Ждём, пока улягутся страсти
12.11.2021 17:27
Назвать человека этим именем равнозначно оскорблению

ЖдёмДобрый день всем, с кем заочно общаюсь каждую неделю много-много лет! Несколько раз вы публиковали мои письма, спасибо. Сегодня хочу поделиться историей своей любви.

Дети подарили мне на юбилей путёвку в дом отдыха. Когда я в последний раз уезжала так далеко, и не вспомню. Небольшое, но живое, требующее ухода деревенское хозяйство не отпускало дольше чем на полдня. Этого хватало, только чтобы съездить в райцентр по большой необходимости.

В поезде не спалось. Чужое место, чужие звуки, да и мысли не отпускали от дома: как там без меня, справятся ли? За полночь в купе вошёл пассажир, расположился на полке напротив. Я невольно наблюдала за его приготовлениями ко сну, слушала шуршание пакетов, тихий диалог с проводником и с раздражением представляла, как он сейчас захрапит, окончательно лишив меня возможности поспать.

Наконец он сел за стол, налил в стакан воды, достал таблетку. В это время придорожные фонари ярко осветили его лицо. Эта вспышка в одно мгновение вернула меня на тридцать лет назад. Он? Не может быть! Попутчик лёг, лишив возможности разглядывать его дальше.

Мысли о доме улетучились сами собой. Закачались весы, где на одной чаше – хочу узнать, как жил, что нажил, кроме нужды в таблетках, а на другой – не хочу, чтобы узнал меня, такую постаревшую, неухоженную деревенскую тётку. Весы выровнялись в положении: попробовать расспросить, представившись другим именем. Я успокоилась, поплыли воспоминания, светлые и тёплые.

Вагон резко дёрнулся, я открыла глаза. Станция. Уснула всё же? Попутчик сидел за столиком и смотрел на меня. Я резко отвернулась к стене. Он разглядывал меня? Какой ужас! Как себя вести? Интересно, долго ли ему ехать? Может, «поспать» ещё, и он выйдет?

Но поезд тронулся, до следующей станции далеко, и встреча хотя бы взглядами стала неминуема.

Я собралась, как перед погружением в крещенскую прорубь, и села, равнодушно бросив:
– Доброе утро.
– Доброе. Владимир.
– Маргарита.
– Чай пить будем? – спокойно, по-домашнему спросил он.
– Да, конечно. Умоюсь только.

Увидев отражение в зеркале, я убедилась, что узнать во мне ту девочку совершенно невозможно. Стало легче.

На столе меня ждали чай и бутерброды, видимо, приготовленные заботливой женой. Мои домашняя ветчина и сыр собственного приготовления сделали завтрак поистине царским. На душе было неожиданно спокойно. Мы беседовали настолько непринуждённо, что от моего ночного страха не осталось и следа. Я всё больше склонялась к тому, что обозналась. Да и представился Владимиром. Нет, не он. Выяснили, кто, куда и зачем едет. Владимир показал фото мальчугана лет пяти-шести.

– Внучок, Васька. На день рождения еду.

И мысли снова вернулись на тридцать лет назад.

– С этим именем в моей жизни связана одна история. Давным-давно у бабушки в деревне я познакомилась с парнем. Он тоже был приезжим. Я в то лето окончила школу, а он – институт. И оба приехали погостить на малую родину. Не скажу, что влюбилась с первого взгляда, но парень был очень приятным, хорошо воспитанным, аккуратным, не пил, не курил и на фоне деревенских ухажёров явно выигрывал. Может, потому и на меня обратил внимание, что я тоже была городская, грамотная, отличница, готовившаяся к поступлению в вуз.

Но когда он назвал своё имя – Василий, – все его положительные качества разом померкли в моих глазах. В моём тогдашнем понимании Васей могли звать поросёнка или кота, в крайнем случае древнего деда вроде брата моей бабушки, прошедшего войну. Почему-то произнести такое имя, обращаясь к этому парню, казалось мне чуть ли не оскорблением. Это выше моих сил. Наше лёгкое, беспроблемное и очень приятное общение каждый раз спотыкалось, когда нужно было к нему обратиться. Я изворачивалась, обходя «острый угол», используя «ты», «молодой человек» или что-нибудь подобное. Мне казалось, делаю это естественно и незаметно.

Но однажды гуляя поздним вечером, мы встретили на лугу пасшегося в одиночестве коня. Я с детства испытывала страх перед лошадьми. Может, в силу моей природной хрупкости и маленького роста они казались мне огромными, я боялась, что укусят или ударят копытом. Конь доверчиво подошёл к нам. Василий погладил его морду и, не желая слушать о моём страхе, легко закинул меня ему на спину. Шлёпнул по крупу, и конь пошёл! Я вцепилась в гриву и судорожно пыталась вспомнить, что говорят, когда надо остановиться. Так и не вспомнив, закричала: «Вася, сними меня отсюда!» Через секунду я уже стояла на земле, а он, улыбнувшись, сказал: «Ну, вот. Хоть раз по имени назвала». Стало так стыдно, словно меня поймали на чём-нибудь нехорошем, даже страх моментально прошёл.

И ещё один раз было стыдно. С друзьями-подругами пошли на другой конец деревни на свадьбу, точнее «на сенцы», как это там называлось. То есть просто поглазеть через окно или стоя на крыльце. Вася отдал мне свой пиджак. Мы с подружкой зачем-то отделились от толпы и остались вдвоём. И тут в кармане пиджака я нащупала паспорт. Была огромная луна, хоть иголки собирай, как говорится. «Света, – говорю, – давай посмотрим, а вдруг он женат, всё-таки на пять лет старше меня, мало ли». Подруга поддержала. Искомая страница оказалась пуста, зато я узнала отчество, дату рождения и адрес прописки. И тут сзади Васин голос: «Что там, всё в порядке?» Захотелось провалиться! Наверное, он тут же забыл о случившемся, а мне стыдно по сей день, будто что-то украла.

Мне надо было уезжать на вступительные экзамены, а Василий осенью собирался в армию. Оставила ему свой адрес, договорились, что напишет, если захочет. С поступлением в институт многое в жизни стало совершенно другим, новым, интересным, бурлящим. Вспоминала наше недолгое знакомство со светлой грустью и письма особо не ждала. Когда же оно пришло, удивил не столько сам факт, сколько то, что написано оно было совершенно моим почерком, он у меня нестандартный – мелкие круглые буквы. Точно так же писал и Василий.

С этого удивления я и начала ответ. Утром, когда вкладывала свои мелкие круглые буквы в конверт, ветер выхватил листок и понёс по гололёду так, что гнаться было бесполезно. Я решила, что это судьба: не надо мне ему отвечать.

Я говорила и говорила, уже забыв, что началось всё просто с имени внука и остальное вряд ли интересно случайному попутчику. Но он внимательно слушал, не перебивая, иногда улыбаясь, а то вдруг словно погружаясь в свои мысли или пытаясь что-то вспомнить. А я чувствовала облегчение, будто на исповеди, становилось светлее и свободнее, хотелось говорить не переставая, как когда-то с тем самым Василием.

– Я никогда не страдала от отсутствия мужского внимания. Были мимолётные встречи-расставания, случались страсти, приятные и неприятные. Но не было того ощущения, когда ты с человеком единое целое, что тебя слышат, даже если молчишь. Это сейчас понимаешь, а в двадцать лет некогда было копаться в своей душе, тем более заглядывать в её потаённые уголки. Иногда неожиданно и не к месту всплывающие воспоминания о Василии раздражали. Зачем? Ответ не приходил, но и воспоминания с нотками тоски не отпускали.

Так прошло три года, я собралась замуж. Подруги выходили, да и меня всерьёз позвали – парень хороший, почему не согласиться. Тем, кто летом был в стройотряде, осенью дали каникулы, пока остальные, как обычно, убирали картошку в подшефном колхозе. Заявление в загс подано, дата назначена, отдохну-ка я у бабушки.

И в первый же вечер в клубе мы увидели друг друга. Во мне что-то щёлкнуло. В одно мгновение поняла, чего не хватало прошедшие годы, он – моя половина. Но сомневалась, что Василий вообще подойдёт ко мне после того, как не ответила на его письмо.

В деревне у меня был давний ухажёр, которому я наконец решила сказать твёрдое «хватит». Ухажёр возил меня из клуба на грузовике, и в этот раз сценарий не изменился. «Карета» была подана, но я закрыла распахнутую дверь со словами: «Не поеду. Я выхожу замуж». Слышал ли мои слова подошедший Вася, не знаю. Но на его вопрос «Провожу?» я могла ответить только согласием.

Машина отъехала. Мы медленно шли, и вдруг нас буквально оглушил рёв мотора. Несколько последующих мгновений я не помню. Как выяснилось потом, Вася отшвырнул меня с дороги, я ударилась головой о кирпичный забор и не сразу поняла, что случилось. Увидела стоявшую на дороге машину и Василия, разговаривавшего через открытую дверь с водителем.

Потом Василий вернулся ко мне. Спросила его, что сказал несостоявшийся жених. «Что любит», – ответил коротко и резко. Голова немного кружилась, но уже непонятно, от чего больше – от удара, от неожиданности и страха или от того, что Вася не просто рядом – он спас меня и не уходит.

До дома было километра полтора. Шли вдоль дороги, по которой взад-вперёд в бешенстве носился грузовик, освещая окрестности фарами. Мы уклонялись от света, иногда прячась за придорожными кустами, будто партизаны. И тут отвергнутый ухажёр проявил невиданную для него смекалку: поставил машину на мосту, мимо которого пройти невозможно. Вернее, только через заросший ивняком ручей, по пояс в воде, что холодной осенью нереально. Оставалось только ждать, пока улягутся страсти. И мы ждали – в воронке, оставшейся на месте церкви, взорванной перед войной.

Как же хорошо было! До сих пор помню ощущение, что всё прошедшее время жила ожиданием этой минуты, и вот она настала. Ни холод, ни осенняя сырость, ни тёмная ночь, ни понимание, что недавно едва не погибла под колёсами грузовика, не затмевали чувства: у меня теперь есть своя половина. Сколько мы говорили в ту ночь! Когда под утро грузовик тихо и обречённо пополз на гору, освободив нам дорогу, было жаль. Радовало только, что вечером Вася обещал прийти к дому. В клубе я больше не появлялась.

Он приходил каждый вечер. Гуляли, говорили, обнимались и целовались, иногда дурея от запаха яблок под кроватью в сарае, где прятались от дождя. Но он никогда не предпринимал никаких попыток чего-то большего. Я это ценила, хотя удивлялась. Видела же, Василий чувствует то же, что и я, но почему никогда не скажет об этом, не спросит, что дальше, не поинтересуется, правду ли я сказала о свадьбе? Сделай он только шаг навстречу, всё было бы иначе. Но молчал он, молчала и я.

Мы улетали одним рейсом кукурузника. Я домой, он дальше – на вокзал и на поезд. Пока ждали самолёта, радио голосом Кикабидзе пело: «Вот и всё, что было, ты как хочешь это назови». Это было настолько точно, что хотелось плакать. В аэропорту меня встречали родители, прощания не получилось, только глазами и улыбкой. А я так не смогла. Знала, что его поезд только ночью, и помчалась на вокзал, в зал ожидания, на ходу придумывая историю с какой-то подругой, которую надо встретить, но она не приехала.

Мы увиделись. Свою роль я сыграла неправдоподобно, но он всё понял и не расспрашивал. До вечера мы были вместе. Моя последняя надежда, что всё же будет какое-нибудь продолжение, погасла, как только зажглись фонари. Проводив меня до дома, он уехал.

Потом свадьба, новая жизнь, защита диплома, рождение сына. Но нет-нет – понимаешь: а вот с ним было бы иначе, а вот он бы сказал так, а вот его мне очень не хватает…

Через полтора года, помня адрес, подсмотренный в паспорте, написала всё, что осталось невысказанным. Мелкие круглые буквы пришли в ответ только через три месяца. По месту прописки он давно не жил, но всё же каким-то образом, пусть не скоро, моё откровение нашло его. Письмо начиналось с удивления, что у нас одинаковый почерк, точно так же, как моё, когда-то унесённое ветром. Но главным в нём было признание в любви, которого я так и не услышала, когда очень ждала. До сих пор меня терзает вопрос – почему? Вот скажите как мужчина. Почему так? Как он мог любить, но если не отталкивать, то и не притягивать меня?

Долго молчавший Владимир поднял на меня глаза. Мне показалось, что они стали темнее и старше, чем утром.

– В моей жизни была такая любовь. Сейчас, может, смешно и глупо говорить об этом, но я боялся её спугнуть не тем словом, не тем поступком. Она казалась такой хрупкой и нежной, и душой, и телом. Не смог себя пересилить и быть с ней таким, как с другими.
– И в итоге?
– В итоге потерял. Сначала не был уверен в ответных чувствах. А когда она призналась, было слишком поздно. У неё семья, у меня тоже. А почему он так уехал… Скорее всего, обстоятельства. Может, как и у вас, намечалась свадьба. Вы же не виделись три года, жизнь продолжалась у всех, и у него тоже. Мало ли что за это время произошло, не обо всём можно рассказать.
– Да, это так.

Попутчик посмотрел на часы.

– Через десять минут моя станция, надо собираться.

Коротко попрощались, пожелав друг другу всего самого хорошего, поблагодарив за умение слушать и рассказывать. Я видела в окно, как он вышел на перрон, как навстречу, раскинув ручонки, бежал малыш с криком: «Деда Вася-я-я!» …Как, повернувшись к окну, мой попутчик виновато улыбнулся и пожал плечами – мол, прости, так получилось.

Из письма Татьяны,
Белгородская область
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №43, ноябрь 2021 года