоминал прерии Дикого Запада, и если бы вдруг стали раздаваться выстрелы под стук копыт, а над ухом засвистело лассо, я нисколько бы не удивилась, тем более что Стёпка достал из кармана губную гармошку и заиграл на ней какую-то унылую мелодию, ну точь-в-точь как в старых американских вестернах.

– Мама, смотри! – крикнул он, указывая гармошкой на одинокую постройку в дрожащем раскалённом мареве.
– Кажется, это оно! – сердце моё взволнованно заколотилось.

Это было фантастическое оранжевое здание, отдалённо напоминающее элеватор. На его фасаде огненными буквами было написано то, что мы, собственно, и искали: «Здесь летают люди». Вокруг больше не было ни построек, ни людей, за исключением охранника, лениво курившего у шлагбаума на подъезде к зданию.

Мы поднялись по ступенькам и вошли в просторный прохладный холл, такой, какие обычно бывают в дорогих отелях. У стойки девушка-администратор приветливо спросила нас:
– Желаете полетать? На какое время у вас забронировано?
– Мы без брони, так, наудачу приехали.

Администратор полистала журнал записей и сказала:
– Через полчаса у нас будет небольшая группа, пожалуй, вы можете к ней присоединиться. А пока заполните договор.

Я взяла у неё листы с договором и присела на диван, за низкий стеклянный столик.

По стенам холла были развешены парашютные комбинезоны и лётные шлёмы, на больших видеопанелях шли демонстрации полётов в аэротрубе.
– Мама, а тебе не будет страшно? – взволновано спросил Стёпа.
– Ну что ты! – беспечно улыбнулась я. – Это прекрасно и совершенно безопасно, я читала в интернете.

Стёпка нетерпеливо бросился вверх по лестнице поглазеть на чудесную аэротрубу. Я же принялась читать договор, но лучше бы я этого не делала. С каждым новым пунктом волосы на моей голове шевелились, а руки холодели. «Я, такой-то/такая-то, сознательно и добровольно соглашаюсь на следующие условия...
(Они бы ещё написали «в ясном уме и твёрдой памяти присягаю»!)
…компания не несёт ответственности за полученные клиентом во время полёта травмы…
(Буквы запрыгали у меня перед глазами.)
…при порче оборудования или при поломке аппарата по моей вине обязуюсь в полном объёме компенсировать компании его стоимость…
(Это у них такой корпоративный юмор, что ли?)
…а также оплатить компании адвоката…»

– Господи, что это такое?! – не выдержала я, потрясая договором в сторону администратора. – Ваша чудо-карусель опасна для жизни?
– Не волнуйтесь так, – очаровательно улыбнулась администратор. – Аэротруба совершенно безопасна, у нас летают даже четырёхлетние дети.
– Так какого… зачем же вы всё это пишете?
– Ну, мало ли что, – продолжала улыбаться администратор. – Вы должны понимать все риски.
– Как это – мало ли что? Какие риски? – меня пугало её непробиваемое спокойствие. – Значит, случаи всё-таки были?
– Никогда ничего такого не было.
– Тогда я не понимаю!
– Послушайте, – терпеливо поясняла администратор, – если вы идёте по улице и вам на голову падает кирпич…
– Простите, но мне на голову кирпичи не падают! – возмутилась я. – А если падает дверь, то это моя дверь, понимаете, собственная!

В глазах администратора отразился целый спектр чувств, от непонимания до лёгкого ужаса. Догадавшись, что погорячилась, я решила пойти на компромисс.
– Хорошо, оставим дверь в покое, это личное. Если вам так нравится, поговорим о кирпичах.

Администратор неуверенно кивнула.
– Допустим, что на улице мне всё-таки падает на голову кирпич, но я же не обязана после этого восстанавливать здание, с которого он на меня упал! И уж тем более я не должна оплачивать адвоката, который будет утверждать, что я шлялась под зданием и нарочно провоцировала кирпичи!

– Женщина, успокойтесь, здесь на вас ничего не упадёт, – приободрила администратор. – Вы только посмотрите, как это красиво!
Я подняла глаза на видеопанель. Там как раз кружился на брюхе какой-то мужчина в шлеме, от сильного напора воздуха его щёки шлёпали по сторонам, как у бегущего бульдога.

Я опустила глаза в договор. В следующем пункте был вопрос: «Согласны ли вы, чтобы ваше фото- и видеоизображение использовалось в рекламных целях компании?»

Я снова посмотрела на летающего мужчину. Теперь его лицо и вовсе пошло волнами, стало принимать хаотичные формы, как у Джима Керри в фильме «Маска».

– Нет! – сказала я горячо. – Нет и нет, однозначно!
– Вы передумали летать? – на лице администратора читалось явное облегчение.

«Не дождётесь!» – решила я и с вызовом спросила:
– Где подписываться?
– Под каждым пунктом, пожалуйста, – ответила она безупречно вежливо.
– И, конечно же, кровью! – усмехнулась я криво.
– Думаю, надёжнее будет шариковой ручкой, – любезно посоветовала администратор.

Чудная поэтесса

Сидящая напротив меня дама лет семидесяти пяти делала вид, что интересуется рекламным буклетом, лежавшим на столике. На самом же деле дама с любопытством подслушивала наши с администраторшей препирательства.

– Простите за нескромность, – обратилась она ко мне вполголоса, – я совершенно случайно услышала, что на вас упала дверь…
– Ой, это такая нелепость, – я смущённо отмахнулась. – Понимаете, делала уборку в квартире, мыла туалетную дверь, а она слетела с петель, ну и шарахнула меня по голове.
– И после этого вас потянуло на подвиги? – оживилась дама.
– Ну, как вам сказать, – удивилась я её прозорливости, – не то чтобы меня так долбануло, что сразу захотелось в эту трубу, просто доктор прописал мне полный покой и отказ от всех радостей жизни. Именно этот запрет и подвигнул меня на…
– На бунт? – подхватила дама и захлопала в ладошки. – Как я вас понимаю! Ведь я – поэтесса.
– Не вижу связи.
– А я вам сейчас прочту свои последние стихи!

Дама сомнамбулически закатила глаза и принялась декламировать нараспев:

– Если нас поставить в рамки,
Мы забьёмся в них, как птички,
Мы забьёмся в них, как рыбки,
Мы, как мошки, в них забьёмся.
Если нас поставить в рамки…

«Везёт же мне на сумасшедших», – с тоской подумала я. Однако дама продолжала:

– Если нам простор открытый,
Если путь до горизонта,
Мы лежим себе и курим.
Мы лежим и рассуждаем
О бессмысленности жизни,
Если нам простор открытый,
Если путь до горизонта.

Дама неожиданно вышла из поэтического транса и подмигнула:
– Ну? Каково?
– Высший класс, – сказала я хмуро, продолжая ставить свои автографы под каждым пунктом дьявольских бумажек.

– Деточка, зачем вы читаете эти договоры? – обратилась она ко мне. – Только пугаете себя. Они же все типовые, что на параплан, что на парашют. Это чистая формальность, подписывайтесь отважно.

Я посмотрела на неё с ярко выраженной иронией.
– И много вы, мадам, отважно подписали таких договоров?

Дама изобразила мыслительный процесс, но он ей быстро наскучил и она махнула рукой.
– Деточка, так сразу и не сосчитаешь. Я обожаю все эти экстремальные развлечения: зорбинги, джампинги, катание на байках, ну и все полёты, разумеется, от воздушного шара до реактивного самолёта.

Я вытаращила на неё глаза: аккуратненькая, чистенькая европейского вида старушка с короткой стрижкой белоснежных волос, в белых брючках и светлом кардигане – божий одуванчик, одним словом, но врёт как сивый мерин!
– Мама! Пошли скорее, уже вся группа собралась! – услышала я за спиной и обернулась.

На лестнице стоял представительный мужчина лет пятидесяти и призывно смотрел на мою собеседницу. Но тут же вслед за ним по лестнице сбежал и Стёпка.
– Мама! Мама! Нас зовёт инструктор!
– Дети, ступайте и скажите инструктору, что ваши мамочки сейчас подойдут! – приказала дама нашим мальчикам и обратилась уже ко мне: – Ну что, пойдёмте полетаем?

Птицы на ветру

Кроме наших мальчиков, в группе было ещё трое детей разного возраста, но в отличие от нас их родители летать не собирались. Теребя фотоаппараты, они возбуждённо толпились в сторонке.

Молодой симпатичный инструктор привёл нас в комнатку-гардеробную и выдал обмундирование: комбинезоны, шлемы, очки, спортивную обувь и беруши.

Больше всего детей заинтересовали именно беруши, Стёпка подал пример, и все принялись их жевать. Единственный, кто не жевал беруши, был сын поэтессы, представительный мужчина по имени Георгий. Зато он постоянно глотал какие-то пилюли от нервов.

Сама же хитрая поэтесса летать внезапно отказалась. Она желала запустить в воздух Георгия и снимать его полёт на видеокамеру.
– Я буду твоим чёрным ящиком, – поэтесса ободряюще поцеловала Георгия в лоб.

Когда все были экипированы, симпатичный инструктор улёгся животом на некое приспособление вроде школьного спортивного козла и наказал нам внимательно за ним следить и запоминать все позы и все сигналы, которые он покажет для нашей безопасности.

Меня уговаривать не пришлось, я впилась глазами в инструктора, со священным ужасом повторяя за ним всё до мелочей, временами отвешивая подзатыльники Стёпке, чтобы он не отвлекался.

Все мы по очереди ложились на козла и демонстрировали свою готовность. Наконец нас впустили в «предбанник» трубы и закрыли вход на засов.

Труба представляла собой большую застеклённую шахту лифта, или даже гигантский гранёный стакан.

Как только все мы вставили беруши по назначению, всем почему-то очень захотелось поговорить. В трубе стоял дикий гвалт. Со стороны мы, наверное, напоминали контуженых итальянцев, общавшихся криками и жестами. Все хохотали, не понимая друг друга.

Но вот инструктор подал нам знак заткнуться и вошёл в трубу.

Полом шахты служила металлическая сетка, через которую подавался воздух, как в фене, только с адски сильным напором.

Для начала надо было аккуратно ложиться на струи воздуха, как это делают фокусники, потрясая публику своей способностью к левитации, а дальше вы отрываете ноги от земли, и… происходит чудо. Как на невидимом надувном матрасе, вы дрейфуете на воздушных волнах, пока ещё не очень сильных, совсем низко над сеткой, чтобы привыкнуть к своей невесомости.

Инструктор находится рядом с вами, он корректирует неловкие ваши движения, сигналами даёт вам понять, что надо вытянуть стопы ног, по-лягушачьи растопырить пальцы рук, поднять подбородок.

Оказывается, даже не обладая крыльями, человек может управлять собой в полёте едва уловимыми движениями кистей рук.

Стёпка отправился в полёт раньше всех, и когда он довольно уверенно почувствовал себя в парении, инструктор глянул на меня сквозь стекло и вопросительно поднял вверх большой палец. Полагая, что он спрашивает, довольна ли я, радостно закивала «довольна!» и тоже подняла вверх большой палец. Но оказалось, что это сигнал, который я упустила в ходе обучения.

Сидящий за пультом управления помощник в десятки раз увеличил напор, инструктор, как герой какого-то фантастического комикса, ухватил Стёпку за ногу и за руку, молниеносно взмыл вместе с ним, и они скрылись где-то высоко вверху.

Вся группа ахнула и прилипла к стеклянным стенкам трубы.

Стёпка с инструктором кружили высоко под самым сводом, и это было восхитительно страшно и красиво.

Каждому вновь воспарившему из нашей группы мы, не сговариваясь, аплодировали.

Когда дело дошло до меня, перекрестившись, я легла животом на воздух. Потоки его с бешеной силой врывались в ноздри, я жадно хватала воздух ртом и никак не могла найти идеальное положение, чтобы не задохнуться. Как потом мне сказал инструктор: «Это что-то в вашей голове не так, когда летаешь – начинаешь дышать, как птица на ветру».

Я не знала, как дышат на ветру птицы. «Это что-то не так в вашем договоре!» – думала я сердито.

В первую очередь я следила за тем, чтобы мне не пришлось оплачивать услуги адвоката компании, потому что вечно билась в стеклянные стены шлемом. Когда же понемножку стала чувствовать себя птицей, крылья мои расправились, а сердце переполнил пьянящий восторг, – пришло время летать Георгию.

Едва Георгий оторвался от земли, как поэтесса навела на него камеру, и мы впервые увидели, как Георгий улыбается. Нет, это была даже не улыбка, а… Ну, представьте себе самого строгого начальника, или государственного чиновника, или завуча школы, на худой конец. Представили? А теперь срывайте с него ко всем чертям ботинки и щекочите ему пятки! Вот именно так улыбался или, вернее, хохотал в полёте Георгий.

Когда вся наша группа отлетала, инструктор остался в трубе один, подал знак помощнику, и началось невероятное шоу. Всякие там Человеки-пауки, Бэтмены и прочие супергерои в сравнении с нашим инструктором – сопляки из песочницы. Он бегал по стенам, крутил немыслимые сальто, висел вниз головой, взвивался штопором вверх, а вниз летел стрелою и у самого пола, когда, казалось, гибель неминуема, отталкивался руками от сетки, делал кувырок и снова взмывал в высоту.

После увиденного и пережитого лично мы жарко и беспорядочно жали друг другу руки, девочки и мамы с обожанием смотрели на инструктора. Все чувствовали себя счастливыми, а некоторые – даже помолодевшими.

Не откладывайте жизнь

Георгий с мамой великодушно согласились подвезти нас со Стёпкой до города на своей машине. Правда, Георгий исполнял здесь роль пассивную, на заднем сиденье они со Стёпой играли в какие-то «бродилки» на его рабочем ноутбуке. За рулём была поэтесса, я села рядом с ней, на переднее сиденье.

– Упустила парня! – досадливо кивает поэтесса на Георгия, поворачивая ключ зажигания в своём «Жучке-Фольксвагене». – Пока я ездила на сборы да на олимпиады, сначала участницей, потом уже тренером, Жорик то на шахматы с дедом, то на скрипку с бабушкой, никаких физических нагрузок. А в последние годы как возвращается из своей нотариальной конторы домой, так до утра его из-за компьютера не вытащишь! Вот и навёрстываем упущенное. Буквально силой заставляю!

Поэтессу зовут Миленой. До того как на неё снизошёл поэтический дар, Милена была тренером по биатлону. Поэзия, конечно, питает её духовно, но дефицит адреналина в крови не даёт покоя мятущейся душе и в семьдесят пять.

Подозреваю, что Милена лукавит: не столько она печётся о запоздалой физической культуре своего пятидесятилетнего Жорика, сколько сама жаждет острых ощущений, а получить их в её возрасте она может только посредством сына – как трезвенник-язвенник, пьянеющий только от вида роскошного застолья своих друзей и знакомых.

– Я запускала Жору на зорбе, – хвастается Милена. – Знаете, это такой большой надувной шар, внутрь которого сажают человека, фиксируют его там ремнями и толкают вниз с какого-нибудь склона. Просто дух захватывает от этого зрелища!

– Простите, но ваш сын уже не такой молодой человек, – качаю головой. – Как же он это перенёс?
– Да нормально перенёс, – отмахивается Милена. – Ну, поорал немного. На американских горках тоже все орут, и в этом прелесть. Но в зорбинге свои особенности: несётся Жорик в зорбе, несётся кувырком с горки, и прямо в озеро – бултых! – брызги на солнце во все стороны! А потом шар мягко затихает на глади воды, дрейфует, как большая икринка, а в ней Жорик затаился, как зародыш, в себя приходит. Знаете, как трогательно… Ну, это ещё что! А полёт на параплане, когда синяя река с высоты птичьего полёта змеится в золотых россыпях подсолнухов! У меня большой цикл стихов посвящён полётам. А на двухместном самолётике пилот и порулить даёт. А «мёртвая петля»? Вы разве не знаете, что в момент исполнения «мёртвой петли» на несколько мгновений ты оказываешься в состоянии абсолютной невесомости, как в космосе! Но совсем другое дело джампинг, это когда ты с какого-нибудь высотного здания или трамплина прыгаешь вниз на резинках. Я уже два месяца Жору к этому морально готовлю…

– И вы совсем не боитесь за него?
– А чего бояться, деточка? – удивляется Милена. – Кому суждено быть повешенным, тот не утонет. А кому суждено утонуть, тот и в луже утонет.
– Что же вы сами ничего такого ни разу не пробовали? – интересуюсь. – Все впечатления только со слов Георгия?
– Деточка, я теперь, как бы это сказать, чай с сахаром пью не вприкуску, только вприглядку! – смеётся Милена. – Но этой весной был и у меня полёт, может быть, не самый экстремальный, зато самый прекрасный в жизни, – подарок сына. Я давно уже мечтала полетать на воздушном шаре, и Жора мне это обещал, но всё откладывал. Очень я на него обижалась, но оказалось, что откладывал он неслучайно. Полёт назначили на 9 мая, именно на 21.50. Я и не сразу-то сообразила, почему. А когда поднялись мы в небо, под нами вечерняя Москва, затканная паутиной праздничной иллюминации, и вдруг со всех сторон стали грохотать и вспыхивать салюты – цветные, мерцающие, серебристые.

И мы в небе на воздушном шаре, в самом эпицентре этой огненной феерии...

Милена замолчала, внимательно глядя вперёд на дорогу. Мы подъезжали к Москве. В город осторожно крался вечер, заглядывал в каждое окошко, зажигал его алыми всполохами заката.

– Не теряйте времени, ничего не откладывайте на потом, – тихо сказала Милена. – Пока вы ещё можете – летайте, прыгайте, живите…

…По иронии судьбы заканчиваю я свой рассказ в больнице, в отделении травматологии.
Спустя неделю мы со Стёпкой решились-таки на параплан и зорбинг, назначили день. Но в этот день с утра вставать было неохота, днём по телеку показывали интересный фильм, вечером уже было поздно куда-то ехать, и мы пошли гулять с друзьями. Мы не лазали через заборы, не прыгали с гаражей и даже не катались на американских горках. Я просто неудачно ступила с каблука на тротуар и как-то совершенно буднично сломала ногу.

Права оказалась поэтесса: кому суждено утонуть, тот и в луже утонет. Поэтому, как только заживёт нога, я безо всякого страха отправлюсь вновь на поиски приключений!