Мать солдата – вдвойне солдат. Наша мамкинская армия всегда на посту: телефоны под рукой, уши-локаторы ловят любой сигнал, ведь важные сообщения из воинской части, где служат наши мальчики, могут поступить на родительский чат в самый неожиданный момент, и надо быть начеку! Спишь, ешь, работаешь – раздаётся пиликанье на телефоне из общего чата, и тут же: «Рота, подъём! Боевая тревога! Девочки, по местам!» – и все мамки выходят на связь не позже чем через 45 секунд, спичка не успеет догореть.

Вообще этот чат из лучших побуждений создал замкомандира роты специально для беспокойных родителей, чтобы не названивали в дивизию день и ночь, не толпились с передачками у КПП, не волновались напрасно. Какие-то вопросы, товарищи мамы? Вот вам, пожалуйста, фотоотчёты, как проходит служба, боевая подготовка, спортивные тренировки, культурные мероприятия. Ещё вопросы? Тогда формулируйте чётко и ясно, ответы по-солдатски лаконичны. Замкомандира хотел нас как-то упорядочить, обезопасить роту от женского хаоса.

Но как бы не так! Теперь он вынужден читать бесконечную женскую болтовню друг с другом, получать открытки-поздравлялки, смотреть умилительные видосики с кошечками и собачками, фотографии младших детей, их рисунки и поделки, фотонаблюдения за природой: «Смотрите, какой у нас выпал снег – деревья прямо сказочные!» – и тут же несколько ответов: «А у нас во дворе качели упали», «А у нас вообще кругом лужи. Сейчас сфоткаю и выложу».

Если учесть, что мам несколько десятков, а плюс к ним ещё и бабушки, и некоторые особо бдительные папы, и живём мы в разных городах и сёлах нашей большой страны с разными часовыми поясами – сигналы сообщений на телефоне пиликают спозаранку до поздней ночи. И ведь не отключишь звук, вдруг что-нибудь крайне важное!

Однажды бурные споры в чате закончились около трёх часов ночи, а уже в шесть утра телефон снова запиликал. С трудом разлепляю глаза, нащупываю на тумбочке мобильник, цепляю на нос очки, читаю в тревоге, а там: «С добрым утром, девочки! Всем хорошего дня!» – и штук пятнадцать смайликов…

Замкомандира молча терпел, санкции не применял, знал по опыту – женщины и сами друг с другом поссорятся. Так и случилось. Вскоре дружный родительский коллектив раскололся. Одни возмущались: «Хватит устраивать из общего чата «ТикТок»! Это армия, а не пионерский лагерь! Вам заняться нечем? Спать не пробовали?» Другие отвечали не менее пылко: «Надо же, какие бывают чёрствые люди. Мы же тоскуем по нашим детям и стараемся здесь поддерживать друг друга. Девочки, давайте уйдём от этих злых мамок и создадим свою отдельную группу, где будем вместе плакать и смеяться».

И ведь создали, и половина девочек там зарегистрировалась. Было даже такое: одна семейная пара разругалась прямо в общем чате и разошлась по разным группам. Муж остался со «злыми», а жена перешла на сторону «светлых».

Я сижу одной попой на двух стульях – правда, ни там, ни там стараюсь особенно не самовыражаться. Чат солдатских матерей мало отличается от школьных родительских собраний: если ляпнешь что-нибудь не то, тебе быстренько наваляют.

Женщины есть женщины, они то ссорятся, то мирятся. Скажем, неделю назад сразу несколько человек покинули группу. Оставшиеся их дружно осудили, а потом смотрю – те уже просятся обратно, причём их великодушно принимают.

Обе группы слились в экстазе за неделю до Нового года. Представляю, какой ужас испытал замкомандира, вынужденный пробираться сквозь этот бурелом страстей. Одна героическая мама взяла на себя хлопоты по сбору денег, закупке вкусностей для праздничного стола нашим солдатам и доставке их в часть. Другая предложила сделать поздравительное видео сыновьям, смонтировав его из отдельных роликов от каждой семьи. Солдат в нашей роте около семидесяти, вообразите, сколько у них родителей, родственников и друзей, которые жаждали их поздравить.

Это были сумасшедшие дни, телефон не смолкал круглые сутки: обсуждали, какие продукты брать, спорили, отчитывались чеками, спрашивали, как снять ролик, что говорить в кадре, записывали кучу длинных голосовых сообщений. «Девочки,  я не могу ничего снять, – жаловалась одна из группы «светлых». – Только начинаю записывать и сразу плачу, так по сыну скучаю. Уже дублей двадцать запорола!»

«И я тоже, – поддерживала другая, – хотела снять что-нибудь смешное, напялила на голову плюшевые оленьи рога, намазала нос красной помадой, начала читать стишок:
Ну-ка, парень, стань-ка смирно,
Слушай мой скорей приказ:
В Новый год войти счастливым!
– и разрыдалась прямо в камеру».

«Ну вы даёте, – удивлялась третья, – мы с мужем, наоборот, ржём как ненормальные. Он в кокошнике Снегурки, я с бородой Деда Мороза, только начинаем поздравление, но как посмотрим друг на друга, так из кадра и выпадаем от хохота».

«А у нас вообще каменные лица, муж боится камеры, бабушка цепенеет, я – страшная».

«Сняли видео, я там такой крокодил, сын застесняется свою маму».

«Девочки, не волнуйтесь, для ваших сыновей вы самые красивые и любимые, они счастливы увидеть вас в любом виде, даже в маске крокодила».

«У меня хорошая идея – снять видео на улице у наряженной ёлки. Я готова и сама на ёлку залезть, лишь бы было весело».

«Конечно, у вас в городах есть наряженные ёлки, а у нас в деревне только сугробы да стога сена».

«Так и снимайтесь на фоне сена, это же его родина, он обрадуется!»

«Отставить ныть! Я дочь потомственного офицера и знаю, что главное – заставить себя собраться. Карамельку за щёку и вперёд!»

«Точно, мы же не актрисы какие-то и не претендуем на приз «Кинотавра», главное – снять с душой».

А вот мы с Ирэн, девушкой моего сына Стёпки, наоборот, актрисы какие-то, но нам от этого не легче. Делали дубль за дублем каждая в своей квартире, обменивались, обсуждали, браковали, переснимали, придумывали общую концепцию. Стёпин дед участвовать в съёмках отказался наотрез, объявив, что он не «китофоногеничен».

Целый день я снимала себя в разных ракурсах, выставляла свет, сочиняла фон из новогодних украшений. Специальных осветительных приборов в доме нет, я включила люстру, собрала в одном месте все настольные лампы, светильники, цепляла на них фильтры из белой бумаги, лазала по стремянке с телефоном, чтобы в кадр попали и я, и светящаяся гирлянда под потолком, и рождественский веночек на стене.

Рискуя свалиться, балансировала на самой верхней ступеньке, вывернувшись в неестественной позе, одновременно ловила свет лицом, уже через силу улыбаясь, говорила возвышенные речи поставленным голосом ведущей, но с юморком, как мне казалось. Спускалась вниз, что-то недовольно переставляла и опять карабкалась на стремянку. За день налазала с километр, сняла сотню вариантов.

Ирэн, в свою очередь, весь день разучивала и записывала какой-то хулиганский рэп, подыгрывая себе на синтезаторе. Я пыталась вникнуть в текст песни, но ни черта не понимала. Ирэн уверяла, что это их со Стёпой локальный юмор и он разберётся.

Он-то, может, и разберётся, но наши с ней ролики совсем не монтировались ни по смыслу, ни по стилю. Уже ночью, обессиленная, отправила наши опусы другу Мишке, профессиональному режиссёру: «Склей нас вместе как-нибудь, только поскорее, счёт идёт на минуты, пора высылать, все уже сдали свои работы».

Мишка в тот момент ехал в «Сапсане» через леса и поля, интернет пропадал, пассажиры уже спали.

– Ну, вы и наснимали, – ворчал он сонно. – Что за Малый театр ты устроила? Наиграла сорок бочек арестантов. А у девчонки прикольно вышло, бери пример с молодёжи.

Пришлось плюнуть на все мои постановочные страдания, свет я уже не выставляла, на стремянку лезть не было сил. Наскоро переделав свою торжественную речь в рэповой манере, сняла это с одного дубля и снова отправила Мишке.
– Да уж, рэпер из тебя тот ещё, – усмехнулся он в трубку. – Ладно, смонтирую вашу оперетку. Правда, вместе вы смотритесь, как дуэт Децла и Кобзона на «Голубом огоньке».

Три дня наша энтузиастка из родительского штаба сидела за компом, собирала и монтировала общий ролик, подкладывала под видео новогодние песенки, украшала салютами, фейерверками, снежинками и конфетти, наконец отправила работу в общий чат на наш суд.

Не знаю, с каким чувством смотрели это видео остальные участники съёмок, но мы со Стёпиным дедом растрогались сильно, я то и дело снимала очки и промокала глаза, а дед смотрел ролик только одним своим зрячим глазом, зато плакал двумя.

Это было какое-то «Поле чудес», фонтан «Дружба народов» и Олимпиада-80! Люди из разных городов, от Красноярска до Краснодара, от Вологды до Саратова, от Самары до Москвы, разных национальностей, культурных и социальных слоёв впустили друг друга в свои дома и квартиры. Шумные и разудалые, стеснительные и запинающиеся, подчёркнуто элегантные, приколисты-юмористы и строгие, как на старинных семейных фотографиях, – все мы были объединены общей целью: поздравить своих мальчишек, признаться им в любви, сказать, что ждём их с нетерпением, гордимся ими, пожелать сил, выдержки и доброй службы.

Конечно же, все, как и мы с Ирэнкой, очень старались и готовились к этому поздравлению: на фоне украшенных новогодних ёлочек, в немыслимых новогодних костюмах или в лучшем своём скромном платье, все увешаны новогодней мишурой. У одного пожилого дяденьки в парадной военной форме на кителе красовались ордена и медали, у маленькой старушки на голове была кокетливая пластмассовая шляпка с перьями. И на многих видео бегали и летали домашние питомцы, ползали, прыгали и лопотали маленькие братья и сёстры, махали в камеру ручонками и посылали воздушные поцелуи.

После такого беспрецедентного видео даже самые строгие мамы и папы забомбили чат своими восторженными отзывами, а замкомандира роты ничего не оставалось, как пообещать, что наш фильм обязательно покажут солдатам в Новый год. И они снимут нам свою поздравительную ответку. И они сняли, и мы посмотрели, и это было здорово.

Наша рота 31 декабря отправлялась в Москву на дежурство – в оцеплении следить за порядком. Никто не знал точно, во сколько и где они будут стоять – на Красной площади, в Зарядье или на Каменном мосту, а может, в каком-нибудь парке. Стёпка категорически запретил нам с Ирэнкой искать его, сказал, что он будет на работе, отвлекаться нельзя и разговаривать им тоже запрещено.

– Но мы же всё равно пойдём, правда? – спрашивала меня Ирэн. – Я уже представляю, как мы стоим с ним на расстоянии и молча смотрим друг на друга, как Штирлиц с женой на встрече в кафе.

– Обязательно пойдём, – обещала я. – Начнём с Зарядья, ты станешь его высматривать с одной стороны парка, я – с другой, чтобы сократить время поиска. Будем держать связь, кто первой обнаружит – звонит другой.

Нашим планам не суждено было осуществиться. Ирэн накануне свалилась с высокой температурой, ко мне же на Новый год пришёл в гости друг Мишка и объявил, что не собирается участвовать в авантюре, таскаясь всю ночь по Москве. Но под бой курантов, которые Стёпа слышал в непосредственной близости от Кремля, а мы по телевизору, я подняла бокал шампанского и загадала, как и обещала ему, самое заветное своё желание: «Сынок, чтобы всё у тебя было хорошо!»

После ночного дежурства, когда солдаты отоспались, им накрыли стол из родительских угощений, включили наш фильм и выдали телефоны для звонков близким.

Стёпка рассказал мне, как он стоял на Каменном мосту рядом с Красной площадью, работал агитатором, помогал гуляющему люду ориентироваться, потому что не все уже были в состоянии найти Кремль. Над Москвой-рекой был красивый салют, все кричали «ура!», поздравляли друг друга и наших солдатиков, и было полное единение народа.

Два незнакомых друг с другом мужика стояли рядом на мосту и открывали шампанское. Первый лихо встряхнул бутылку, откупорил, пробка выстрелила вверх, за ней взметнулась струя игристого. Второму мужику это показалось очень эффектным, он решил проделать то же самое, встряхнул бутылку, но та выскользнула из рук и упала в реку. Как же печально он следил за её полётом. Но первый хлопнул его по плечу и протянул свою бутылку, мужики выпили вместе и побратались.

К Стёпке подошла какая-то бабушка: «С Новым годом, внучок! Замёрз, наверное?» – протянула мандарин, а потом попросила нагнуться и стряхнула снег с его шапки.
Слушая этот рассказ, я немножко заревновала и, хлюпнув носом, сказала Стёпке: «На её месте должна была оказаться я!»

Прошёл слух, что наших ребят могут снова отправить в оцепление на Рождество. Я твёрдо решила, что пойду искать Стёпку, затарившись конфетами и мандаринами. Но в последний момент сын позвонил и дал отбой – в этот день дежурит другая дивизия. А я всё равно поехала в центр, хотя бы пройтись тем маршрутом, где мог стоять мой сын.

Прогулявшись в праздничной толпе по Никитской, самой красивой улице Москвы, завешанной сказочными гирляндами, я вышла на Красную площадь к весёлым каруселям и катку. Снега даже у Кремля было по щиколотку, убирать его не имело смысла, потому что он всё шёл и шёл. На спуске к Александровскому саду стояли солдатики Росгвардии, такие же пацаны, как и наши. Я подошла к одному из них и спросила, из какой он дивизии, назвала номер нашей части, поделилась, что там служит мой сын.

Мы разговорились. Я сказала, что прежде смотрела на солдат в оцеплении безо всякой симпатии, а теперь понимаю, что все они тоже наши мальчишки. Потом сунула ему в карман мандарин и несколько конфет. Он смутился.

– Спасибо большое, но нам вроде как не положено.

– Никто не заметил, – улыбнулась я, – А можешь, пожалуйста, наклониться, а то ты очень высокий.

Солдат растерялся – кто знает, что в голове у странной тётки, вдруг полезет целоваться. Тогда я встала на цыпочки, подняла руку и стряхнула снег с его шапки. Он засмеялся, а я на прощанье добавила: «С Рождеством, сынок!»