Антарктида – огромный холодильник, формирующий погоду на планете. Более 70 процентов мирового запаса пресной воды и богатейшие залежи полезных ископаемых. Но добыча здесь не ведётся. Это континент с особым статусом – он не принадлежит никому. Здесь нет границ и даже запрещено устанавливать заборы. Но некоторые страны, подписавшие в 1959 году Договор об Антарктиде, потихоньку готовятся к разделу ледяного пирога и заблаговременно раскрашивают на географических картах его куски в свои цвета. Например, таковы карты Чили и Аргентины.

Собираясь на Белый континент, я читал экспедиционные отчёты, смотрел старые фотографии. На одном из снимков затёртые во льдах полярники жарили на вертеле пингвина. По международным законам охотиться на пингвинов запрещено. Но в случае угрозы для жизни – можно. То есть, попав в Антарктиду и проголодавшись, размышлял я, буду есть пингвинов. Ну, ещё рыбачить, собирать птичьи яйца. А ночевать в палатке. Или на одной из полярных станций. А что? Заборы по закону запрещены, как и частная собственность на землю. Кто меня осудит?

Конечно, это фантазии. Попасть на Белый континент можно по контракту в качестве сотрудника полярной станции или туристом в круизе. Сотрудником меня бы не взяли, я не настолько хорошо разбирался во льдах, пингвинах и метеорологии. А плыть на туристическом корабле слишком дорого.

Три недели я искал в Пунта-Аренас попутный транспорт. Договаривался с чилийскими военными лётчиками и командиром ледокола, обошёл туристические фирмы и научно-исследовательские организации. В Чилийском институте Антарктики мне пообещали дать с собой хороший фотоаппарат. И обещали помочь с возвращением, но отправить в Антарктику не могли.

Мне подмигнула удача: из Пунта-Аренас отправлялся самолёт, зафрахтованный российскими полярниками и летевший на станцию «Новолазаревская». Полярники согласились меня взять. Но перед отлётом, когда я стоял у трапа с рюкзаком, выяснилось, что погода переменилась. Самолёт не мог дозаправиться на российской базе «Беллинсгаузен» и садился на английской станции «Ротера». Это значило, что я застрял бы там на месяцы. Пришлось бы высадить меня у англичан. Но это дипломатический скандал! Русский репортёр жарит пингвинов напротив английской базы! Отношения с англичанами испортились бы надолго.

Я всё равно был готов рискнуть. Баз в Антарктиде много, запасы еды есть, работа найдётся – нахлебником не буду. Но полярники заупрямились: на борту перегруз. Значительную часть салона занимали коробки и пакеты, в которых что-то булькало.

– Меня, перспективного журналиста, променяли на водку! – несправедливо ругался я вслед уходившему в небо самолёту. Но делать было нечего.

В итоге договорился с чилийской компанией «Антарктика XXI». Они согласились отправить меня с группой туристов в обмен на журнальную публикацию. Может, оно и к лучшему: полечу с комфортом, голодным не буду, сохраню пингвина.

100 процентов алкоголя

Из Пунта-Аренас мы вылетели на канадском самолёте. На случай поломки с нами летел механик Шон – молодой парень в рваной рубашке и надетой задом наперёд бейсболке. Чтобы не сидеть без дела, Шон помогал стюардессе разносить еду и напитки. В роли стюарда он смотрелся забавно, пассажиров его «униформа» приводила в восторг. Полярная экзотика!

Семья богатых чилийцев, владеющая торговыми сетями, решила не откладывая отметить вылет в Антарктику. Запас напитков позволял. Остальные пассажиры поддержали. Салон загудел от возгласов:
– Салюд! Чин-чин! Прозт! Наздаровья!

Мой сосед, вьетнамец Кхай, работавший программистом в Кремниевой Долине, сказал, что его соотечественники, чокаясь, говорят друг другу «Чам фан чам!». Дословно переводится – «сто процентов». Это и максимальное пожелание, и призыв выпить всё до капли, вроде нашего «пей до дна». Среди пассажиров нашего рейса возглас «Чам фан чам!» тут же стал хитом.

– Por el padre de la familia! За отца семейства! – летевший в окружении семьи чилийский бизнесмен поднимал тост в честь итальянского судьи, также летевшего с родственниками.

Под звон бокалов оставшиеся три часа полёта прошли незаметно. Шасси заскользили по заснеженной посадочной полосе чилийской базы «Лейтенант Родольфо Марш» на острове Кинг-Джордж. Там мы планировали пересесть на судно и отправиться к материку.

Полярное окормление

Погода на острове была пасмурной. Холодный ветер хлестал по лицу. Несколько шагов по сырому снегу – и мои кроссовки насквозь промокли. Зато в уютном здании чилийской базы всем выдали белые резиновые сапоги с тёплыми вкладками. Эти сапоги полагалось мыть в тазике при каждой посадке на корабль, чтобы не разнести по белоснежно чистому континенту какую-нибудь заразу.

Мы сразу отправились в путь – к бухте Фильдес, мимо российской базы «Беллинсгаузен». Ветер, метель, покрытые снегом металлические конструкции неясного назначения. Доминирующим цветом российской базы оказался серый: жилые блоки, тронутая ржавчиной спутниковая антенна, православная церковь на холме… Я подумал, что серый цвет кажется мне привычным, родным. И этот мокрый снег, слякоть под ногами.

Интересно, как увидел Антарктиду мореплаватель Фаддей Беллинсгаузен, когда приплыл сюда в 1820 году? Именно он открыл новый континент вместе со своим напарником капитаном Лазаревым. Они пришли в эти места на двух судах – «Восток» и «Мирный». Теперь в честь капитанов и их кораблей названы российские полярные станции.

Наша группа решила зайти в православную церковь. У чилийцев тоже была своя – католическая. Просто контейнер с крестом. А здесь стоял настоящий сруб в северном стиле – церковь Святой Троицы. Её поставили год назад, чтобы «духовно окормлять персонал российской станции». От сурового климата брёвна успели потемнеть, и снаружи церковь выглядела, будто ей лет сто, не меньше. Внутри пахло свежей древесиной, как в финской сауне. Часть туристов начала молиться.

Говорят, на постройку церкви потратили столько денег, что можно было запустить спутник. Как решить: что нужнее? Сруб изготовили из кедра и лиственницы на Алтае, а потом везли через весь мир. Очередное международное соревнование? Если так, то мы выиграли. Это самая красивая церковь в Антарктиде.

Из церкви мы вышли на берег. Вслед за остальными я запрыгнул в резиновую моторку-«зодиак». Моторка понеслась к выплывавшему из тумана «Алексею Марышеву», бывшему гидрографическому, а ныне прогулочному судну. Порт приписки – Архангельск.

Budet kholadna

На борту я перевёл дух и осмотрелся. Издалека судно казалось маленьким, но внутри было просторно и светло. Нам с вьетнамским программистом досталась каюта с иллюминатором, двухъярусной койкой, крошечным умывальником и шкафом со спасательными жилетами. На письменном столике лежала брошюра Welcome aboard («Добро пожаловать на борт»). Я её пролистал – маршрут, программа. В конце краткий разговорник «Русские выражения на каждый день». Чтобы общаться с командой, туристам предлагалось выучить spasiba, dobroe utro, kharasho, prinisite mne. Ну и, конечно, sprazdnikam и nazdarovia. Как без этого!

Полезными выражениями были признаны minutachuku, pryekrasna, belyi medved и budet kholadna. Последнее у меня не вызывало сомнений. А вот на дискуссии о белых медведях я не рассчитывал. Как-никак, мы ближе к Южному полюсу, чем к Северному.

Я поднялся на minutachuku на капитанский мостик – пообщаться с соотечественниками. Капитан оказался милейшим человеком, старпом же отнёсся к моим вопросам без дружелюбия.

– Сначала неси пиво, тогда поговорим, – отрезал он. Судя по цвету его лица, именно этого делать не стоило.

Я спустился в кают-компанию и наткнулся на судового врача. Весёлый розовощёкий чилиец Франсиско Пиночет. Повезло с фамилией. Для доктора Пиночета, как и для меня, это была первая поездка в Антарктику.

– Раньше всем, кто отправлялся сюда на зимовку, удаляли аппендицит и жёлчный пузырь. На всякий случай, мало ли что! – радостно сообщил мне Пиночет. – Но сейчас на станциях появились операционные, да и экстренная эвакуация налажена. Не пропадём!

Мы с доктором немного пофантазировали: что ещё можно удалить людям, которые месяцами живут в изоляции? Но сошлись на том, что лучше обойтись без хирургии.

Последняя пустыня

Наступило время обеда. Ресторан заполнился туристами. Они с интересом поглядывали друг на друга. Мне и самому было любопытно: что за оригиналы потратили огромные деньги, чтобы добраться до Антарктиды?

Среди обеспеченных людей встречаются коллекционеры. Кое-кто собирает старинные монеты, картины или бутылки вина. А есть такие, кто коллекционирует воспоминания о посещённых местах. Для большинства присутствующих Антарктида оставалась последним неоткрытым континентом.

Мой сосед Кхай, чета пожилых британцев, весёлая чилийская семья из восьми человек – все они объездили мир. Серб Зоран, менеджер крупной авиакомпании, обожал пустыни. Он побывал в Калахари, Сахаре, Гоби и прочих значимых пустынях. Антарктида значилась в списке последней. Самая обширная пустыня мира – он мечтал об этом путешествии 15 лет.

После обеда старпом прочитал лекцию о правилах посадки на резиновые «зодиаки» и о том, как вести себя в экстремальной ситуации. Своё выступление он начал по-военному зычно – не говорил, а рубил голосом:
– Это свисток! Фью-у-у-у… О-о, громкий!.. Для чего нужен свисток? Чтобы играть на нём? Нет! Он для того, чтобы подавать сигналы!

Вооружённые новыми знаниями, мы приготовились сойти на берег острова Хаф-Мун (Полумесяца). Надели белые сапоги и потянулись к трапу.

На стене у выхода висели на гвоздиках синие жетоны с номерами от 1 до 60. Сходя на берег, член экипажа переворачивал номерок, чтобы по возвращении стало видно, вернулся он или потерялся во льдах.

Жетоны были только для команды судна. Организаторы тура не рассчитывали на сознательность туристов. Против фамилии каждого ставили галочку в журнале, а на берегу старались не выпускать из поля зрения. Пятнадцать лет мечтавший о тишине и одиночестве белой пустыни Зоран умудрился сбежать от бдительных охранников. Безмолвие острова Хаф-Мун тут же нарушило тревожное бормотание раций, и беглеца быстро обнаружили.

Карикатура на людей

Раньше на острове Хаф-Мун располагалась база зверобоев – охотников на тюленей. Люди появились здесь в начале XIX века, но открытия тех времён старались держать в тайне. Норвежские, американские и британские капитаны не делились друг с другом информацией о местах охоты. И втихую почти полностью истребили здешних тюленей.

С тех времён на берегу осталась полуистлевшая деревянная лодка. Место для прогулок пингвинов – этой живой карикатуры на людей. Чарли Чаплин, придумывая экранный образ маленького бродяги, копировал неуклюжую походку этих птиц. Пингвин, между тем, птица солидная, почти ровесник динозавров. Возраст ископаемых останков первых пингвинов, которые обнаружили учёные, – 45 миллионов лет.

Пингвины любопытны и коммуникабельны. Человека не боятся, что чуть не погубило их. Первым пингвином, встреченным европейскими моряками, была бескрылая гагарка. Её назвали по-валлийски pengwyn, что означает «белая голова», вроде бы из-за белых пятен вокруг глаз. Тысячи лет она жила здесь, но к XIX веку прожорливые мореплаватели полностью её истребили. Что может быть удобнее, чем охотиться на нелетающую птицу? Сначала погубили гагарок, потом начали охотиться на антарктических пингвинов и даже на огромных императорских.

Пингвин на суше неуклюж и уязвим, но ведь в Антарктике у него нет сухопутных врагов.

– Эх, сюда бы нашего белого мишку, – шутили русские моряки на судне. – Уж он бы порезвился!

А что было бы, попади белые медведи в Антарктику? Летом хищник смог бы выжить, охотясь на пингвинов и тюленей. Но зимние месяцы он бы не пережил. Антарктика намного холоднее Арктики. Зимой температура воздуха на Ледяном континенте опускается до 60 градусов ниже нуля, а в воде сравнительно тепло – около нуля. Поэтому все млекопитающие Антарктики – водоплавающие.

На следующий день мы подошли к бухте Порт-Локрой. Вокруг, куда ни глянь, были разбросаны гнёзда дженту, или, как их иначе называют, субантарктических пингвинов. Красноклювые, с белой проседью на чёрных головах, эти птицы выглядели импозантно.

Нахохлившись, дженту высиживали яйца. Пока самка грела гнездо, самец охотился. Потом менялись. От гнёзд во все стороны отходили лучи помёта, который птицы «расстреливали» по сторонам, пока лежали без движения. На помёт есть охотники – белые ржанки, птицы-падальщики. Они селятся возле пингвиньих колоний и ждут удобного случая, чтобы украсть яйцо или заклевать малышей. А если не повезло, довольствуются отходами пингвиньей жизнедеятельности. Ржанки – большие скандалисты. На моих глазах, не поделив кучку помёта, две птицы устроили яростную схватку посреди пингвиньих гнёзд. Это вызвало негодование пингвинов. Гвалт среди белого безмолвия поднялся жуткий.

Пингвины сами не всегда ведут себя благородно. Их гнёзда сложены из мелких камешков. Тащить стройматериалы издалека неповоротливым птицам, понятное дело, лень. Поэтому они часто воруют камни у соседей. Количество и качество камней определяют социальный статус владельца гнезда.

Однажды в Антарктиде зоологи поставили эксперимент: выкрасили камни в зелёный цвет и сложили их кучей неподалёку от пингвиньей колонии. Птицы быстро обнаружили необычные зелёные камни. Таких здесь отродясь не видели. Какой-то отважный самец решил рискнуть и притащил камень в своё гнездо. А через несколько дней куча полностью исчезла. Пингвины оценили привлекательность зелёных камней, и в каждом гнезде появилось как минимум по одному.

Выжить в Антарктике

И опять мы в пути. Неожиданно антарктический сумрак прорезали лучи яркого солнца. Пассажиры высыпали на палубу полюбоваться проплывающими айсбергами и льдинами удивительных форм. Заснеженные горы ослепительно сверкали, на них было больно смотреть. Мы столпились на носу корабля, не веря своим глазам. От переполнивших чувств кто-то затянул песню.

Судно подошло к каналу Лемэр. К нему вели гигантские «ворота» – высоченные чёрные скалы в снегу. Их вершины утопали в медленно клубящемся тумане. Если где-то на планете и могли водиться мифические драконы, то именно здесь.

Судно встало на якорь, и мы высадились на остров Петерман. Здесь жили и работали американские биологи – изучали пингвинов и влияние туризма на их популяцию. По острову нам разрешили передвигаться только гуськом по дорожкам, чтобы не оставить глубоких следов в снегу – в эти дыры могли провалиться неосторожные пингвины. Сами птицы тоже любили гулять по протоптанным людьми тропинкам и очень напоминали солдат в окопах.

На острове Петерман сложили гнёзда пингвины дженту и пингвины адели – с нарисованными вокруг глаз тонкими белыми кругами. Тут же, рядышком, расположились длинноносые бакланы. Все птицы держались друг друга, ведь у них общий враг – поморник. Эти большие тёмно-бурые птицы с твёрдым клювом – самые выносливые пернатые Антарктики. Некоторые из них долетают до Южного полюса. Хищный поморник питается яйцами и птенцами пингвинов и других птиц. Противостоять крылатому разбойнику в одиночку невозможно, но вместе пингвины и бакланы способны защититься от налётов.

– Эй! Ты что? Кыш! Кыш! О боже! – замахал руками отставший от группы чилиец. На него напали поморники. Они проносились над его головой, яростно хлопая крыльями и щёлкая клювами. Должно быть, решили, что человек – какая-то разновидность хищников, возможные конкуренты в охоте на пингвинов.

На следующий день мы учились эвакуироваться с тонущего корабля. Командовал всё тот же старпом. Услышав гудки – серию коротких и один длинный, мы нацепили спасательные жилеты и собрались на верхней палубе возле шлюпок, озадаченно поглядывая друг на друга.

Шлюпки на «Алексее Марышеве» современные – с крышей. Похожие не на лодки, а скорее на батискафы. Такое плавсредство не потопит волна, в нём не замёрзнешь. В шлюпку по инструкции положены вёсла, хотя смысла в этом нет – закрывается она герметично.

Вместе со всеми я втиснулся внутрь. Пассажиры довольно сверкали улыбками в темноте и наперебой щёлкали фотокамерами. Старпом радостно потирал ладони – спас всех. На том учения и закончились.

Полярное сумасшествие

Следующая остановка на нашем пути – аргентинская база «Альмиранте Браун». Она расположена на Антарктическом полуострове, или, как его называют, Земле Грейама. До наступления лета база пустовала. Место, надо сказать, жутковатое…

С «Альмиранте Браун» связана драматическая история. В 1984 году врач аргентинской научной экспедиции отработал в командировке положенные 12 месяцев, тогда станция работала круглый год. Год в Антарктиде – не шутки! Выдержит не каждый. Врач с нетерпением ждал прихода корабля, нервно считая дни до «дембеля». Судно вот-вот должно было привезти его сменщика.

Ледокол «Альмиранте Ирисар» подошёл к берегу 12 апреля, но врачу объявили, что домой он не поедет – сменщик внезапно заболел, у него случился приступ аппендицита. Нельзя же лишить персонал станции медицинской помощи! Врачу приказали остаться ещё на одну зимовку во льдах. И у него помутился разум. Он схватил канистру с соляркой и поджёг базу… К счастью, оставшихся без жилья аргентинских полярников эвакуировало находившееся поблизости американское судно.

Неважная энергетика этих мест оказала влияние и на птиц. Поселение пингвинов на территории полярной базы выглядело как гетто. Его обитатели были измазаны в собственном помёте. Одна пингвиниха потеряла яйцо, сиротливо лежавшее в грязи неподалёку, и высиживала круглый камень. В проходах между гнёздами ходил здоровенный наглый пингвин и вытаскивал камни из гнёзд птиц послабее. Те возмущённо тянули шеи, раскрывали клювы, шипели и пытались клюнуть обидчика: «Это наши камни, наш-ши, наш-ши!..» Но здоровяк не обращал внимания и продолжал таскать булыжники к своему гнезду, уже напоминавшему шикарный особняк. Всё как у людей.

Следующую высадку мы сделали в Кувервиле, чтобы в очередной раз посмотреть на пингвинов. Некоторые мои спутники, правда, решили, что хватит с них птичек, и остались на борту. Напрасно! Погода стояла великолепная, у берега покачивались на волнах хрустальные айсберги невероятных форм.

Пожалуй, это самое красивое зрелище, которое я видел в жизни. Солнце играло на боках ледяных колоссов, по небу проплывали причудливые облака, похожие на летающие тарелки.

– Молодой человек, я скажу вам нечто важное, – обратилась ко мне пожилая англичанка, когда мы плыли на лодке в обратную сторону. – Здесь, в Антарктиде, я впервые почувствовала присутствие Бога. Как же ничтожен и беззащитен человек по сравнению с этой силой!

Я в это время думал о противоположном. О том, что эта земля совершенно беззащитна. Придёт сюда человек со своей техникой, шахтами, заводами и военными базами, и от неземной красоты ничего не останется.

Последней в этот день была высадка на чилийскую военную базу «Габриэль-Гонсалес-Видела». База занималась гражданскими делами – метеорологией и оказанием первой помощи нуждающимся кораблям. На базе работали четыре лётчика и три моряка. Деление условное – каждый освоил по 5–6 профессий. Например, повар Писарро по совместительству был парикмахером, завхозом, капитаном спасательной шлюпки и спасателем.

Пингвинов здесь было так много, что они путались у нас под ногами. Один умудрился проглотить палку. Её конец торчал у него из клюва. Бедолага так и стоял, пока чилийцы не пришли на помощь. Палку вытащили, и пингвин поспешил к своим. Вид у него был обиженный.

На базе есть сувенирная лавка – шапки, футболки, книги. Можно отправить домой открытку и поставить «въездной» антарктический штамп в паспорт. Я поставил – пусть пограничники удивятся.

В последний день путешествия нам было обещано купание в термальных источниках в кратере вулкана на острове Десепшн. Deception в переводе с английского значит «обман». К сожалению, название себя оправдало. Высадиться на остров мы не смогли. Волны с шумом бились о корабль, и старпома чуть не смыло за борт. Целый день пассажиры без толку слонялись по кораблю или играли в «эрудит». Другие слушали в кают-компании записи песен китов: гулкие, протяжные, успокаивающие звуки.

В Антарктической зоне лов китов запрещён международным договором. Но и сюда, случается, заходят японские суда, истребляющие китов в «научных целях». Антарктика – нейтральная зона, здесь нет ни полиции, ни пограничного контроля. Никто не может помешать китобоям и прочим браконьерам.

Миллионы лет назад Антарктида была частью гигантского материка – Гондваны. Здесь шумели доисторические леса и бродили динозавры. После того как от него откололись Южная Америка и Австралия, Белый континент остался в одиночестве. Несмотря на холодный и неприступный вид, который Антарктида на себя напускает, причинить ей вред легко, а уберечь – сложно.